— А я вас сразу и не узнал. Значит, быть богатым…
— Я самый. — Он похлопал себя по груди, по коленям. — Как видите, жив, здоров.
— По-прежнему по двое суток за рулём сидишь? — Я невольно перешёл на «ты». Как со старым знакомым.
— Бывает, — нехотя сознался он. — А что поделаешь?
Приходится.
— Да, техника безопасности, смотрю, у вас не на высоте, — сказал я серьёзно. Он хотел что-то возразить, но я продолжил: — Все ведь до случая. И геройства тут нет, поверь. Нельзя чьё-то головотяпство замазывать с риском для своей жизни… О семье подумай.
— За ради неё и работаю.
— И жена терпит, что ты по две ночи дома не ночуешь?
— Терпит. Любая стерпит, когда приносишь в получку столько да ещё маненько…
— А маненько это что, с леваков?
Он нахмурился:
— Я, кажется, с вас, гражданин следователь, ни копейки— не взял. Я сам могу кому хошь подбросить, если кто бедный…
Это был промах с моей стороны.
— Не гражданин, а товарищ следователь, во-первых.
Во-вторых, обижаться не стоит. Встречаются ведь и рвачи.
Не так ли? — пытался я выкрутиться. Не очень ловко…
— Может быть, — угрюмо ответил Веселаго. — А подвёз того малого не из-за денег. Так же, как и вас. Пылишь, пылишь один, а с попутчиком веселее, хоть словом перекинешься…
— Он предлагал деньги за проезд?
— Деньги не предлагал. Натурой.
— Как это?
— На выбор. Хошь, бутылочку такую маленькую спиртного-коньяк, виски, водка. Или пачку сигарет заграничных. Не хошь-галстук, а не галстук, так зажигалку.
У него в чемоданчике всякого добра навалом. Как в киоске, что на вокзале.
— Значит, деньги не предлагал?
— Говорит, деньги в наше время ничего не стоят. Бумажки, они и есть бумажки. Чудак! Деньги в кармане, так сам себе купишь все, к чему душа лежит.
— И вы взяли что-нибудь? — улыбнулся я.
Шофёр смутился, но весело ответил:
— Натурой ведь… Пачку сигарет. Верблюд с негром нарисован.
— «Кэмел», — подсказал я.
— Разве это калым?
— Не можешь забыть? — покачал я шутливо головой.
— Ладно уж, — махнул он рукой. Доверительность была восстановлена. Я почувствовал себя свободнее.
— Не можешь ли ты, Андрей, подробнее описать его внешность?
— Запросто. Пониже вас будет, жидковат. Чернявый.
Золотая фикса спереди на зубах. Держится культурно.
— Как ты это определил?
— На интеллигентность давил. Мы уж сюда подъезжали, к Крылатому. Девчата на дороге. Я сигналю. Не слышат. Высунулся я и, понимаете, по-нашенски, чего, мол, варежки разинули… Все-таки у меня не телега, а ЗИЛ, махина, пять тонн груза берет. Чтоб затормозить, прикидываю за сто метров. А он, значит, головой покачал. «Дамы, — говорит, — неудобно». Я оправдываюсь, они, мол, и не услышали. А он опять: «Культура-это прежде всего для себя самого…»
— Сколько ему лет?
— Сорок будет. Может, чуть поболее. На висках седлна.
— Одет как?
— Дорогой костюмчик. Модный. Плечи вот так, и по бокам, как у баб, прилегает…
— В котором часу вы приехали в Крылатое?
— Ещё не так темно. Часиков в полдесятого. ,
— Где он остановил тебя в районе?
— За автовокзалом. Как завернёте, там обычно частники из района стоят.
— А там были машины?
— Не было. Да и кто согласится в такую даль? Обратно возвращаться — посреди ночи приедешь.
— Как он попросился?
— Я, значит, делаю поворот. Смотрю, голосует. Ну, отъехал от перекрёстка на положенное расстояние, встал.
Нет и нет никого. Может, раздумал… Выглянул. Идёт. «До Крылатого, — говорит, — не подкинешь? Не обижу». Я думаю: взять или нет? Страсть не люблю такого подхода. А он уже в машине. Я все размышляю. Ей-богу, противно, когда тебя за подонка считают. Нужен мне его рубль! А он подми-гнул мне: «Отдать швартовы». Ладно, думаю, хрен с тобой, поехали…
— Как ты думаешь, в Крылатом он раньше был?
— Не был. Говорит, вези по этому адресу.
— А фамилии, имён не называл?
— Нет. Сказал, что к дружку.
— О чем вы беседовали?
— Какой там беседовали! Молчит. Я спрашиваю: «Издалека?» Он говорит: «Издалека». Ну, я опять, мол, как наши края нравятся? Он что-то буркнул. Ладно, думаю, не хочешь, набиваться не стану. Едем дальше. Я уж забыл об нем. Он вдруг ни с того ни с сего: «Бабушка есть?» — «Какая бабушка?» Уж не чокнутый ли, думаю. А он: «Обыкновенная, старенькая, родная или родственница». Говорю:
«Есть родная. А что?» А сам все не пойму, к чему это он?
«Верует?» — спрашивает. Ну, думаю, баптист какоИ-нибудь.
«А шут её знает», — отвечаю. «Иконы старинные имеются?» — «Нет. Но могу поспрашивать». Он говорит: «Не надо. У тебя нет, значит, нет». Помолчали. Скушно. Думаю, может, хоть теперь разговорчивее станет. «На что они тебе, эти иконы?» — спрашиваю. «Интересуюсь», — отвечает.
И все. Понимай так, что не лезь туда, куда не следует. Ну, думаю, ты так и я так. До самого совхоза словом не обмолвились. Подвёз я его к самому дружку, это рядом, свернёшь с шоссе, третий дом, я ведь Крылатое знаю как свои пять пальцев. Он говорит: «Прошу получить за фрахт».
И предлагает свои цацки. Я ему: «Ладно, обойдётся». — «Нет, — говорит,
— надо поддерживать принцип материальной заинтересованности». Не хотелось его обижать. Да и батю решил побаловать. Сам-то я не курю. Он спрашивает: «Когда назад?» — «Часа через два». Он подумал. «Вот если бы утречком, часиков в пять…» А что мне загорать без дела? «Не могу», — отвечаю. Он махнул рукой. Я уехал.
Между прочим, загорал до самого утра: зажигание забарахлило. Возвращался назад, ещё подумал, не стукнуть ли в окошко. Шесть было. Так и не решился…
— Какого числа ты его вёз?
— Двадцать пятого. Можно по путёвке проверить. И бурильщики подтвердить могут. Я у них ремонтировался…
Уточнив ещё ряд деталей, я отпустил Веселаго, договорившись встретиться с ним в Североозерске, чтобы при его помощи составить в лаборатории фоторобот посетителя Залесских.
Но прежде я связался с прокуратурой Одессы. Так как Залесский ещё болел, я попросил срочно допросить его в больнице по поводу ночного гостя. Это было сделано в минимально короткий срок.
Залесский показал, что вечером двадцать пятого июня к ним домой никто из знакомых и друзей не приходил, тем более не приезжал издалека.
Его ответ насторожил. Неужели Веселаго ошибся? Но адрес, который был показан шофёру?
Может быть, незнакомец приезжал к прежним хозяевам дома, ведь Залесские жили в Крылатом всего полгода?
Выяснилось, что до них домик занимало несколько жильцов. Сначала семья агронома, потом ветеринара, а последнее время, перед Залесскими, шофёра. Люди поразъехались кто куда, найти их было можно, но требовалось много времени…
И все-таки мне думалось, что «коробейник», как я назвал про себя приезжего, мог приехать именно к Валерию и Ане.
На авось махнуть в совхоз, не зная, живут там ещё знакомые или нет… Не очень согласуется с человеком, судя по описаниям Веселаго, весьма практичным.
И ещё одно обстоятельство наводило на мысль, что он приехал к Залесскому: это морские-словечки: «отдать швартовы», «фрахт». Валерий ведь из Одессы. Совпадение более чем подозрительное.
Но для чего ему скрывать приезд гостя? Просто так это быть не может. Неужели у него настолько плохая память?
Во всяком случае, надо искать подтверждение тому, что «коробейник» был у Залесских.
Поэтому я вызвал на допрос соседей.
Сначала Рыбкину, ту самую, что имела конфликт с погибшей.
Вот что она показала:
«Вопрос. Часто у Залесских были гости?
Ответ. У них пьянствовали чуть ли не каждую субботу.
А Валерий, тот даже из дому уходил. Я его понимаю, разве с такой женой можно чинно-спокойно жить?
Вопрос. Почему вы так решили?
Ответ. Все время попрекала его.
Вопрос. Вы сами слышали, что у них происходили ссоры?
Ответ. Своими, собственными ушами. В деревне не спрячешься. А их дом от нашего шагах в пятнадцати, не более.
Вопрос. В чем выражались их неурядицы?
Ответ, Как-то Залесская сказала мужу, что уйдёт из сада, не хочет работать… Конечно, такая готова сесть на шею мужу. Я считаю, ей не с людьми надо работать, а с бессловесными тварями, тем более не с детьми… Её государство выучило, а она не захотела по своей специальности работать, в полеВопрос. А Валерий заставлял работать её агрономом?
Ответ. Этого я не знаю.
Вопрос. Значит, вы утверждаете, что между супругами Залесскими были ссоры?
Ответ. Были.
Вопрос. Не скажете конкретно, когда?
Ответ. Да хотя бы недели за две до смерти Залесской.
Вопрос. Точнее?
Ответ. Точнее сказать не могу.
Вопрос. Они были дома одни?
Ответ. Не знаю. Мы не бывали друг у друга…
Вопрос. Вы не помните, приезжал ли к ним кто-нибудь незнакомый, не крылатовский?
Ответ. Я же говорю, что мы не дружили…».
Да-а, Рыбкина, видимо, никак не могла простить Залесской истории с хлебом…
Соседка с другого края, Раиса Ивановна, дала следующие показания:
