этому времени мост должен быть наш, а пулемёты — на противоположном его конце, дулом на север. Кто будет молодец — тому лично проковыряю дырку: в погонах или под медаль. Кто молодец не будет, тому… к-хм… — Ходжес прочистил горло, погасив непрошеную ухмылку, — тоже что-нибудь проковыряю. Догадайтесь, где. Ясно?! — вернув на лицо серьёзность, гаркнул он.
— Так точно, господин подполковник, сэр! — ответили офицеры.
***
Был тот утренний час, когда небо становилось не таким тёмным, как ночью, и сливалось цветом с серо-голубыми сугробами. В этот час невозможно разобрать, где кончается снег и начинаются облака, и почти невозможно заметить в небе распадский транспортник, выкрашенный светло-серой краской. Заранее заглушив двигатель, он, тихий и химеричный, словно предрассветное сновидение, подходил к южной границе Эшклинга, чтобы десантировать две роты 286-го полка.
Оказавшись на земле, солдаты бесшумными цепочками потянулись в сторону моста и спустя десять минут заняли двухэтажный дом, что своим фасадом смотрел как раз на укрепление противника через дорогу. Окна дома были частично выбиты, перекошенная парадная дверь висела на одной петле, а на желтоватых стенах там и тут виднелись следы от пуль. Он послужил укрытием отступавшим имперским солдатам, но из-за продолжающихся здесь боёв мародёры ещё не успели разграбить его: обстановка в комнатах, несмотря на беспорядок и перевёрнутую мебель, была небедной.
Пробравшись во второй этаж, рота Асмунда заняла позиции у окон, а Мэннинг внизу готовился к наступлению. Предрассветную тишину нарушал лишь цокот конских копыт по мостовой, доносящийся не из-за укреплений противника, а откуда-то со стороны. Судя по всему, лошадь петляла, может быть даже закладывала круги, то ускоряясь, то почти останавливаясь. Если она под седоком — он либо ранен, либо мёртв. Цокот приближался: лошадь шла по дороге, разделяющей дом и мост.
Винтерсблад осторожно выглянул в заоконную серость. Асмунд от соседнего проёма сделал ему предупреждающий знак рукой: «уберись, мол, увидят!», но тут из-за поставленных друг на друга бетонных блоков с моста вышел человек в форме. Он смотрел на дорогу в сторону цокота, протягивая что-то на ладони. В поле зрения появилась лошадь: сёдланная, но без всадника; остановилась, с недоверчивым любопытством вытянув шею. Солдат медленно шагнул навстречу животному, но кобыла вдруг высоко поставила уши и повернула голову в направлении затаившейся в кустах у дома роты Мэннинга. Туда же посмотрел и солдат, проследив за взглядом лошади.
— Чёрт! — одними губами произнёс Асмунд.
Бресиец что-то заметил, его рука дёрнулась к кобуре, но не успела схватиться за пистолет: Винтерсблад выстрелил раньше. Лошадь метнулась в сторону, рота Мэннинга открыла огонь и пошла в наступление; на бетонных блоках ожили пулемёты.
Накануне Мэннинг хвастался, как он в два счёта возьмёт мост. Сейчас, прикрывая огнём из окон наступление его роты, самого капитана среди солдат Винтерсблад не видел. Возможно потому, что дело шло из рук вон плохо: имперцы яростно сопротивлялись, не подпуская бойцов ОНАР даже на дальность гранаты.
Спустя сорок минут Мэннинг скомандовал отступление.
— Асмунд, уходим! — рявкнул он, ввалившись в дом. — Дело дрянь!
— Попробуем ещё, — отозвался Асмунд, — Ходжес приказал…
— К чёрту Ходжеса, — заорал капитан, — его здесь нет! А я потерял ранеными и убитыми тридцать из пятидесяти! Больше мы туда не полезем.
— У имперцев заклинило ближний к нам пулемёт, — вмешался Блад, — есть шанс!
— Мэннинг старше по званию, — пожал плечами Асмунд.
— Мы всё равно здесь застряли, дирижабль вернётся часа через три. Можно попробовать ещё раз! — не унимался Винтерсблад.
— Вот и попробуй, раз такой умный, — отозвался снизу Мэннинг.
Через полчаса стрельба поутихла, и с улицы вновь донеслось цоканье копыт.
— Куда, пристрелят! — шикнул Асмунд на друга, который высунулся в окно до середины корпуса и быстро убрался на своё место.
По стене дома рядом с оконным проёмом хлестнула пулемётная очередь.
— Ты совсем свихнулся, Блад? Ещё бы чуть-чуть…
— Лошадь всё ещё там.
— И хрен с ней, с лошадью! Сам же имперского, который её подманивал, положил, а теперь, как он, лезешь!
— Она совсем близко к нам подошла, как раз у чёрного входа вертится… — произнёс Винтерсблад, о чём-то размышляя. — Прикройте меня.
— Что ты задумал?
— Взять мост, раз уж Мэннинг труса празднует.
— Один? Без ружья? — изумился Асмунд глядя, как друг откладывает в сторону карабин.
— У меня револьвер и гранаты, — Блад весело подмигнул лейтенанту и хотел уже направиться к лестнице, но тот его остановил.
— Хочешь, чтобы прикрыли, — рассказывай, что задумал! Иначе я и пальцем не пошевелю: лезь под пули, сколько тебе вздумается.
— Я хочу подманить лошадь.
— И? Дальше что?
— У имперцев остался один пулемёт. Если скакать галопом и широким зигзагом, выходя за границы зоны поражения, они не будут успевать его разворачивать. А когда я окажусь в опасной близости, закидаю укрепление гранатами, и им тем более станет не до пулемёта.
Асмунд молча буравил напряжённым взглядом взводного.
— Ты сейчас пошутил?
— Я сейчас абсолютно серьёзно.
— И ты настолько хороший наездник, чтобы выделывать все эти трюки? Да ещё и под пулями?
— Да разве это трюки? Я ж говорил тебе, что в цирке работал. С конями. Ну что, ротный, прикроешь меня, когда бресийцы начнут палить из всего, что у них там осталось?
Асмунд тяжело вздохнул, судя по нахмуренным бровям — что-то соображая, потом кивнул. Винтерсблад довольно ухмыльнулся и пошёл вниз.
— Он совсем сбрендил? — прошептал от ближайшего окна один из солдат. — Его же убьют, не успеет и шагу ступить!
— А вы тут на что? — огрызнулся Асмунд. — Прикрывайте!
— Есть прикрывать, господин лейтенант, сэр!
Винтерсблад спустился на первый этаж, где остатки Мэннинговой роты закончили бинтовать раненых и теперь отдыхали прямо на полу, кто сидя, кто лёжа; приоткрыл дверь чёрного хода, выглянул на улицу. Лошадь продолжала нарезать круги, всё больше забирая к укрытию солдат ОНАР. Взводный достал из сухарной сумки кусочек сахара, вытянул его на раскрытой ладони и тихонько посвистел. Лошадь остановилась, навострила уши. Мужчина повторил свист. Такой подзыв оказался кобыле знакомым, и она сделала первый неуверенный шаг в сторону Блада.
— Гляди-ка, измаялась, родимая! — прошептал
