— Нет, Фанфан, нет! Постой! Расскажи только, как тебе удалось выбраться оттуда?
— Ты же сказал мне: «Выкручивайся», вот я и выкрутился… Когда уланы подошли, чтобы подцепить нас, я пробрался к углю и вывалялся в нем с головы до пяток. Потом я навел косметику превосходной черной краской из колесной мази и стал негром, настоящим негром самого чудесного черного цвета. Англичанишки приняли меня за кафра и называли «боем»[94]. А невеселое, скажу тебе, занятие — быть здесь кафром или боем. Англичане, едва увидев меня, тут же влепили несколько здоровенных пинков сапожищами по задку моей кареты, приговаривая:
«Пошел прочь, мошенник!» Я, разумеется, не заставил их повторять это напутствие и помчался в лагерь. Там меня били за черную кожу. А здесь тоже побили, да еще наврали, что ты умер. Но, как видишь, я решил сам убедиться в этом. Теперь я с тобой. Ты жив… Молчи! Тебе нельзя говорить… Я счастлив! Бегу мыться. Потом вернусь и буду по-братски за тобой ухаживать.
ГЛАВА 7 Выздоровление. — Сорви-голова хочет вернуться на фронт. — Пятнадцать дней спустя. — Битва на Спионскопе. — Луи Бота. — Наступление буров. — Страшная пальба. — Пленники. — Смерть генерала Вуда. — Горе капитана Сорви-голова. — Последняя воля. — Патрик Ленокс. — Возвращение под Кимберли
Современная «пулька», как, по свойственной ему склонности к деликатному обращению, называл ее доктор Тромп, и на этот раз оказалась гуманной.
Выздоровление Жана Грандье шло с поразительной быстротой.
Этому немало способствовали, кроме неустанного внимания доктора Тромпа и ухода преданного Фанфана, крепкий организм и неугасимая воля к жизни нашего героя.
Не обошлось, конечно, и без асептики.
— Видите ли, дорогой мой, — повторял своему пациенту доктор, — без асептики нет и не может быть настоящей хирургии. Вас здорово поддели… Случись это лет двадцать назад, вы через два-три дня умерли бы от такой раны. А теперь от этого не умирают. Я хотел бы даже заполучить вас с обоими пробитыми легкими, насквозь пробуравленной печенкой и пусть даже с дыркой в желудке.
— О, вы слишком добры ко мне, доктор! — стараясь сохранить серьезность, ответил Сорви-голова. — Благодарю вас и в следующий раз непременно постараюсь устроить так, чтобы меня привезли к вам изрешеченным, как шумовка.
— И увидите тогда, что процесс выздоровления не станет от этого ни более длительным, ни более трудным.
— Итак, доктор, до следующего раза!
Этот разговор происходил спустя восемь дней после ранения Жана.
Фанфан, отмытый добела, покидал своего друга только для того, чтобы побегать по лагерю и собрать для него свежие новости.
Под Ледисмитом продолжали драться. На фронт то и дело отправлялись партии подлечившихся раненых. С нетерпением ожидал своей очереди и Сорви-голова.
В конце второй недели он уже отлично ходил, проявлял волчий аппетит и во что бы то ни стало хотел вернуться в строй.
Однако доктор Тромп настоял, чтобы он пробыл в госпитале еще неделю. Всю эту неделю Сорви-голова сгорал от нетерпения ринуться в битву.
И битва произошла. Жестокая битва! Она прославилась благодаря бесстрашному наступлению буров и вошла в историю под названием «сражение на Спионскопе».
«Коп» — это на языке буров более или менее крутой холм, подъем на который не представляет, однако, больших трудностей. Полевые укрепления, траншеи, нагромождения скал и засеки превращали его в удобную стратегическую единицу.
Спионскоп высился над долиной Вентера, левого притока Тугелы. Со стороны английских позиций он представлял собой три вала, вернее — три контр-эскарпа[95].
Англичане сильно преувеличивали стратегическое значение Спионскопа, в то время как буры недооценивали его. Может быть, потому, что в их руках были другие высоты, господствовавшие над этим холмом.
Но, какова бы ни была причина, бюргеры плохо охраняли свои позиции на Спионскопе. Настолько плохо, что однажды ночью англичанам удалось выбить оттуда весь бурский гарнизон, состоявший из ста пятидесяти человек. А заняв холм, они затрубили победу. Они были искренне убеждены, что овладели ключом от Ледисмита.
Телеграф немедленно разнес эту весть по всей Европе, а падкая до сенсаций английская печать преувеличила и раздула ее до размеров события огромной важности. Словом, известие о взятии бурских позиций на Спионскоие вызвало в Англии один из тех взрывов энтузиазма, которые превращают великую нацию в посмешище всего мира.
По существу, то была простая военная операция, стычка на аванпостах, в результате которой, как это часто бывает на войне, вскоре завязалось действительно большое сражение.
На другой же день англичанам пришлось запеть совсем иную песню.
Жубер понял, какой стратегический и моральный ущерб нанесла бурам эта потеря, и приказал генералу Луи Бота во что бы то ни стало отобрать у англичан позиции на Спионскопе.
Бота, молодой, тридцатипятилетний генерал, уже четыре дня успешно бился под Колензо.
Это был энергичный человек, прекрасный знаток маневренной войны, умевший быстро вынашивать свой замысел и хорошо выполнять его. Короче говоря, генерал Бота был выдающимся полководцем.
Противником его был генерал Уоррен, командовавший английскими войсками.
Еще накануне Сорви-голова вошел в состав отряда генерала Бота. В виде единственной награды за свой подвиг он выпросил у генерала Жубера позволение идти в бой в первых рядах.
Старый генерал горячо рекомендовал нашего героя генералу Бота. Вспомнив о происхождении Жана Грандье, Жубер пожал ему руку и произнес:
— Я тем более горжусь таким храбрым и преданным нашему делу солдатом, как вы, что и в моих жилах течет французская кровь.
Бота тепло встретил отважного посланца Кронье и доверил ему командование небольшим отрядом авангарда, которому предстояло действовать в ближайшую же ночь.
Авангард состоял из трехсот пятидесяти буров, набранных во всех частях из числа самых выносливых и ловких бойцов. Молокососы, рассеянные теперь по всем фронтам, были представлены в нем Жаном Грандье и Фанфаном Это была отборная часть, опираясь на которую Бота впервые в военной практике буров решился на обходное движение.
Речь шла ни больше ни меньше как о том, чтобы взобраться ночью на один из трех валов Спионскопа и на рассвете ударить по первой английской траншее.
Дерзкий замысел, который именно благодаря своей смелости должен был увенчаться успехом, но какою ценой!
Никто из людей не сомневался, что все они обречены, но с тем большим мужеством шли они на приступ.
