Выходя на палубу, он всматривался в окружающую его бесконечность черной глухой воды, испещренной "салом" - оловянными пятнами смерзшихся ледяных игл, с каким-то отчаянием понимая, что вновь очутился в тюрьме и суровое море охраняет его надежнее всякого конвоя, а вода несет ту же смерть, что и автоматы, единственно - убивая без компромиссов, наверняка не допуская ни осечек, ни промахов.
Ночью он вскакивал, прислушиваясь к редким шагам в коридоре, и подумывал, где бы найти хотя бы какое-нибудь оружие, дарующее смешную в общем-то иллюзию уверенности в себе.
Однажды, движимый не то любопытством, не то томлением повседневной неизвестности, он постучался, якобы в поисках спичек, в каюту, где обитали ученые арабы, размещенные попарно.
Дверь ему открыли не сразу.
Прошло около минуты, прежде чем в проеме двери показалось чье-то лицо, на котором сразу же различил Каменцев агрессию неприкрытого раздражения и неприязни.
Тем не менее, заискивающе улыбаясь, он осведомился относительно спичек, приметив сквозь опущенные долу глаза, что в двухместной каюте скопилось человек шесть, одетых в одинаковые блекло-бежевые, похожие на пижамы, одежды свободного покроя и в чалмы. Неясные длинные тени качались на стенах. В воздухе стоял душный, с паленой горчинкой, аромат каких-то восточных благовоний. На стенах висели тряпичные плакаты, испещренные арабскими письменами. Здесь явно происходил какой-то религиозный обряд.
Человек, приоткрывший дверь, грубо, на плохом английском, рявкнул, что ни спичек, ни зажигалок здесь не держат, после чего дверь выразительно и резко захлопнулась.
Вернувшись в каюту, Каменцев попытался заснуть, но из вымученной, воспаленной дремы его выдернул раскаленными щипцами звук чьих-то ночных шагов, вкрадчиво шелестевших по ковровой дорожке коридора.
Кошачьим прыжком приблизившись к выдвижной двери, он слегка отвел ее в бок. Затем, дотянувшись до тумбочки, взял миниатюрное зеркальце, прислонив его к косяку на уровне щеки.
В скупом свете приглушенно горевших плафонов увиделся старпом Сенчук.
Нет, не Сенчук, а человек, лишь внешне его напоминающий.
Дневная мягкость черт лица старпома словно перетекла в жесткие складки, а неизменная поволока добродушия во взгляде исчезла, будто носил он некие контактные линзы, затеняющие тигриный, твердо и безжалостно устремленный к цели-жертве взор, и жуть пробрала Каменцева от такого преображения этого громоздкого, неуклюжего на вид человека, ныне похожего на оборотня, двигающегося легко и пружинисто...
Или так казалось ему - измотанному беспрерывной нервотрепкой прошедших дней?
Старпом остановился у двери каюты штурмана.
Донесся мягкий щелчок ключа, и он вошел в каюту.
Каменцев, покусывая пересохшие от волнения губы, погрузился в ожидание.
Через пятнадцать минут с противоположной стороны коридора показался штурман.
Каменцев замер, ощущая, как деревенеют пальцы, прижимающие к пазу косяка зеркальный прямоугольник.
Штурман достал ключ и уже хотел вставить его в паз замка, но передумал: склонившись к двери, прислушался, затем неуверенно осмотрелся по сторонам, а после согнутым указательным пальцем постучал в дверь.
Ответа не последовало.
На лицо штурмана легла тень озабоченности. Он прислонил ухо к пластиковой облицовке, но, не различив за ней, видимо, ни малейшего звука, ожесточенно и настойчиво заколотил в дверь кулаком, с беспокойством вопрошая:
- Кто там?!
Ответа он вновь не услышал и потому усилил напор, колотя в дверь уже коленом, но тут она внезапно и легко отодвинулась, после чего до Каменцева донесся неясный разговор, в котором голос штурмана - неожиданно визгливый и требовательный - выделялся на фоне другого, уверенно-безмятежного, старпомовского, но диалог быстро оборвался, смененный в одно мгновение наступившей тишиной.
Прошло еще около получаса, дверь каюты снова открылась, из нее, недоуменно пожимая плечами, вышел Сенчук, со вздохом закрывший замок с наружной стороны и отправившийся восвояси в сторону, противоположную той, где располагалась каюта судового врача.
Тем самым, к огромному облегчению Каменцева, старпом избавил его от необходимости спешного и незаметного задраивания двери, чей звук мог разоблачить тайное наблюдение за ночным коридором.
Присев на диван, Каменцев, отдуваясь, долго качал головой, одновременно растирая онемевшую руку.
Сам собой напрашивался вывод: здоровяк старпом, наотрез отказавшийся от вакцинации, наверняка связан со штурманом какими-то таинственными взаимоотношениями и также наверняка имеет биографию сложную и загадочную.
Не оставалось сомнений и в том, что теперь ему, Каменцеву, жизненно необходимо отыскать надежного соратника, ибо, как он с растерянной усмешкой подумал, один в поле не трактор...
Но с кем можно говорить не просто откровенно, но и в расчете на дельный совет?
Вновь всплыла кандидатура Крохина, прислуживающего ныне пакистанцу. Нет, с Крохиным связываться не стоило. Уже хлебнулось благодаря ему горюшка, и в добавке нужды нет.
Оставались двое: Забелин и Уолтер.
Однако Забелин поддерживал явно дружеские отношения со старпомом, часами просиживал в его каюте, и данный факт Каменцева теперь здорово настораживал.
Теперь - Уолтер, попавший на судно явно по случаю, открыто выражавший досаду перед плаванием в безрадостных северных водах и с видимым нетерпением дожидавшийся, когда "Скрябин", минув предполярную Атлантику, окажется в благодатных тропических широтах.
Этот жизнерадостный и уверенный в себе человек отличался открытостью, доброжелательностью и совершенно не скрывал, что своим пребыванием на "Скрябине" преследует чисто коммерческий интерес, расценивая данное экзотическое путешествие как одну из досадных издержек бизнеса.
Ни малейшей тени актерства, равно как и заискивания перед кем-либо, в Уолтере не было, свое наплевательское отношение к экспедиции он выражал открыто, а кроме того, на днях у коммерсанта вышел из строя телефон спутниковой связи, и он устроил прилюдный скандал капитану, требуя соединить его с Америкой, где у него буквально прогорали какие-то контракты.
Капитан бесстрастно и ровно объяснял взволнованному бизнесмену, что использование спутниковой связи судна в частных интересах недопустимо, но в итоге сдался, попросив подготовить факсимильное послание, ибо за стальную дверь, где располагались связисты, никто, кроме него, не допускался.
Подобное предложение ввергло Уолтера в бешенство, он разразился ругательствами, говоря, что выставит дикие штрафные санкции заказчику экспедиции, но на капитана подобные угрозы ни малейшего впечатления не произвели, и коммерсанту пришлось тащиться к Крохину, также обладавшему персональным телефоном.
Чем закончилось его общение с прихвостнем пакистанца, Ка-менцев не ведал.
Итак, особенного риска в откровенном разговоре с Уолтером не виделось. Необходимость же в таком разговоре назрела подобно болезненному нарыву, и он, не без иронии сопоставляя свой нынешний статус практикующего медика с каверзами создавшейся ситуации, приходил к заключению, что обязан данный нарыв вскрыть, руководствуясь всеми правилами добросовестной хирургии: то есть выверенно, соблюдая каноны прямой и обратной антисептики. Чтобы и инфекцию не внести, и самому не замараться.
В подобном мероприятии Уолтер представлялся ему надежным и хладнокровным ассистентом.
СЕНЧУК
Череда больших и малых удач, доставшихся ему ценой изрядных нервных перегрузок, закончилась тем, что набитый контрабандой сорокафутовый ребристый контейнер, крашенный суриком, скрылся в трюме, а ключ от замка был торжественно передан Крохину, не ведавшему, правда, что предусмотрительный Сенчук изготовил себе дубликат.
Проникнув в контейнер, он сподобился лишь на горькую и понятливую усмешку, обнаружив в ящиках, заставивших стальную полость, брикеты пластида, упакованные в вощеную бумагу. В трех плотных картонных коробках находились детонаторы и автоматы с боезапасом, выступавшим, видимо, в качестве тех самых цветных металлов, о которых плел ему мафиозо.
Раздумья Сенчука были недолгими: автоматы предназначались для сугубо внутреннего использования в той или иной критической ситуации, а пластид наверняка перегрузится на иное судно, которое рано или поздно должно подойти к "Скрябину".
Однако будущее взрывоопасной контрабанды занимало Сенчука в степени незначительной. Теперь ему оставалось завершить собственную, уже принципиально выигранную партию, избегая опрометчивых ходов.
Возможность же совершения таковых обусловила чисто техническая проблема, связанная с размещением членов экспедиции по элитарным каютам, в результате чего, прибыв на "Скрябин", Сенчук с большим неудовольствием обнаружил, что катастрофически опоздал к дележу апартаментов и его бывшую площадь оккупировал штурман, не без удовольствия на ней разместившись.
