— Пока никаких конструкций. Вообще почти ничего нет. Только отдельные фрагменты древнерусской керамики.
— Сейчас особенно важен каждый фрагмент, — сказал я, поднявшись на гребень. — По фрагментам, которые будут найдены в нижней части основания насыпи, можно будет определить время сооружения вала.
— А я вам говорю, — запальчиво отозвался Георге, — сейчас каждый фрагмент нужно смотреть. По тем, которые найдем в подошве, будем знать, когда городище построено!
— Да, да! — Поспешно ответил я. — Ты совершенно прав.
Удовлетворённый, Георге спросил:
— Сколько человек могло жить на городище?
— Трудно сказать. Судя по размерам плато и по открытым жилищам, — человек двести—триста, не больше.
— Ну и пришлось же им попотеть, чтобы такой вал насыпать. Да ещё вокруг ров выкопать! Вот мы уже два месяца роем, а все никак узенькую траншею не пробьем!
Это и в самом деле было странным. Чтобы с техникой IX—X веков соорудить такой вал и ров, нужны были не десятки, а тысячи рабочих рук. Неужели все ближайшие славянские поселения, открытые нами, находились на расстоянии шести — восьми километров от городища?
Допустим, что вал возводили жители этих поселений. Но тогда в случае нападения врагов им не удалось бы воспользоваться плодами своих трудов. Пока они добирались бы к городищу под защиту вала, враг настиг бы их десятки раз. Кто же строил? Основным тружеником в то время был свободный общинник… Но тогда… где они жили?
С гребня вала хорошо были видны большие прямоугольники раскопов, разбитых колышками на квадраты.
Павел Петрович Бырня уже успел встать на свой раскоп.
— Смотрите, Георгий Борисович, — сказал он, разворачивая пакеты с находками, — пока мы с вами ездили, Таня тут такое открыла! Угадайте что?
Таня, помощница Павла, — студентка третьего курса, застенчивая тоненькая девушка — бросила на своего начальника неодобрительный взгляд и покраснела. Я для пущего эффекта выждал несколько секунд, изображая мучительное раздумье, и, наконец, сказал:
— Сдается мне, что Таня открыла лепную славянскую керамику шестого–седьмого веков. Значит, славяне поселились здесь ещё задолго до сооружения городища.. Так?
— Так! — С изумлением ответил Павел. — А откуда вы узнали?
— Плохо подбираете кадры, товарищ Бырня, — ответил я. — Среди ваших рабочих завелись предатели. Ленуца Цуркан заметила, что изменилась керамика, и очень точно описала лепные горшки. Так–то вот. А ты обрати внимание на эту девушку. Она очень наблюдательна. Может археолог получиться.
— Один — ноль в вашу пользу, — приуныв, ответил Павел, но тут же воспрянул духом. — Тогда посмотрите, что мы ещё нашли в этом слое.
И, взяв у Тани планшет, показал мне план пласта. На нем среди других названий я увидел название удивительной находки: византийская бронзовая монета VI века. Глубина 168 сантиметров. Вот это да! Монета даст возможность определить время всего слоя с точностью до нескольких десятков лет. Эта монета чеканена, видимо, при императоре Юстиниане. Она мало потёрта. Ну, некоторое количество лет могло пройти, прежде чем она попала из Византии в Алчедар. А все же это произошло именно в VI веке. Вряд ли бронзовую монету могли специально беречь столетиями. А кроме того, это хотя и единичное, но указание на связи жителей Поднестровья с Византией уже в VI веке!
Ну что ж, посмотрим, что будет дальше в этом слое…
Стенки раскопа Иона Георгиевича Хынку безупречно вертикальны, дно ровное, как паркет. На дне зачищена полоса из грубо обитых известняковых камней, ограничивающая замкнутый прямоугольник площадью метров в двадцать. Возле одной его стороны продолжалась расчистка груды обожжённых камней и глины — остатков печи. Ион Георгиевич поздоровался, протянул мне наковаленку, молоточек, клещи, несколько пробойников, зубильца. Все они были удивительно маленькие, как игрушечные.
— Набор инструментов ювелира, — спокойно сказал Ион. — И дата точная. Судя по керамике — десятый век.
Ещё два года назад мы нашли на городище мастерскую тоже с набором таких же миниатюрных инструментов, да ещё с тигельком для плавки серебра и бронзы, нашли серебряную проволоку, несколько готовых и ещё не законченных браслетов и другие украшения. Вот и второй ювелир на городище…
Когда я уходил с раскопа, Ион вместе со своими рабочими, среди которых было много ещё совсем юных школьников и школьниц из окрестных сёл, саперными лопатками, ножами и кистями расчищали каменную отмостку стен мастерской ювелира. И он короткими, точными движениями снимал тоненькие пластики земли и одновременно что–то говорил помогавшему ему рабочему Петре — вихрастому пареньку в синей рубашке с белыми горошинами.
Что же, Ион, ты сам начинал так. Ты сам учился в этой же сельской школе, может быть, сидел именно за той изрезанной, облупленной партой, за которой теперь сидит Петре. И может быть, Петре, как ты сейчас, пройдя долгий и трудный путь, станет кандидатом исторических наук, одним из лучших археологов Молдавской академии и нашей экспедиции…
После обеда Витя дал мне очищенную византийскую монету. Она теперь блестела как новенькая, изображения и надписи были отлично видны. Да, это фоллис Юстиниана, чеканенный в 536 году вторым монетным двором в Константинополе.
— Нормально! — Похвалил я Витю. — Очень важная находка, и ты как нужно её очистил.
— Да. Очень важная, — как–то странно ответил Витя.
— Что с тобой? — Удивлённо спросил я.
— Да так, ничего, — махнул рукой Витя, — просто едким натром в лаборатории надышался. Железа много варил.
— Может, полежишь?
— Да нет, перебьюсь, — все также странно ответил Витя.
Я знал этого удивительно правдивого весёлого юношу ещё с того времени, когда он учеником шестого класса впервые пришёл в пашу экспедицию и стал рабочим. Знал и студентом, и теперь, когда он уже археолог с высшим образованием, работаю с ним вместе. Мне всегда казалось, что мы с ним очень близки и откровенны. А тут вдруг появилась у него какая–то отчуждённость, чуть ли не враждебность. С трудом подавив желание расспросить, в чем дело (сам расскажет), я сказал:
— Пойдем к столу. Есть интересное сообщение.
Все археологи отряда, а также паши архитекторы, художники и другие сотрудники уже сидели за длинным столом.
— Сегодня обсуждение полевых дневников, чертежей и находок отменяется. Обсудим завтра, — начал я. — Дело в том, что Президиум Молдавской академии утвердил наше совещание с румынскими археологами. Оно начнётся через две недели — восемнадцатого августа, здесь, в Алчедарском лагере. Предложено провести его не просто как совещание, а как первый советско–румынский семинар по археологии.
Георге радостно воскликнул:
— Вот это здорово! Международный семинар в нашем лагере!
— В семинаре примут участие все румынские товарищи, работающие у нас в экспедиции, — продолжал я, — пригласим сотрудников кишинёвских и одесских музеев. Пригласительные билеты, отпечатанные в типографии академии, уже готовы.
— Почему же их так много? — Удивлённо спросил Павел. — Тут сотни две, не меньше!
— Да так, отпечатали с запасом.
— Зачем пропадать билетам? — Вмешался Георге. — Давайте разошлем их в разные археологические учреждения и музеи. Чем больше приедет людей, тем интереснее.
— А что, если все приедут? — Осторожно спросил Ион.
— А я тебе говорю, что не приедут, — тут же завелся Георге. — Сейчас август — разгар полевого сезона. Все на раскопках. А билеты разошлем для информации и в знак уважения к нашим коллегам.
Большинство поддержало его. Решили разослать все билеты. Выбрали докладчиков. Наметили программу подготовки к семинару.
Все последующие дни, помимо работы по раскопкам, готовились к докладам.
И вдруг начало происходить нечто в высшей степени неожиданное. Из различных городов в ответ на разосланные нами приглашения стали приходить благодарственные телеграммы с сообщениями о приезде. Сначала мы очень обрадовались — семинар обещал быть весьма представительным. Когда телеграмм оказалось тридцать, стали беспокоиться, а когда количество их перевалило за восемьдесят, пришли в ужас.
Я срочно вызвал всех начальников отрядов, и совет экспедиции стал бурно обсуждать создавшееся положение. А положение было незавидным. Мы подсчитали, что вместе с сотрудниками экспедиции, археологами из Румынской Академии наук, работавшими в наших отрядах, и принявшими наши приглашения лицами на семинаре окажется около полутораста археологов. Палаточный Алчедарский лагерь, раскинутый в лесу, не был приспособлен для такого количества людей. О перенесении семинара в Кишинёв нечего было и думать. Для этого у экспедиции не было средств. Георге, командированный нами к Кишинёв с просьбой о помощи, привез оттуда молдавское и румынское знамёна и с десяток художественно выполненных на кумаче лозунгов на русском и румынском языках, вроде: «Бине аць венит!» — «Добро пожаловать!» Знамёна подняли на импровизированных флагштоках рядом с экспедиционным флагом, лозунги развесили на территории лагеря между деревьями. Но от этого наше положение не стало более лёгким.
