Ее реакция еще более очевидное доказательство, что время не на нашей стороне.
— Ты не обязана отвечать, — выдыхаю я, падая рядом с ней и сжимая ее бедро. — Я хотел, чтобы ты знала, как я буду себя чувствовать, когда ты приземлишься завтра в Калифорнии. Я не хочу, чтобы приехав домой ты думала, что это была интрижка. Ты значишь для меня намного больше.
Проходит несколько секунд, прежде чем она опускает взгляд.
— Это взаимное чувство. Я тоже тебя люблю. — Она берет меня за руку. — Извини за задержку, но ты удивил меня. Я едва сейчас соображаю. Это было невероятно.
Уверен, что улыбка, с которой я на нее смотрю, до чертиков наглая, но я ничего не могу с этим поделать.
— Ты даже не представляешь, как мне приятно слышать это от тебя.
Она робко кивает, но все еще не смотрит мне в глаза.
Я поднимаюсь, чтобы избавиться от презерватива, и притягиваю ее к себе, когда забираюсь обратно в постель.
Мы занимались любовью сегодня. Это было страстно и эмоционально. Но я боюсь, что вся эта страсть улетит вместе с ней завтра на самолете.
Либби засыпает раньше меня. Ее дыхание выравнивается. Прижимаясь ко мне, ее грудь поднимается и опускается.
Ко мне сон не приходит.
Я видел правду в ее глазах. Там есть любовь.
Но я также видел что-то еще.
Сомнение.
Чувства Либби взаимны, но возможно еще не так глубоки.
***
Еще рано, но солнце уже светит сквозь тонированные окна внедорожника, когда мы отвозим Либби в аэропорт.
Она попросила меня остаться в машине и попрощаться внутри, чтобы это было личным и без внимания прессы. Я предложил заказать ей самолет, даже сказал, что могу поехать с ней, а потом улететь обратно, но она отказалась.
— Я могу прислать для тебя самолет на выходных или в любое другое время, когда у тебя будет перерыв от учебы, — говорю я, положив руку на ее ногу. — Что-нибудь придумаем, как сделать, чтобы все получилось.
Она поправляет темные солнцезащитные очки на носу и вздыхает.
— Нокс, ты знаешь, что все будет слишком сложно и ничего не получится.
Какого черта? Становится трудно дышать, мой разум уже понимает куда именно приведет этот разговор — к чертову концу.
— Ты будешь завален гастрольными делами. Я буду надрывать свою задницу на учебе. Ни у кого из нас не будет времени летать по всему миру. Не говоря уже о том, что я буду работать по совместительству на Томаса. Еще и мой отец…
Я продолжаю качать головой.
— Не делай этого, Либби.
— Не делать что?
— Не решай, что ничего не получится, даже не попробовав. Не разрушай все, потому что ты боишься небольшого расстояния. У меня может быть нет идеального послужного списка отношений, ни у кого из нас нет, но это не означает что мы не способны на верность и любовь. Поверь, мне самому было страшно это сказать. Я говорил таких слова только одной женщине, и те отношения покатились к чертовой матери. Хотя, в этот раз все сильнее. Я чувствую любовь к тебе во всем своем теле: моих венах, моем сердце, каждой части меня. Я сделаю что угодно, чтобы все получилось. Я буду летать к тебе каждый свободный день. Я привезу тебя к себе. Что угодно. Пожалуйста, не делай этого.
Я говорю бессвязно, знаю, но у меня немного времени, чтобы объясниться, прежде чем ей придется уйти.
Она качает головой.
— Я ничего не разрушаю. Я говорю только то, что наши отношения радикально изменятся, как только я сяду на этот самолет. Мы будем в разных часовых поясах. Когда мне надо будет ложиться спать, ты будешь выходить на сцену.
— Мы оба достаточно взрослые, чтобы справится с этой мелкой хренью. Существуют видеозвонки, телефоны, компьютеры. Современные технологии — это довольно-таки классная штука. — Она не отвечает. — Почему ты не говорила ничего из этого прошлой ночью? Почему ты вываливаешь все это на меня в последнюю минуту, прямо перед вылетом?
— Потому что я не хотела обидеть тебя. Я хотела, чтобы мы насладились нашей ночью вместе. — Она смотрит на мою руку так, будто ее не должно там быть, и качает головой. — Я, наверное, слишком много об этом думаю. Я устала и знаю, что у меня впереди длинная неделя, чтобы попытаться привести все в порядок для занятий.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Во рту пересыхает, когда Джордж подъезжает ко входу в аэропорт.
Развернись! Мне нужно больше времени, черт побери!
Он смотрит на Либби.
— Готова?
Она кивает, прежде чем наклониться и взять свою сумку с пола.
— Позвони или напиши, как только приземлишься, ладно? — хрипло прошу я.
Она кивает, не поднимая взгляда.
— Хорошо.
Я хочу сорвать эти солнечные очки с ее лица и заставить взглянуть на меня. Это лучший способ, которым я могу ее понять. В животе появляется неприятное ощущение и кажется, что как только она выйдет из этой машины, все будет кончено.
Я наклоняюсь вперед и беру ее подбородок своими большим и указательным пальцами и слегка прижимаюсь губами к ее губам. Она отвечает, хватая меня за затылок и усиливая наш поцелуй.
Меня поражает, когда она медленно отстраняется и разрывает нашу связь.
Это не просто поцелуй на прощание.
Это прощальный поцелуй.
Возможно, это вообще наш последний поцелуй.
— Ну... — Она замолкает — Мне нужно успеть на самолет.
— Я люблю тебя, — говорю я, сглатывая комок в горле.
— Я тоже люблю тебя. — Слова слетают с ее губ, когда она открывает дверь.
Она не смотрит на меня, пока Джордж вытаскивает ее чемодан из багажника и протягивает ей, и так же, когда она катит чемодан за собой, исчезая в дверях аэропорта.
Глава 39
Либби
— Моя соседка вернулась, ла-ла-ла, моя соседка вернулась, ла-ла-ла, — поет Мия, вприпрыжку вбегая в мою комнату.
Я прилетела несколько часов назад и взяла такси, чтобы доехать до дома, так как Мия собиралась провести весь день на благотворительном мероприятии с родителями.
Мой чемодан разобран, и последняя партия постиранного белья находится в сушилке. Я занималась распаковкой вещей и подготовкой к началу занятий. Утром у меня назначена встреча с финансовым консультантом по утверждению плана оплаты.
Во время полета я снова и снова спрашивала себя, следовало ли мне принять предложение Нокса лететь со мной, но я должна была настоять на том. Он уезжает из страны через два дня, и ему понадобится много отдыха. Не говоря уже о том, что это только сделало бы наше прощание тяжелее, особенно после того, как я намекнула, что наши отношения не выдержат расстояния.
Когда мы подъехали к аэропорту, мне хотелось расплакаться, глаза наполнились слезами, поэтому я была рада, что на мне были солнцезащитные очки. Я должна была оставаться сильной. И благоразумной. Я не могла заставить его думать, что после моего отъезда все будет в шоколаде.
— Я все еще считаюсь соседкой, если технически не плачу аренду? — спрашиваю я.
Я предложила платить Мие за жилье, ведь у меня появилась небольшая сумма денег, но она не согласилась.
Она отодвигает стопку сложенной одежды и садится на мою кровать.
— Я тоже не плачу аренду, так что, думаю, оставим все как есть.
Я улыбаюсь. Именно поэтому она моя лучшая подруга. Вместо того, чтобы заставить меня чувствовать себя неудачницей, она смеется над собой.
— Теперь я хочу знать все подробности этого тура. — Она шлепает по моей кровати, приглашая меня присесть.
— Было много дел, — отвечаю я.
— И это все детали? У тебя было много дел? Дел по работе или дел в спальне? — Я не отвечаю. — Или и там, и там?
— Я понимаю, что ты не отпустишь меня с крючка, поэтому и то, и то.
— Ура! Леди и джентльмены, ее наконец уложили. Теперь я хочу знать все. Я хочу знать, куда делся твой вибратор, правду о том, что случилось с этим козлом Адамом, потому что знаю опубликованное дерьмо в интернете — вранье. И какой Нокс в спальне?
Я провожу следующий час рассказывая ей новости турне, но стараюсь не упоминать о прощании с Ноксом.
