— Не надо этих намеков, — попросила она, с трудом сдерживая свое собственное страшное волнение, от которого у нее бурно колотилось сердце и захватывало дыхание. — Скажите мне прямо, что тяготит ваше сердце? Я буду спокойна, каковы бы ни были эти разоблачения.
Старый живописец поспешно наклонился над больной и прошептал ей на ухо несколько слов.
— Она еще не должна знать? — спросила старушка, с неудовольствием поворачивая голову, — а почему? Что же ждать, когда ты вернешься из Лондона? А если — с пустыми руками, то это навсегда останется покрыто непроницаемым мраком? Нет, пусть она хоть знает, что из отцовского дома выгоняют законного наследника, потому что он не может представить ничего письменного. Макс — вам такой же брат, как и тот злой, что сидит в конторе, — сказала она с неумолимой решительностью молодой девушке, — Бланка в течение года была вашей матерью, — она была второй женой вашего покойного отца.
Больная в изнеможении опустила голову на подушку, Маргарита же в течение нескольких мгновений стояла, как окаменелая. На нее подействовало не столько внезапное раскрытие самого факта, сколько яркий свет, в одно мгновенье озаривший целый ряд различных непонятных явлений.
Да, значит, именно этот тайный брак так ужасно омрачал последние годы жизни ее отца; она знала теперь, он нежно любил сына от второго брака, но тем не менее не находил в себе мужества открыто признать его. Она знала также, что в тот ужасный момент, когда он боялся, что его любимый сын лежит убитый под обломками обвалившейся крыши, в нем созрело твердое решение восстановить его в своих правах. «Завтра утром там, наверху, разразится буря, такая же яростная, как та, которая теперь потрясает наш дом», — сказал он в ту бурную ночь, указывая на верхний этаж. Смерть избавила его от столкновения с предрассудками высшего света, которых он так боялся, но какой ценой!..
— В ваших руках нет никаких письменных доказательств? Вы, кажется, так сказали? — сдавленным голосом проговорила молодая девушка.
— Никаких, — беззвучно ответил старый живописец, и в его взгляде, брошенном на молодую девушку, выразилось горькое разочарование, — по крайней мере таких, которые имеют силу пред законом; покойный взял их к себе после смерти моей дочери, но потом они бесследно исчезли.
— Они должны найтись и найдутся, — твердо произнесла молодая девушка, а затем пошла в кухню и тотчас же снова вернулась, держа маленького Макса за руку. — Он всю жизнь будет мне милым братом, — она обняла одной рукой мальчика, а другую, как бы охраняя, положила на кудрявую головку, — этот ребенок является для меня священным наследием моего отца. Никто не был посвящен в тайну последних лет его жизни, только мне он под конец сделал некоторые намеки; правда, они были загадочны для меня, но теперь я знаю их разгадку; если бы мой отец прожил еще два дня, то этот бедный сиротка уже давно бы носил наше имя. Но я не успокоюсь до тех пор, пока не исполню его последней воли и желания, которое пред смертью всецело поглощало его ум и сердце. Не говорите больше, — протягивая руку, сказала она больной женщине, которая с выражением полного счастья на лице силилась что-то ответить, — теперь вы должны отдохнуть. Не правда ли, Макс, бабушке надо поспать, чтобы она скорее опять была здоровой?
Мальчик кивнул головой, погладил руку бабушки и снова занял свое место у постели, тогда как молодая девушка в сопровождении Ленца вышла в столовую. Там в глубокой оконной нише он шепотом коротко сообщил ей некоторые подробности. Маргарита тихо плакала; потрясение было слишком сильно, но ради больной она мужественно сдерживала волнение; теперь же наступила реакция, и она больше не могла сдерживать слезы облегчения.
Перед уходом она еще раз заглянула в спальню. Маленький Макс, указав на бабушку, приложил палец к губам; она спала, по-видимому, крепко и сладко. Больная сняла тяжесть со своей души, и существо, более молодое и сильное, взяло ее на себя.
Несколько минут спустя Маргарита снова поднималась по лестнице на чердак пакгауза; она шла, как во сне. Прошло не более получаса с тех пор, как она, ничего не подозревая, спускалась по этим самым ступенькам; но какую перемену обстоятельств заключали в себе эти полчаса! Теперь ей было ясно, почему отец взывал ее к любви и верности! Он обвинял себя в роковой слабости — боязни, что высший свет подвергнет его опале и презрению вследствие его второй женитьбы; вот что отравляло его существование!..
Маргарита невольно остановилась и посмотрела на главное здание; резкий ветер свистел в открытое чердачное оконце, на котором, как драконовы зубы, висели блестящие ледяные сосульки. Девушка вздрогнула, но не от холода; она представила себе ту борьбу, которая разыграется в старом доме, пока восторжествует право и мальчик получит возможность поселиться в отцовском доме. Разве больная Ленц не была права, разве этот красивый, сильный мальчик не был истинным даром Божьим для лампрехтского дома? Но какое дело до этого было холодной, высокомерной старухе в верхнем этаже? Мальчик был внуком презренного старого художника, и этого было достаточно, чтобы вызвать ее негодование и побудить ее как можно дольше оттягивать признание сироты. А Рейнгольд, этот бережливый купец, уже обеими руками державшийся за унаследованный денежный ящик? Он не выдаст ни одного гроша без упорного сопротивления.
Маргарита пошла дальше по скрипучему полу. Ах, да, на него ступали не только грубые сапоги укладчиков!.. Девичьи ножки также касались этих неостроганных досок… «Белая голубка когда-то летала здесь взад и вперед». При этой мысли яркая краска залила лицо молодой девушки, и она закрыла его обеими руками; затем она быстро направилась к двери, ведущей в коридор, не подозревая, что ее там действительно ждет беда.
XXV
В главном здании в это время разыгралась тревожная сцена. Варвара носила обойщикам наверх завтрак; после короткого разговора с ними она открыла дверь, чтобы выйти из красной гостиной, но тотчас же с шумом захлопнула ее и с громким криком бросилась назад в комнату. В первую минуту старая кухарка не могла выговорить ни слова; указывая рукой на дверь, она упала на ближайший стул и закрыла голову передником. Однако в коридоре буквально не было ничего особенного, как уверял один из рабочих, вышедший, чтобы посмотреть, что нагнало такой страх на старуху.
— Понятно, не все это увидят! Ах, это была моя смерть! — простонала Варвара из-под передника.
Она попыталась снова подняться на ноги, но они так ослабели и так дрожали, что старуха была вынуждена довольно долгое время просидеть на стуле. Она лишь боязливо, понемногу откинула свой передник и бросила вокруг боязливый взгляд; ее обыкновенно румяный цвет лица сменился мертвенной бледностью. Однако она молчала; ведь тут были чужие люди, а пред ними нечего распускать язык — они станут болтать, и тогда через полчаса весь город будет знать о том, что случилось в доме Лампрехтов!..
К счастью, рабочие скоро окончили работу, и Варваре пришлось возвращаться не одной; она шла, не глядя по сторонам, и, наконец, снова добралась до своей кухни; она была похожа на привидение, в изнеможении опустилась на табуретку и тут снова обрела дар слова. Та, с «рубинами», явилась теперь и ей; пусть только кто-нибудь станет разубеждать ее в том, что она видела собственными глазами, пусть только попробует.
Фридрих и Летта разинули рты; кучер тоже подошел, и как раз в тот момент, когда Фридрих спрашивал: «Она опять была в зеленом платье со шлейфом, как тогда?» — из конторы пришел ученик за стаканом сахарной воды для своего патрона.
— Сохрани Бог, вовсе не в зеленом! — задыхаясь, ответила Варвара, энергично качая головой. — Белая, белоснежная, она скользнула за угол! Она, вероятно, совсем такая же лежала в гробу!
За этим последовало точное описание, от которого у ученика волосы стали дыбом на голове.
Через него событие дошло до конторы. Рейнгольд очень рассердился на продолжительное отсутствие юноши, и тот объяснил его переполохом на кухне.
Молодой хозяин тотчас же отправился туда. На нем были толстый сюртук на меху и теплая шапка.
— Ты сейчас же пойдешь со мною наверх и покажешь мне то место, где ты видела белую даму! — строго приказал он старой кухарке, дрожавшей всем телом. — Я хочу знать, нельзя ли, наконец, допытаться, что это за привидение. Вы, трусы, рассказываете по всему городу всякие сказки. Как же после того найти жильцов, если я вздумаю отдать все лишние помещения? Вперед, вперед, Варвара! Ты ведь знаешь, что я не люблю шутить.
Дрожащие губы Варвары не произнесли ни одного звука возражения, и она с подгибающимися коленями пошла по лестнице за хозяином в сени. Ее сопротивление на углу коридора тоже ничему не помогло: Рейнгольд схватил старуху за руку и потащил мимо глазевших на нее портретов до лесенки, ведущей на чердак пакгауза.
