— Но мы же только что с вами разговаривали?
— Только что? Весь разговор составлял фразу: "Дубина на проводе". И пауза.
— Что вы хотите? — спросил полковник, испытывая непривычные мистические ощущения.
— Отнеситесь серьезно к тому, что я сейчас скажу.
Дубина окончательно проснулся, встряхнулся и, прижав трубку телефона к уху, громко сказал:
— Слушаю внимательно.
— Я решил дать вам шифр отмены взрыва.
— Что же должны дать мы? — осторожно спросил Дубина.
— Передать спасибо тому, кто мне прислал сегодня письмо.
— Передам. А что в письме?
— Неважно. Давайте ближе к теме. Уже поздно, таймер выруливает на финишную прямую. Детонатор сработает в промежуток времени от заката до рассвета. За час до взрыва бомба включит "уши".
— Что?
— Изделие начнёт акустический анализ окружающего пространства. В этот момент есть возможность ввести блокирующую команду отмены. Это единственная предусмотренная возможность воздействовать на Объект извне, после пуска таймера. Если сумеете это сделать, то сохраните город.
— Что за команда? — серьёзным голосом спросил Дубина.
— Акустическая. Состоящая из набора фонетических звуков, различных по частоте и тембру. И…
— Я слушаю.
— … и не ошибитесь, полковник. Дело то ведь серьёзное. Теперь слушайте…
Полковник вжался в трубку, прикрыв рукой другое ухо.
— Фонетический тонально-тембровый код находится в музыкальном произведении "Интернационал".
Измученный всякими неправдоподобными сюрпризами, Дубина смотрел на телефон как на карманного шулера. Сказал:
— Каким образом вы себе это представляете? Где бомба? Кому петь? Мы и спляшем, если нужно для дела. И на голове постоим…
— Бомба в Киеве. Плясать не надо. А на голове не стойте, а думайте ею, где найти записи "Интернационала". Городская сеть аварийных сообщений в порядке. Запитана от аккумуляторов. Начните трансляцию в центральных районах Киева через громкоговорители. Это будет разумное решение. Желаю вам, полковник, ещё раз крепкого здоровья. У вас нервная работа. Зато среди людей. — Ликвидатор отключился. В спутниковом телефоне остался звёздный эфир.
52.
— Пойдём, Скорцени. Пройдёмся по Крещатику, — предложил помощнику Бенито Муссолини.
— Идёмте, шеф. Но куда?
— Да просто прямо. Посмотри, какую красивую улицу обстоятельства хотят превратить в руины.
— Красивых улиц в мире много. Эта не первая, — напряженно ответил Скорцени. Спросил:
— Шеф, а когда пойдём в метро? Мы с вами, наверное, единственные в городе, кто еще не спрятался.
— Да вот, дослушаем эту монументальную песню, и сразу в метро.
— Да её же гоняют по кругу!
— Скоро круг разорвётся.
— Вы так думаете?
— Убеждён. Ты посмотри на это небо, ты посмотри на эти звёзды… Они светили на этом самом месте ещё в те времена, когда по Киеву бродили динозавры. Ты можешь себе это представить?
— Нет. На асфальте они бы сдохли с голода.
— Ты прав, ты прав… Культура урбанизма движется по трупам в прямом смысле. Когда-то наступит момент, когда заасфальтируют последний клочок земли. Когда-то наступит…
— Тогда придёт Судный день, — сказал Скорцени.
— Да? Ты веришь в такую сказку?
— Шеф, не трогайте мои религиозные чувства.
— Хорошо, Скорцени. Не буду. Но только Судный день, на мой взгляд, уже настал. Но вслух такое не скажет никто. Впрочем, нет. Скажут.
Помолчал. Продолжил:
— Последователи Люцифера к этому и призывают. Поскольку они дуалистического мировоззрения, то, по их мнению, добра в мире настолько много, что от него всё зло и происходит. Нет, ты посмотри, как прекрасен Киев звёздной ночью перед бурей! А! Скорцени! Ты чувствуешь энергетику всех великих людей всегда находящихся здесь вне времени и пространства? Ты чувствуешь? Я — да!!! Мы стоим на площади Независимости и вроде бы нас только двое. Нет, Скорцени. Это не так.
— Не так, шеф. Не так. Идёмте.
Взгляд Муссолини упал на стоявшую вдали, на берегу Днепра, гигантскую статую женщины с мечом и щитом в высоко поднятых руках.
— Смотри, Скорцени. Это русская душа. Но она пока в каменном плену.
53.
Полковник Дубина поднял трубку телефона. — Здравствуйте полковник.
На связи был генерал российской контрразведки.
— Значит так, — резюмировал генерал свои оформленные мысли. — Твой запрос выполнен. Тема по разработке вращающегося фундамента всплывала, но достаточно давно. Проект КА75, 1978 год. Этой работой занималось новосибирское закрытое конструкторское бюро. На момент полного, глубокого, засекречивания проекта, в нём предусматривался комплекс электродвигателей работающих от атомных батарей.
— Атомных? — насторожился Дубина.
— Но батарей, — уточнил собеседник. — Платформа фундамента должна была вращаться при помощи электропривода. Чертежи общих узлов я тебе высылаю на телефон. Мы тут с другом долго размышляли, что это такое, и сначала решили — проект системы комплекса ПРО, предназначенный для скрытого базирования. Но уж больно велик, не спрячешь. Я думаю, — скептично добавил московский информатор, — это чертежи какой-то недоделанной игрушки из прошлого. Типа "Бурана". Если же это платформа для запуска ракет, то для очень больших.
— Ракет? — спросил Дубина. — В Киеве нет ничего подобного в природе. В Днепропетровске этого добра хватает, а здесь нет. Карусели и всякие крутящиеся аттракционы имеются. Но вращающихся платформ мы не обнаружили.
— Теперь ещё пару слов в тему, — сказал собеседник из Москвы. — Ты только не думай, что я шучу. Насчёт каруселей ты, возможно, в чём-то прав. В конце семидесятых и начале восьмидесятых годов генсек СССР Брежнев был одержим идеей отметить с невиданным размахом 40-летие победы в войне 1941–1945 гг. Он постоянно говорил о необходимости показать, кто одержал Победу самой дорогой ценой. Это был разгар холодной войны, европейцев ненавидели не меньше чем американцев. Брежнев собирался выкинуть какой-то финт, вроде "кузькиной матери" Хрущёва, только в полном масштабе.
— Но не взрыв же Киева?
— Мда… Я тоже думаю, что нет. Незадолго перед смертью Генеральный секретарь всех народов России сказал Суслову, своему серому кардиналу, что покажет империалистам, что такое по-русски "готовь сани летом" и что они запомнят это зрелище на века.
— Но не взрыв же Киева?
— Мда… Я тоже думаю, что нет.
— И при чём здесь сани?
— Не знаю. Пословицу он употребил. Старческий маразм, наверное. Ты можешь послушать. Есть аудиозапись разговора Брежнева с Сусловым. Запись сделал охранник генсека майор Молотило. Продал потом эти записи американцам. У них выкупили итальянцы… В общем, пока они дошли до нас, то достались за 200 евро. Я закачал на чип телефона фрагмент. Послушай.
Дубина прижался ухом к телефону. «Даграгой Вглагдимир Андрейч…»
Полковник слушал пару минут.
— Ну, как? — спросил собеседник.
— Насколько я понял, Брежнев говорит Суслову, что американцы упадут в обморок, увидев в день Победы лицо России. Про какую-то Катю болтают. — Дубина кашлянул. — Но только при чём здесь Киев?
— Главные мероприятия должны были проходить в Киеве, а не в Москве. Вот в чём финт. А проект КА75 называли даже в деловой переписке Катя. Возможно, это суперфейерверк. Возможно, всё это пустая болтовня. Ты просил — я узнал. А что к чему — мне ни к чему.
— Хорошо, спасибо. Ничего не понятно, но хоть что-то. Катя! Хм… Ну, Брежнев… Впрочем… — Дубина потёр лоб и пробормотал: — К — Киево, А — академия. Катя — это Киево-Могилянская академия? Чёрт! Как же тут не ошибиться? Спасибо ещё раз, генерал. Буду жить, отблагодарю.
— Пивом.
— Ну конечно.
— Тогда давай — "Пи — и — п", — и телефон отключился.
54.
Бэкфаер, ревя форсажем двигателей и отбрасывая столбы голубого пламени длиной в пятнадцать метров, оторвался от взлётной полосы и под углом в сорок пять градусов, устремился в тёмное, ночное небо.
— Давай, Вася. Удачи! — проговорил командир приводной станции в микрофон.
— К чёртовой бабушке, и её хвостатому сынишке, эту блятскую удачу, — ответил пилот, холодно глядя на приборы и вжимаясь в кресло под пятиикратным G.
— И то верно, — ответили с приводной. — Просить не надо. Особенно её, падлу.
Связь отключилась.
Гигантский самолёт быстро преодолел звуковой барьер, затем удвоил скорость звука.
Пульт управления перед пилотом горел как живое существо, переливаясь тысячью огней светодиодов и индикаторов, живущих своей, фотонной жизнью.
Пилот запросил у штурмана:
— Дай коридорный разброс.
— Семь сотых от нулевой отметки.
— Следи за струйным течением.
Машина поднялась выше десятикилометровой отметки.
