Осенью 1833 г. Остин ссудил Дизраэли 300 фунтов дополнительно к тому, что он одалживал ранее. Но это была капля в море. Другие кредиторы брали за горло, и Дизраэли оказался на грани катастрофы. Пришлось опять клянчить деньги у Остина. 30 ноября 1833 г. он пишет своему другу-поверенному умоляющее, с некоторой примесью фантазии письмо. Дизраэли сообщает, что его «самые неотложные долги составляют 1200 фунтов». Здесь же он строит малореальную схему издания своих произведений в известном издательстве и называет суммы, которые якобы ему принесет эта операция. Сейчас он просит Остина ссудить ему на год 1200 фунтов и предлагает в виде гарантии официально передать ему авторские права на свои произведения. «Если я умру, у Вас будет двойная гарантия, — пишет Дизраэли и заключает: — Помогите мне сейчас, и всей своей будущей карьерой я по существу буду обязан Вам». Это мольба о помощи человека, оказавшегося в отчаянном положении.
И опять-таки ситуацию и поведение Дизраэли необходимо рассматривать с учетом существовавших тогда в Англии, да и не только в Англии, и в России тоже, нравов и обычаев в тех кругах общества, к которым принадлежал Дизраэли. Большинство его друзей и знакомых по Вестэнду «были по уши в долгах». Люди света тратили деньги зачастую безрассудно и залезали в долги к ростовщикам в расчете на то, что какое-то неожиданное наследство, выгодная женитьба помогут выпутаться. Надежды на авось в денежных делах, безответственные расчеты на то, что все как-то образуется, стали традицией и даже модой в XIX в. у определенного слоя общества.
Остин был добрым человеком и хорошо расположен к Дизраэли, но он был здравомыслящим и осторожным бизнесменом. И его очень огорчали и настораживали авантюристические выходки Дизраэли, к числу которых он относил и расходы на избирательные кампании в Хай-Уикомбе, и скандальную связь с Генриеттой Сайкс, и светскую жизнь. Поэтому он дал Дизраэли вежливый отказ: «Для меня было бы очень неудобно ссудить Вам такую сумму… Я считаю, что обеспечение очень ненадежно… Мне не хотелось бы думать, что Вы скрыли от меня истинные размеры ваших затруднений (т. е. долгов)». Далее следует вполне естественный совет — обратиться за помощью к отцу, другим родственникам и друзьям.
Ответ был не просто отрицательный, но весьма холодный. Остин полагал, что после этого он уже никогда не увидит Дизраэли и не услышит от него ничего. Но не тут-то было. В экстремальных, как сейчас говорят, случаях Дизраэли мог прятать свое самолюбие в карман. 3 декабря он опять пишет Остину. Зная, что Остин не одобряет трату денег на экстравагантные выходки, он оправдывается: «Что касается моих долгов, то это целиком и исключительно расходы по выборам». Непонятно, зачем Дизраэли лукавил, ведь он не мог не предвидеть, что Остин осведомлен о других статьях его расходов. Тут же Дизраэли сетует, что «в спешке предложил недостаточные гарантии», теперь он готов сделать их более основательными.
Дизраэли откровенно объясняет Остину, почему он не может обратиться к отцу. Отметим, что он не говорит, что у отца недостаточно средств, чтобы выручить сына. Значит, отец имел состояние, позволявшее оказать сыну необходимую помощь. Дело было в другом: «Я действовал вопреки его настоятельным пожеланиям и основывал свою оппозицию ему на желании быть независимым». Имеются в виду, конечно, пожелания отца относительно избрания солидной и надежной профессии и совершенствования в избранном деле. «Теперь же я не хочу обращением за деньгами в чрезвычайных обстоятельствах… вновь вызывать к жизни эту крайне болезненную тему». Что же касается других родственников, то, продолжает Дизраэли, у него никогда не было тесных или дружеских отношений ни с кем из них. Здесь Дизраэли откровенен и правдиво повествует о своих отношениях с отцом и семьей. Он мог бы для полноты картины добавить, что отцу и семье очень не нравились, как они считали, чрезмерное честолюбие Бенджамина, его активность в свете, история с Генриеттой и другие подобные вещи.
Заканчивается письмо жалобой на то, что обстоятельства вынуждают его написать «это унизительное письмо», и словами: «Прощайте! Благодарю Вас за все, что Вы сделали для меня в прошлом». Казалось бы, теперь всё — конец отношениям между друзьями. Но Остин отвечает и на это письмо. Сара Остин от себя пишет, что ей хочется вернуть Дизраэли в дом как старого друга. В конце концов Остин явно под настойчивым воздействием жены дает Дизраэли 1200 фунтов.
Конечно, Дизраэли деньги в срок не вернул. Продолжалась болезненная и унизительная переписка с Остином. Поверенный утверждал, что, если долг не будет урегулирован, он вынужден будет действовать согласно закону. Дело принимало серьезный оборот. Отец, будучи в курсе дела, посылает Бенджамину «200 фунтов, чтобы не допустить его заключения в тюрьму», как замечает Жермен. В 1836 г. ситуация продолжала оставаться острой. Теперь спасать Дизраэли принялись другие силы. Его проблемами занялся юрист У. Пин. Именно он улаживал дело сэра Френсиса Сайкса и Генриетты Сайкс после разрыва между ними. Третий баронет пошел на определенные материальные жертвы в пользу Генриетты. И как замечает Жермен, Пину удалось «удержать шерифа вдали от двери дома Дизраэли». На этот раз финансовая поддержка была оказана Дизраэли «другим лицом, возможно даже ее оказала леди Сайкс» из денег, полученных в виде отступного от сэра Френсиса. Все это уладил, опять-таки временно, Пин, и Дизраэли вновь занялся «изготовлением литературных произведений, делающих деньги», и своими избирательными делами. Однако литературное творчество очень редко обеспечивает большие доходы. Дизраэли писал довольно много, и, как правило, гонорары были неплохи, но их не хватало для погашения долгов. Это тяжкое бремя Дизраэли пришлось нести на протяжении почти всей жизни.
ВИКТОРИЯ СТАНОВИТСЯ КОРОЛЕВОЙ
Английская монархия в первой трети XIX в. находилась в состоянии крайнего упадка. Корона — символ государства — была втоптана в грязь царствовавшей ганноверской династией, многочисленные представители которой достигли крайней степени разложения. Поведение царствующих особ и принцев королевской крови было известно не только узкому кругу сильных мира сего, но и практически всей сознательной части общества.
Царствовавшая с 1714 г. ганноверская династия, когда она сменила династию Стюартов, отличалась тем, что некоторые ее представители были психически ненормальными в точном значении этого слова и все они женились на принцессах из германских княжеств. Английские короли, начиная с Георга I, одновременно являлись и курфюрстами, а затем королями Ганновера — области, расположенной на северо-западе Германии, и монархами Англии.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
