– Вы сказали, детей было пятеро.
– Да. Один мальчик погиб, в него попал заряд, он умер от сердечного приступа. Ему было одиннадцать лет.
– Почему вы это рассказали, Том?
– Она выжила, понимаете? Нормальный взрослый человек при тренинге находился там только два часа, взрослый солдат. Проходили не все, я проверял. Тогда я понял, что она не простой человек. Два года моих медицинских проб это подтвердят. Этот экзотизм не искусственный, это результат тех потрясений, что она пережила. А был еще Тобос, Рассел. Вы знаете, какой кошмар ей пришлось пережить. Она невероятное существо, очень сильное. Мне совсем не хочется, чтобы ее душу загубили в битве за не совсем ясные идеалы. Она очень молода, если обозлится, то пустит свои таланты в ход. Результаты могут оказаться грустными. Я знаю, что вы могли бы сделать. Не дайте ее сломать.
Рассел прихватил одеяло и вернулся к костру. Огонь потух. Он раздул угли и добавил горючего. Он накрыл Эл, и она сразу проснулась.
– Инспектор, вас словно холодной водой облили. Вы купались?
Рассел посмотрел в сонные глаза девушки.
– Том рассказал мне про полигон.
– Про какой? – сонным голосом спросила Эл.
– В пустыне. Я читал отчет, но живой рассказ лучше.
– А-а, про этот. Не напоминайте, а то я больше не засну.
– Может пойти в дом?
– Идите, мне здесь хорошо.
Она укуталась в одеяло и перевернулась на другой бок. Рассел услышал слабое бормотание.
– Том – болтун, макну его завтра в океан… Спокойной ночи.
Рассел проснулся и увидел, что лежит на траве. Костер превратился в пепел, и легкий ветерок разносил остатки. Эл еще спала. Восход только начинался. Курк с удовольствием наблюдал, как восходит солнце. После этого сел в катер и улетел на континент.
– Том, инспектор нас покинул, – Эл просунула голову в окно. Она зевнула. Волосы ее были спутаны, торчали клочками в разные стороны.
– Странно, – отозвался Том из закутка, называемого кухней. – Что ты будешь на завтрак?
– Молоко и жирного кролика. Живого.
– Эл, ты хищник.
– Это ты хищник. Мы будем завтракать вместе. Я – молоко, а он – травку.
– Брось шутить. Я серьезно.
– Я есть не хочу. Молоко.
Том вышел в комнату.
– Ты так и спала у костра?
– Ага.
Она уже влезла в окно. Эл сидела на табурете, подобрав под себя одну ногу, и смотрела в окуляры на воду.
– Будет сильная волна, – заключила она. – Ветер усиливается. Надо бы окна закрыть.
Том отдал ей стакан с молоком, а сам поставил на стол большую чашку салата и белковый коктейль. Отпил немного и спросил:
– Как думаешь, он скоро вернется?
– Не знаю. Датчиков он не оставил, шпионить не будет.
– Благородство?
– Просто вежливость. Ты зачем ему про полигон рассказал?
– Он боится, что твой экзотизм будет серьезным аргументом против тебя.
– Я отыщу Лондера.
– Зачем?
– Он тоже страдает от этого, но как-то справился.
– Эл, на Тобосе все погибли?
– Лондер нет. Я – да. Странно звучит. Я в том числе.
– Но как? – Том не скрыл изумления.
– Не совсем. Что-то скорее всего сталось. Меня восстановили, а Лондера извлекли до взрыва, только усыпили. Ты должен бы знать.
Том знал. Удивился, что она так запросто сказала.
– Зачем ты мне призналась?
– Затем, что я действительно больше не тот человек, чтобы не питал иллюзий. Это тело не то, что было раньше. Оно – хорошая копия, досконально точная копия, и эта копия последнее время выделывает всякие трюки.
– А тебе не показалось странным, что Машка тебя узнала?
– Машка не в лицо меня узнала. Она узнала то, что внутри, в душе. Меня настоящую. Тело – это же робот.
– Смешная ты Эл, люди себе новые руки, ноги вживляют и считают своими. У тебя все осталось память, опыт, характер, привычки, знания.
– Поменьше бы этих знаний, – вздохнула Эл.
Она отпила половину стакана и вдруг спросила:
– Том, что ты знаешь о Галактисе?
– Почему ты спрашиваешь?
– Мне надо отыскать наблюдателя на Земле.
– Все-таки ты согласилась на контакт?
– Я уже поняла, что здесь меня съедят живьем. Не хочу быть жертвой предрассудков и чужих заблуждений. Вот и хочу поискать.
– Надо же? – удивился Том. – А что ты скажешь этому наблюдателю?
– Ничего. Мне нужен только ориентир. Пока я сама справляюсь, а если будет совсем трудно – обращусь к нему, знать бы только, где искать.
– Надеешься на помощь?
– Не надеюсь, но кто знает.
– Ты сильно рискуешь, – предупредил Том, – говоря об этом со мной.
– Я все время рискую. Когда сюда попала – рискнула, в академию – рискнула, на Тобос – рискнула. Это не риск – это жизнь, скучно ходить там, где все ходят, далеко не уйдешь, интересно там, где трудно. А ты свой, я не боюсь тебе признаваться. Я думаю, к тебе допроса в пристрастием не применят и память из тебя не вытряхнут. Если меня арестуют…
– И долго ты будешь проверять себя на прочность, и испытывать терпение? Сколько тебе лет? Двадцать? Больше? Меньше? Ты уже не подросток и к твоим выходкам относятся серьезно. Что за ними стоит? Желание выделиться? Желание узнать, на что ты способна? Что, Эл?
Том поймал ее пронзительный взгляд. Она стала суровой, напряглась как струна. Том редко так с ней говорил. Эл почувствовала подвох, его что-то тревожило и пугало, но это не был страх за собственную безопасность. Другое. Определенно другое. За этим вопросом стояло больше, чем обычный воспитательный ход. Том увидел, как меняется ее взгляд: изучающий, потом прищуренный хитрый, потом суровый, снова хитрый. Темные зрачки расширились. Вдруг на ее лице отразилась тревога.
Он первый отвел взгляд и спросил:
– Что? Стало не по себе? Подумай, Эл.
– Хочешь, я построю логическую цепочку выводов, от которой тебе тоже станет не по себе. Тот, кто знает, что я связалась с Галактисом, обязательно выразил свое отношение. Так или иначе, плохо или хорошо, этот вопрос задали все, кроме тебя. Допускаю, что ты его задашь. Я смею заключить, что ты лоялен в этом вопросе и допускаю, что ты на моей стороне. Курк отличается изрядной выдержкой, при его-то информированности, ему становиться не по себе, когда он думает, что со мной будет, он сам признался еще не Плутоне. Я тоже неспокойно себя чувствую от всего что твориться. Ты человек, который отличается открытым нравом и эмоциональностью, спокоен, как сфинкс. Том, ты же все обо мне знаешь… А может ты знаешь больше? Сколько живу и знаю тебя, столько задаюсь вопросом, какого лешего ты так настойчиво ловил меня тогда в порту и почему не выдал? Я же историческая находка. Нонсенс, Том! У меня нет веских доказательств, но я уверена, что ты имеешь отношение к Галактису или очень симпатизируешь им, что для землянина не покидавшего планету столько лет, весьма странно. Все, что касается отношений с Галактисом здесь – табу, даже отчетов и информации не добудешь без специального разрешения, а я вчера нахожу здесь звездные карты с графиком моего полета в четырнадцатом секторе. В простое любопытство я не верю, потому что на той карте есть данные топографии, которую я делала, а их еще не обнародовали. Это были не наши карты.
Том понял свой провал. Эл не просто вчера принимала душ. Она близка к разгадке. Он решил молчать до последнего, пока она не выложит все свои доводы. Она не стала продолжать, больше ни слова не сказала, залпом опустошила стакан, встала, мягко поставила его на стол и спустилась в лабораторию. Через несколько минут она вернулась одетая в серенький неприметный комбинезон, волосы были тщательно убраны под такую же серую шапочку.
– Я лечу к Лондеру. Пора разобраться с моим здоровьем. Я возьму твой катер, моя посудина очень приметная.
Том остался сидеть за столом, только утвердительно кивнул и проводил ее взглядом. В дверях она обернулась.
– Я подумаю над твоим вопросом, а ты подумай над моими домыслами. Если вернется Рассел Курк, соври что-нибудь. Я быстро.
Она ушла, оставив Тома в замешательстве. Зверек в образе белокурой добродушной девушки больно его укусил. Том почувствовал, что расстроен. С самого начала он испытывал неловкость оттого, что их отношения имеют подоплеку. Он боялся, что он привяжется к ней, а она к нему, и обоим будет больно, когда истинная причина их встречи выйдет наружу. Для Эл чистые искренние отношения значили очень много, были определяющими. Она мало кого подпускала близко к своей душе. Том оказался таким человеком, и тем труднее ему было скрывать свою миссию наблюдателя. Она была его семьей несколько лет. Теперь близок был тот час, когда она либо простит его, либо он ее потеряет.
Она обо всем догадывалась. В ней никогда не дремал маленький умненький и очень внимательный человечек. Том забыл об этом, от радости встречи чувство осторожности притупилось. Эл намекнула, но в атаку не пошла, предоставив ему право решать. Что ж он совершил ошибку, не спросил то, что спрашивали все, но не жалел. Она ищет наблюдателя.
