Пустыня, окружающая оазис Хорезма с запада и востока, — странная пустыня. Между тяжелыми грядами песков, среди гребней барханных цепей, на вершинах пустынных пестрых скал отрогов Султан-Уиздага, на обрывах Устюртского Чинка, на плоских розоватых поверхностях такыров — повсюду на площади в сотни тысяч гектаров мы встречаемся со следами человеческой деятельности. Это двойные линии обветренных бугров, пунктиром тянущиеся на десятки километров, — остатки обочин древних магистральных каналов, шашечный рисунок оросительной сети на такырах. Это покрывающие такыры на протяжении десятков квадратных километров бесчисленные обломки керамики, то красной гладкой и звонкой, то грубой красновато-коричневой, то многоцветной поливной, фрагменты меди, железа, наконечники древних трехгранных бронзовых стрел, серьги, подвески, браслеты и перстни, среди которых можно нередко найти геммы с изображением всадников, грифонов и гиппокампов, терракотовые статуэтки мужчин и женщин в своеобразных одеждах, фигурки коней и верблюдов, быков и баранов, монеты с изображением царей в пышных уборах на одной стороне и всадников, окруженных знаками древнего алфавита, — на другой. Это остатки древних жилищ, поселений, городов.
Иногда это лишь слабые следит на блестящей поверхности такыра — остатки плакировок древних жилищ, красноватые кольца некогда врытых в землю и срезанных в уровень с такыром пуфосов — хумов. Иногда это целые мертвые города, селения, крепости, замки, развалины целых, некогда населенных районов. Постройки их возвышаются на 10–20 метров над руслами сухих, развеянных ветром и занесенных песком каналов. Величественны их суровые стены с узкими щелями стреловидных бойниц, грозные башни, круглые и стрельчатые арки порталов.
Помню, однажды, после тяжёлого перехода через пески, я со своими спутниками — рабочим казахом С. Урюмовым и фотографом Е. А. Поляковым — вышел на пространство Ангка-калинских такыров. У ног наших верблюдов, у подножья пройденных песчаных холмов, расстилалась гладкая глиняная равнина, покрытая багряной россыпью античной керамики. А над ней поднимался квадрат серовато-розовых сырцовых стен, покрытых частыми, высокими щелями стрельчатых бойниц с прямоугольными башнями по углам и посредине пролетов.
Крепость, простоявшая больше полутора тысячелетий, казалась покинутой только вчера.
Наш маленький караван прошел между мощными пилонами ворот, внутри прохода которых тоже глядели настороженным взглядом темные щели бойниц, и вышел на гулкую площадку двора. Такыр двора, растрескавшийся многогранниками, в щелях между которыми зеленели ростки пустынной растительности, казался вымощенным булыжником. Я поднялся по песчаному откосу на стену и пошёл узким коридором стрелковой галереи, спугнув по дороге нашедшую здесь убежище степную лисицу.
Малиновое пламя заката, охватившее западную половину горизонта, предвещало разразившуюся на следующий день песчаную бурю. И там, на западе, за тяжелой грядой пройденных нами песков, в багряное море зари врезались черные силуэты бесчисленных башен, домов, замков. Казалось, это силуэт большого многолюдного города, тянущегося далеко на север, где темнеет абрис суровых хребтов Султан-Уиздага, замыкающий с севера горизонт.
Но мёртвая тишина пустыни, предгрозовое молчание песков окружали меня. Этот, созданный некогда трудом человека, мир был мёртв. Замки и крепости, города и жилища стали достоянием воронов, ящериц и змей.
Это ощущение сказочности, призрачности окружающего, забываемое в разгаре работ, в оживлении экспедиционного лагеря, неизменно выступало в дни одиноких разведок. Когда я целыми днями бродил один по такырам мёртвых оазисов Беркут-Калы и Кават-Калы, нанося развалины на планшет, нередко это ощущение становилось особенно острым. Дома и замки VIII–XII веков стояли почти не тронутые временем. Гладкая поверхность такыров зеленела эфемерной растительностью. Повсюду до горизонта поднимались среди песков силуэты построек. Казалось, что ты затерян в каком-то заколдованном царстве, в мире миража, ставшего трёхмерным и материальным. Но сказку надо было сделать историей. Надо было прочесть глиняную летопись мертвого Хорезма.
О древнем Хорезме мы знали очень мало, почти ничего. До нас дошли ничтожные сведения о периоде, предшествовавшем здесь арабским завоеваниям. В годы жестоких битв и порабощения Средней Азии арабами (в VII и VIII веках) погибло многое из сокровищ древней цивилизации. Погибли и древние исторические хроники Хорезма, сожженные арабским полководцем Кутейбой, покорившим Хорезм в 712 году.
Великий хорезмийский учёный рубежа X и XI веков Абу-Райхан ал-Бируни сообщает нам в своей книге о летоисчислениях древних народов:
«И всеми способами рассеял и уничтожил Кутейба всех, кто знал письменность хорезмийцев, кто хранил их предания, всех учёных, что были среди них, так что покрылось все это мраком и нет истинных знаний о том, что было известно из их истории во время пришествия к ним ислама».
А нам было важно узнать именно то время, которое предшествовало нашествию арабов и приходу ислама.
Нам нужно было узнать, какой был строй в эпоху до арабских завоеваний, какая была письменность, как были развиты ремесла, искусства; как было развито земледелие, какие были культурные связи с другими странами Передней Азии.
Буржуазные историки много говорили о благотворном влиянии арабской культуры на развитие среднеазиатской цивилизации. Так ли это? Действительно ли были благотворны походы чужеземных захватчиков, огнём и мечом прошедших по цветущим землям Средней Азии?
Исторические данные говорят нам о том, что в начале XII века Хорезм стал центром величайшей империи Востока, распростёршейся от границ Грузии до Ферганы и от Инда до Северноаральских степей. События его истории оказываются в центре внимания восточных источников. Этот головокружительный подъем до того почти безвестной, расположенной на окраине мусульманского мира, страны производит впечатление совершенной неожиданности.
Какова же роль Хорезма в древней истории Среднего Востока?
Страницы потерянной книги, уничтоженной Кутейбой, могли восстановить только археологи. Перед нами был блестящий пример. Все мы знаем, что еще в начале XIX века было мало известно о древней истории Египта, Вавилона, Ассирии. Наука фактически ничего не знала о таких могущественных государствах древнего Востока, как Хеттское, Митаннийское, Урартийское.
Та обширная глава всемирной истории, которая сейчас является достоянием каждого грамотного человека, почти целиком обязана своим созданием упорным археологическим работам, которые развернулись на Ближнем Востоке в XIX столетии и с успехом продолжаются в настоящее время.
По следам археологов, опираясь на добытые ими материалы, двинулась армия филологов различных специальностей. Возникновение этих специальностей было бы невозможно без успехов археологии.
Только на основе поистине титанической, невероятно трудоемкой и сложной черновой работы археологов оказалось возможным создать грандиозную картину древневосточной истории, без учета которой теперь немыслимо понять общий ход всемирно-исторического процесса.
Мы знаем вместе с тем, сколько трудностей, ошибок и разочарований было на этом пути, сколько точек зрения было выдвинуто по каждому, часто самому мелкому вопросу, сколько гипотез было отброшено и сколько, после всего, что было сделано, осталось неясного, спорного, неисследованного.
Наша задача состояла в том, чтобы, проникнув в заколдованное царство древнего Хорезма, рассмотреть за фантастическим покровом очертания исторической правды, научиться читать своеобразную глиняную летопись мертвых городов. Задача была далеко не лёгкой. Немало лет прошло, прежде чем место первоначальных определений и опытов исторического осмысления отдельных фактов заняла хотя далекая от полноты, но все же связная в своих общих очертаниях картина исторического развития хорезмийской цивилизации.
На землях древнего орошения
Мы были не первыми советскими археологами, посетившими развалины древнего Хорезма. В 1928–1929 годах в районе развалин средневековой столицы хорезмшахов — Ургенча (ныне городок Куня-Ургенч в Ташаузской области ТССР) работала экспедиция А. Ю. Якубовского, давшего первое научное описание ургенчского комплекса архитектурных памятников.
В 1934 году в Ташаузской области ТССР, на развалинах средневекового Замахшара, работала экспедиция М. В. Воеводского. Однако обе экспедиций затронули лишь средневековые слои этих памятников. Древнего, домусульманского Хорезма впервые коснулась экспедиция ташкентских археологов Я. Гулямова и Т. Миргиязова, раскопавших в 1936 году зороастрийский могильник середины I тысячелетия нашей эры на холме Кубатау, близ Мангыта.
