Демьян думал о нем с того мгновения, как возле бора-островка сыновья напомнили о преждевременно ушедшем человеке, об отце Курпелак Галактиона. И тонкая нить памяти потянулась с тех времен в сегодняшний день. И тогда же, быть может, подспудно, еще не осознавая, Демьян решил заночевать у Галактиона в доме, хотя в поселке жили и более близкие родственники. Но те обойдутся без него — на двух ногах стоят. А вот безногий Галактион, должно быть, рад каждому охотнику, который приезжает с лесных угодий и приносит с собой суровый дух таежных троп и урманов, суровый дух родной земли…
Демьян без стука открыл дверь — ведь по древнему обычаю предков гость не стучится в дверь: он всегда желанный человек в доме и его приход никогда не бывает некстати. Тем более что о появлении гостя предупреждает собака особым «гостевым голосом» — беззлобным лаем. Поэтому в хантыйские дома поселка Демьян не стучался, так входил. Русские дома — другое дело. На толстых дверных обивках он обычно с трудом отыскивал какую-нибудь дощечку и деликатно скребся — из уважения к обычаям другого народа. Коль у них так принято — чего же не постучаться, рука не отвалится. Теперь же он отворил дверь Галактионова дома и, чтобы впустить меньше холода, быстро юркнул вместе с сыновьями в освещенный электролампочкой проем. У порога он отряхнул снег с кисов, затем со всеми поздоровался за руку и лишь после этого опустился на край самодельных нар, где лежала свернутая постель — старая оленья шкура, прикрытая саками и тряпьем.
Хозяин дома отложил аркан, за плетением которого его застали гости, кивнул хозяйке, мол, огонь надо оживить, люди с холода пришли. Но хозяйка Аснэ уже открыла дверцу железной печурки, ворохнула догоравшие головешки и ало мерцавшие угли, подложила дрова. Затем она поставила на печурку медный чайник времен Белого царя.
— Ехлы?[70] — спросил Галактион, сочувственно глянув на съежившихся Микуля и Ювана.
— Иттыннамья ехлы нюл кыцанги их![71] — ответил Демьян.
— Тэмия лув муртыл — тулэх яцыха их,[72] — как бы оправдывая морозы, сказал хозяин.
— Лувья лув муртыл,[73] — согласился Демьян.
Демьян взял аркан, что отложил хозяин, осмотрел, переложил с руки на руку, словно прикидывал, хорошо ли пойдет на оленя, спросил:
— Для кого плетешь?
— Да давно плести начал, для промхоза, — усмехнулся Галактион. — Теперь уж у промхоза оленей нет, некого ловить!..
— Ну, хорошая вещь хозяина найдет, — в раздумье проговорил Демьян. — У людей еще две-три головы остались, их чем-то ловить надо…
— Да, поди-ка, кто-нибудь возьмет, — сказал хозяин. — Враз все головы не кончатся…
Они перекинулись еще несколькими ничего не значащими словами, затем хозяин поднялся и, погромыхивая набалдашником костыля по гулким половицам, вышел на улицу. Пока мужа не было, Аснэ, гремя посудой возле печурки, расспрашивала Демьяна об Анисье, о домашних детях, о других «женских» новостях.
Вскоре вернулся хозяин вместе с облаком морозного пара: с «деревянной ногой» не очень-то развернешься в дверях.
— Смотреть ходил, — сообщил он с улыбкой. — И вправду мороза клюв крепким стал!
— Мороз только тебя и не видел! — усмехнулась Аснэ, как следует прихлопнув дверь. — Вон сколько холода впустил!
— Я ему и показался, морозу-старику! — засмеялся муж.
Он остановился возле жены, у глухо гудевшей печурки, протянул к огню раскрытые ладони. Он был почти на полголовы выше жены и своей макушкой чуть не задевал матицу потолка. И сейчас, глядя на этих рослых, крепких людей — на Аснэ и Галактиона, — Демьян подумал, что вот жить бы им и радоваться жизни, растить детей. Так нет же, судьба распорядилась по-иному. Вначале-то все хорошо было. Рос Галактион здоровым и жизнерадостным мальчишкой, играл, носился со своими сверстниками, встал на свои две ноги. Оленей пас, на охоту начал ходить. И тут в семнадцать ли в восемнадцать лет свалила его неожиданно неведомая болезнь. Жестокая болезнь. Наступил день — и он потерял сознание, и омертвело тело. Как потом рассказывали, «заячьей шерстью его дыхание защищали» — ко рту подносили трепетно-невесомые шерстинки, по едва заметному колебанию которых узнавали, что «дыхание в нем еще есть», что он еще жив, хотя давно похолодели руки-ноги, похолодело все тело. Ждали неминуемого конца. Но он одолел болезнь и выжил. Вернулся с того света, из Нижнего мира. Только правую ногу свело в коленном суставе, не разгибается и не сгибается, так и торчит омертвевшим сучком. С тех пор не выпускает из рук самодельный костыль…
Мудры старинные люди, размышлял Демьян о Степане-старике, отце Галактиона. В дальних землях, на самой Оби, среди многих девушек незнакомого сира он нашел и сосватал для сына именно такую, которая не побоялась народить детей безногому мужу и поддерживать огонь в его очаге. Должно быть, вдвое-втрое труднее участь хранительницы очага в доме, где хозяин на одной ноге…
Между тем Аснэ налила гостям чай и сказала нараспев:
— Чай пейте, гости!
Юван и Микуль нажимали на единственное кушанье — хлеб с сахаром. Посреди стола находилась тарелочка с сахаром-песком, куда «макали» кусок хлеба. Демьян же больше обрадовался чаю. Внутренняя жажда-боль все не проходила, и теперь он с надеждой на облегчение накинулся на крепкий напиток охотничьего сира. Чай наливал в блюдце осторожно, не спеша, чтобы ни одна капля не упала на соскобленный до желтизны стол. И пил тоже медленно, степенно, поддерживая неторопливый разговор с хозяевами Дома. Как он и полагал, хозяина интересовала лесная жизнь, лесные новости. И он подробно рассказывал, где какого зверя добыл, где напал на его след, сколько дней гонялся за ним, где нагонял его и где упускал. Какая при этом была погода, с какой стороны дул ветер, с какой силой дул и когда перестал. Если преследуешь чуткую лису, то ветер играет большую роль. Особенно «шум треснувшей ветки приглушающий ветерок». Без такого ветерка, считай, удачи не видать.
Демьян называл поименно реки и речушки, боры и болота, озера и урманы, поскольку хозяин, будучи почтовым человеком, хорошо изучил многие земли-воды по главной Реке. Если он что-то не знал в глубине урманов и болот и переспрашивал, то Демьян объяснял, на каком притоке той или иной реки, возле какого озера или болота.
После гостей хозяева попили вечерний чай. Затем Аснэ убрала посуду и уложила спать дочерей Нину и Аринэ, а сама взялась за шитье. Шила кому-то малицу.
— Ну, у нас по лесной жизни только сердце ноет, — сказала она, низко наклонившись над шитьем. — Все там под рукой — черемуха-брусника, вода-дрова, рыба-зверь…
Муж Галактион толок в ступке «поджаренную» махорку вперемешку с пеплом трутовика, готовил себе табак. Он оторвал глаза от ступки и, взглянув на жену, сухо прервал ее:
— А, напрасно!.. Нечего об этом!..
Жена будто не слышала его, продолжала грустно:
— В первые годы, как в поселок переехали, так хоть на охоту ездил. Осенью на белок, весной на уток. А теперь совсем перестал. Оленей нету — так куда без оленей?!
— Тут хоть сыны по хозяйству помогают, — вставил слово муж. — После уроков прибегают.
— Верно, хоть дети под рукой, — согласилась жена. — Старший-то, Иван-то, поди, не доучится в школе. Тяжело без него в доме-то. И отец наш теперь без оленей при одной своей ноге остался…
— Ладно, хватит, — махнул рукой Галактион и перевел разговор на другое — гостей надо послушать.
И снова ожила неторопливая беседа о лесной жизни. Но Демьян не забывал при этом и о поселковой жизни: к месту вставлял вопросы, о людях расспрашивал. Ведь он поедет домой, и все встречные будут у него справляться: «Как там в поселке народ поживает? Кто родился, кто помер? Нет ли тяжелоболеющих?»
Между тем время пролетело незаметно. Трижды мигнула лампочка под потолком. Это сигнал солидно именуемой «станции»: скоро одиннадцать — и дизель заглохнет до утра. Ночью поселок в полной темноте дремлет.
— А-а, вечер далеко ушел, — сказал Галактион, глянув на лампочку. — Станция спать хочет. Лампу можно разыскать… Где-то у нас керосиновая лампа была.
— Лампа-то есть, только керосина нет. На улице надо искать, — подала голос Аснэ.
— Да нам тоже пора спать, — сказал Демьян. — Завтра много дел. Домой надо спешить. Меня там гости ждут — искатели горючей воды…
— От таких гостей надо подальше держаться, — заметил Галактион. — Слышал я о них кое-что. Подальше надо.
— Деваться-то некуда, — усмехнулся Демьян. — На одной земле живем.
— На одной… — согласился Галактион. — Это верно.
— Как-нибудь поладим. Ведь люди они, человеки…
— Н-да, человеки-то человеки… — неопределенно протянул Курпелак Галактион, проведя ладонью по гладкой рукоятке костыля. — Н-да, все вроде бы правильно…
