— Найду — убью! — пообещал импульсивный Григорий, на что более сдержанный брат тут же «возразил».
— После того, как выясним, кто заказчик.
— Согласен! — тут же успокоившись процедил сквозь зубы брат.
Чуть в отдалении жандарм опрашивал всё ещё пребывающего в нирване от свалившегося богатства хозяина двора. И видно было что сей мещанин не только не возражает против уничтожения курятника, но и хоть сейчас готов предоставить «господам-летунам» под погром ещё и дом.
— Чё ты ему сунул? — заметив это спросил Василий.
— Сто рублёв. — буркнул Григорий, просверливая взглядом собравшуюся толпу. Но неизвестного диверсанта там явно не присутствовало.
Появились военные. И, как заметил Василий, как раз те самые, которых он видел сверху. Во главе со своим начальством. Тем самым, что открыв варежку глядело на мотодельтаплан в воздухе.
Также стали прибывать и жандармы. Ну, этим, как говорится, по штату положено разбираться во всяких общественных бурлениях. Под ногами суетились куры, неизвестно откуда, появившиеся дети. Побитый пёс обиженным взглядом созерцал толпу из калитки уже не решаясь гавкнуть. Хотя бы для острастки.
Григорий в окружении толпы зевак и репортёров, внимательнейшим образом осматривал покалеченное крыло, видно пытаясь сообразить откуда стреляли. И тут к на секунду выбывшему из круга внимания публики Василию подкрался один из газетчиков.
— Извините, господин Эсторский, но… не могли бы вы прояснить один момент…
— Пожалуйста! — бросил Василий, продолжая меж тем, зачищать следы куриного помёта на своей одежде.
— Вас на яхте двое, — начал репортёр. — А какие судовые роли у каждого из вас?
— Я — навигатор. Мой брат — капитан. — коротко ответил Василий.
— То есть, полёт на этом аппарате, можно сказать, совершил навигатор? — решил слегка уточнить собеседник.
— А вы так и озаглавите свою статью: «Полёт навигатора». - неизвестно чему усмехнувшись сказал Василий. Впрочем неизвестно было всем окружающим. Сам Василий прекрасно помнил одноимённый фильм, который ему в детстве очень сильно понравился.
Глава 11
Профессиональные садисты и их клиенты
С мотодельтапланом разобрались очень быстро. Балку, простреленную неизвестным, быстро заменили на запасную.
Василий тут вознёс осанну своей родной паранойе, которая его ещё тогда, при изготовлении рамы и балок, подвигла на изготовление запаса. Так что после небольших замен, профилактики двигателя и ремонта порезанной ткани крыла, можно было летать дальше.
Кстати последнее вызвалось сделать сразу такая туча баб…
После феерического успеха первого полёта, у братьев резко появилось огромное количество друзей и добровольных помощников. Так что кое-что по мелочи, можно было перегрузить и на них.
Быстро нашёлся подрядчик и возможность построить небольшой ангар на краю поля. Тем более, что военное ведомство, в лице тамошнего командования, проявило некоторый интерес к новшеству. Так что на краю поля сейчас кипела работа, шло строительство.
И если всё будет нормально, то скоро там будет вполне приличная база по изготовлению и испытанию самолётов.
Газетчики, меж тем, с подачи Григория, нарыли ещё один — пятый рекорд. Рекорд дальности полёта на самолёте-пепелаце. Когда попросили военных, то они прикинули по карте протяжённость всех кругов, которые Василий нарезал. Оказалось, что никак не меньше двадцати километров. Словом, было что побивать прочим претендентам на звание первых лётчиков мира.
Григорий же, осатанев от самого факта диверсии, носился по Петербургу, выискивая «вражину».
Первое, что ему на ум пришло, так это то, что англичанин, чуя что может проиграть подговорил-подкупил кого-то, кто мог бы испортить аппарат.
На месте Григория, вполне нормальная рабочая версия. Но реальность превзошла самые дикие предположения.
Сначала поисков, он сам бегал и показывал всем, кому ни попадя, распечатанный портрет злодея. Но очень скоро убедился, что так будет искать до морковкина заговения. Пошёл к профессионалам. Договорился с сыскарями и вуаля! Нашли, причём всего-то за два дня.
Договор с сыскарями Григорий заключил конкретный: Они находят, ненадолго, для допроса, передают Григорию, и только после этого, пойманного «пакуют» как преступника и отправляют по этапу.
Но тут-то и началось самое интересное…
Место, куда решили притащить пойманного диверсанта, было одной из квартир доходного дома, которое под такие случаи снял сам Григорий. Памятуя, что стены, пол и потолок в таких комнатёнках вообще никакой звукоизоляции не имеют, он заранее озаботился тем, чтобы к его «вселению» туда всё вышеозначенное, было обшито дополнительными панелями. Причём в точном соответствии с тем, что нарисовал для этого комп яхты. Из местных материалов, просто, надёжно и сердито. Вышло всё равно недёшево. Но так как для братьев деньги были разновидностью крашеной бумаги, то и не заморачивались.
Притащили пойманного, поздно вечером.
Григорий был предупреждён, так что встретил «ловчую команду» на пороге квартиры.
Трое сыскарей, одетые как рядовые обыватели, втащили внутрь куль замотанный в одеяло и без всякого милосердия, грубо бросили на пол. Куль издал гневное мычание и заворочался.
— Замечательно! — с вожделением произнёс Григорий и оглядел прибывших. Он знал, что ранее эти господа были офицерами. Сейчас, выйдя в отставку, на бескормице занимались тем, что приносило деньги. Но так как среди истинных офицеров быть полицейским было очень зазорным, стыдились своего занятия. И терпели. Единственно что когда ловили реальных преступников и препровождали их по этапу в тюрьму, на каторгу, это приносило мимолётное удовлетворение. А так — сплошное расстройство.
Дон Румата, в лице Григория, никакими такими комплексами против их профессии не страдал. О чём тут же сообщил нанимаемым с развёрнутым объяснением своей позиции.
— Господа! Я уважаю Вашу профессию. И это не для красного словца. Уважаю Вас, так как вы очищаете общество от гнили. Поэтому — никаких стеснений между нами!
Господа офицеры преисполнились уважения к дону Румате и после этого между ними установилось полное взаимопонимание.
Когда Григорий закрыл за вошедшими дверь, а они освободили руки от ноши сгрузив её в отдельную комнату, он поочерёдно пожал всем руки и предложил по сто грамм коньяка.
— Обождёт! — с ухмылкой сказал Григорий увидев вопросительный взгляд их старшего. — прошу!
Широким жестом Григорий указал за столик, где уже стояли рюмки, бутылка и шоколад.
— Ваше здоровье, господа! — толкнул тост Григорий и опрокинул в себя свою порцию. Сжевал кусочек шоколада.
Меж тем, сыскари с интересом разглядывали помещение, в котором они оказались. Заметив эти взгляды, Григорий тут же пояснил.
— Не люблю, когда меня подслушивают. Поэтому дал задание плотникам так отделать стены пол и потолок, чтобы никакая зараза, ни с какой стороны подслушать не смогла.
— У вас, вижу и окна, необычные… — заметил старшой, которого звали Степан Венедиктович. — Тройные. Это тоже, чтобы не подслушивали?
— И это тоже, но больше для того, чтобы тут было тепло. Благодаря этой конструкции, кстати дорогой, чтобы протопить помещение, нужно не так уж и много дров. И держится тут тепло неизмеримо дольше, чем где-либо ещё. Так что, в обозримой перспективе, эти окна даже дешевле, чем другие. Дешевизна выходит на экономии топлива для обогрева жилища.
— А за этим, как, — пришлось побегать? — внезапно переменил он тему.
— Нет, господин Румата. Нашли быстро. С портретами вашего-то изготовления…
Товарищи заулыбались.
— Но… Смею предупредить.
Григорий вопросительно поднял бровь.
— Сей господин… по нашему разумению… не в себе.
— Это как?!
— Ну… — замялся Степан Венедиктович и чтобы не говорить, просто повинтил указательным пальцем у виска.
— Понятно! — усмехнулся Григорий.
Он действительно думал, что ему понятно. Но реальность оказалась куда интереснее.
Когда пойманного диверсанта распаковали, первое, что бросалось в глаза, — ясный, ничем не замутнённый взор. Не замутнённый даже интеллектом.
Но что буквально пёрло от этого типа, так это непрошибаемой и всепобеждающей уверенностью в собственной правоте.
Такой взор Григорий видел в реальности у одного совсем спятившего пиита, который писал высокопарный, цветистый, но совершенно откровенный бред. Его стихи были просто нечитабельные, потому, что одна строфа по смыслу не стыковалась со следующей и так далее. А множественность смыслов никак не складывалась во что-то общее и цельное. В результате, чтение его «нетленки» оставляло весьма тягостное впечатление.
Однако, сей пиит, когда ему указывали на очевидные огрехи, начинал сначала плеваться ядом, а после, просто переходил на личности.
