не хватало ещё допросов в госбезопасности. Наказание Мэннинга того не стоило. Тот, конечно, отделался лишь лёгким выговором за пьянку и к утру был уже в полку.
Вечером воздушную пехоту передислоцировали обратно в Уиплит, а на следующий день Винтерсблада вызвал к себе Асмунд.
— Посмотри, что пишет о тебе наш друг Мэннинг! — ротный бросил на стол лист бумаги, испещрённый крупными каракулями. — «Проявил слабость и малодушие в бою за Реденс; пренебрёг обязанностями взводного, бросив своих солдат во время атаки; проявил халатность при десантировании, не исполнив команды и задержав дирижабль, который мог попасть под обстрел; подверг опасности товарищей; почти дезертировал с поля боя, но, одумавшись, вступил в бой с большой задержкой…» — В общем, обделался по полной программе.
— Я? — поднял брови Винтерсблад.
— Ну не я же.
— Ну ты тоже кое-где подсыпал соли.
— Так! — Асмунд хлопнул ладонью по столу, и исписанная бумажка шевельнулась от резкого движения воздуха.
Ротный встал со своего места и прошёлся туда-сюда по бывшему школьному кабинету:
— Это сейчас к делу не относится!
— Очень даже относится! — возмутился Блад. — Не нарежь ты винта в тот вечер, не было бы и этой писульки!
— Что ты за человек, Шен! У тебя вечно кто-то виноват! То я, то снова я! Там не приказал тебе с учебки прыгать, тут тебя за руку в расположение не увёл!
— Грег, — Винтерсблад опёрся ладонями на разделяющую их парту, — ты и правда думаешь, что уводить надо было меня? Совесть как? Есть она у тебя вообще?
— Я думаю, Блад, что надо поменьше лезть туда, куда не просят, тем более — портить отношения со старшими по званию, тогда и неприятностей не будет! А пока мне велено провести воспитательную работу и принять меры.
— Ага, — кивнул младший лейтенант, — пропишешь мне розги?
— Я тебе уже прописал учебные прыжки, забыл? — Асмунд держал лицо и не реагировал на едкие замечания Блада. — И прошу тебя как твой друг и как твой командир: имей уважение к офицерам! Хотя бы притворись. Иначе рано или поздно крепко вляпаешься!
— Погоди, — Винтерсблад с серьёзным видом похлопал себя по карманам, будто что-то искал, — погоди, сейчас запишу! Чтобы случайно не забыть это мудрое наставление. Положу его под подушку и буду перечитывать перед сном.
— Всё ёрничаешь! — покачал головой Асмунд. — Я ж тебе добра желаю, Шен! — он понизил голос, наклонился ближе к собеседнику. — Мэннинг — та ещё паскуда! Обид он не забывает, не прощает. Такой может и пулю тебе в спину послать в бою, и ремень страховочный подрезать… да что угодно! И ничего не докажешь.
— Тогда какого чёрта ты с ним компанию свёл? — тихо спросил Винтерсблад, глядя в глаза Асмунду.
— Вероятных врагов стоит держать не дальше, чем друзей.
— Осталось разобраться, к кому из них ты причисляешь меня, — процедил Блад и пошёл прочь из кабинета.
— Шен! — расстроенно крикнул ему вслед лейтенант, но тот не остановился.
В коридоре он столкнулся с Мэннингом.
— А, капитан! — саркастично протянул Винтерсблад. — Получил я твою бумажку. Мягкая. Долго сочинял? Всю ночь, поди, не спал, обо мне думал, — уголок его губ изогнулся в издевательской полуулыбке.
— Шути-шути, сопляк недоношенный, — скривился Мэннинг, снизу вверх глядя на Блада, — недолго тебе погоны носить, уж я постараюсь! Ещё в ногах у меня валяться будешь и сапоги облизывать!
— У-у-у, какие фантазии! А ты будешь с плёткой и в кожаном корсете или предпочитаешь перья? — Блад иронично выгнул бровь, глядя, как капитан наливается яростью, будто помидор — соком, того и гляди брызнет: полопаются едва затянувшиеся царапины на физиономии. — Не трать время, Мэннинг. Ты меня не возбуждаешь, — мужчина пошёл дальше, с презрением толкнув плечом стоявшего на дороге собеседника.
— Винтерсблад! — спустя мгновение окликнул его Мэннинг.
Блад обернулся.
— Я тебя закопаю! — с угрозой прошипел капитан.
— Лопату не сломай, — нахально улыбнулся Винтерсблад.
***
На учебные прыжки мне дали неделю. Семь дней, чтобы побороть страх высоты, из-за которого я не мог справиться даже с собственным желудком, не то что с головой. В противном случае — не видать мне воздушной пехоты, как своего затылка. Я не Асмунд: я никогда не мечтал ни о дирижаблях, ни о военной карьере. И чёрт бы с ними! Но сейчас, когда Мэннинг, шкворча слюной, пообещал турнуть меня из ОНАР, остаться в полку было делом чести. Остаться и получить повышение. Ещё лучше — обогнать капитана. И я, стиснув зубы, в очередной раз лез на учебную вышку.
***
Ветер наверху злой и жёсткий. Бросает в лицо пригоршни колючего снега, высушивает глаза, и они начинают слезиться. Пальцы немеют, с первого раза с карабинами не справляются. Ноги ватные, колени дрожат, по спине течёт холодный пот, в ушах грохочут барабаны. На верхней площадке я не могу встать в полный рост, даже если не подхожу к краю. Радуюсь, что пошёл тренироваться один, после всех, и сейчас никто этого не видит. Перед глазами пульсируют фиолетовые пятна. Чувствую, как рот наполняется кисло-горькой слюной, догадываюсь, чем это закончится. Если не доползу до края, метну харчи прямо на себя. Вот бы Мэннинг потешился!
Кое-как успеваю. Меня выворачивает. Нельзя есть перед этой экзекуцией, нельзя! Подо мной — чёрт знает сколько футов до земли. Не так высоко, как на дирижабле, но всё же… Я надёжно пристёгнут к тросу и страховочным ремням, и даже если сорвусь и не справлюсь с рычагом, то до земли не долечу — выручит блокировочный механизм: замедлит падение, а потом и вовсе остановит движение блока. Цепляюсь за эту мысль так же отчаянно, как пальцами за дощатый край площадки. Лежу, глядя вниз, очень долго. Привыкаю к высоте. Не привыкается. Но желудок уже пуст, и больше наподличать ему нечем.
***
В первый день я так и не смог заставить себя спрыгнуть. Полежал на брюхе, потом перевернулся на спину и долго вглядывался в глубину неба. Она ещё страшнее. Она — бездонна. И если уж прыгать, то лучше вниз…
Перевожу взгляд на священника. Он так и сидит подле меня. Терпеливый. Усмехаюсь своим мыслям, и он тут же навостряет уши, смотрит на меня
