применили, теперь наш черёд.
Под прикрытием валившего из прохода чёрного дыма гномы подтащили паровые пушки поближе к воротам. Дышать стало трудно, не спасали даже смоченные в воде повязки, обмотанные вокруг лиц. Глаза страшно щипало, стоило открыть рот, как начинался приступ неудержимого кашля. Даскалос Балинович отдавал распоряжения ближайшим воинам размашистыми жестами — не самый эффективный способ коммуникации, но лучше, чем ничего.
Туннели снова содрогнулись от грохота, с короткой дистанции чугунные ядра крушили стены коридора между ворот. Обломки неприметных доселе бойниц быстро заполняли каменным крошевом помещение. К моменту, когда подожжённое «горное масло» выгорело, позиции защитников города представляли собой жалкое зрелище. За такими укреплениями уже не укроешься.
Перегруппировавшийся штурмовой отряд вновь зашёл внутрь, но на сей раз не столько кучкуясь, сколько старясь забраться в бреши на месте растерзанных стен. Во внутренних галереях началась жестокая мясорубка. В тёмных, пыльных, всё ещё задымлённых коридорчиках было не до фехтования и взятия противника в плен, атакующие кололи и рубили всех попавшихся под руку.
Внутренняя герса тоже не стала серьёзным препятствиям, боевые молоты быстро изогнули толстые прутья металлической решётки, словно те были всего лишь гибкими веточками. Через несколько минут совместных усилий решётку полностью выломали.
Наградой вандалам стал залп поджидавших с другой стороны ворот арбалетчиков. Но уже ничто не могло остановить поток хлынувших в город людей, а затем и вернувшихся на родину гномов. Отверженные сородичами коротышки спустя более чем половину столетия возвращались в изменившуюся до неузнаваемости столицу Хребта Великого Змия. За кровь, боль и смерть они платили лихнистам той же монетой. Участники обеих сторон конфликта считали друг друга предателями, а предателей не жалеют. Пространство за воротами щедро усеялось трупами. Столкновение было коротким, но яростным.
Когда Даскалос Балинович затащил в город пушки, бои вовсю кипели на прилегающих к привратной площади улицах, перегороженных баррикадами. Неприятное препятствие для пехоты, но несерьёзная защита от пушек. Расположив паровые орудия в стороне от прохода, гномы стали готовиться к обстрелу ближайших укреплений и домиков. Вражеские арбалетчики в окнах и на крышах вели себя слишком смело, полагаясь на защиту массивных построек — они не должны себя чувствовать даже в относительной безопасности.
— Такой ухоженный городок, аж плюнуть противно! — выругался Даскалос Балинович, расстроенный тем, что в его отсутствие столица не только не потеряла, но заметно прибавила в роскоши и величии. Ведь нам всегда хочется верить, что после нашего вынужденного ухода всё сразу развалится. — Ничего, сейчас наведём здесь порядок.
Чугунное ядро врезалось в украшенное идеологическими фресками здание, играючи пробив добротные стены.
— Вот так гораздо лучше, — хмыкнул Даскалос, безжалостно разнося недавно построенный домик. — Не вписываются ваши постройки в архитектурный стиль города, ага.
Вслед за передовыми отрядами мятежников в Железноград входили основные силы людишек и орков. Удивление при виде бескрайней пещеры быстро сменялось привычной яростью и желанием всё разрушить. Превращение в руины плодов чужих многолетних трудов каким-то волшебным образом успокаивало нервы воинов во все времена. С воплями «за справедливость!» порабощённые лихнистами расы кинулись восстанавливать эту самую справедливость единственным доступным им способом.
Древний город с почти трёхтысячелетней историей погружался в кровавый хаос войны. Немногочисленные защитники и оставшиеся в Железнограде граждане планомерно, без малейшего милосердия истреблялись, мешавшие проходу или обстрелу памятники архитектуры тоже никто не жалел. Сумевшие прорваться в город через несколько туннелей мятежники с разных сторон двигались к центральным северным вратам, круша на своём пути всё.
Никто из лихнистов не ожидал такого зверства и варварства от ещё совсем недавно беспомощных, замученных заключённых. И ладно бы в северных лагерях трудились одни лишь насильники да убийцы. Но вся вина большинства каторжан заключалась в том, что они не желали принимать диктатуру навязанной сверху идеологии. У них имелось своё мнение и именно за него их приговорили к медленной смерти на севере.
Теперь узники совести отбросили любые моральные ограничения, упиваясь местью обидчикам. Сдерживаемая десятилетиями ярость вышла наружу, превратив порядочных когда-то людей и гномов в кровожадных монстров. Для орков это было естественное, привычное состояние, но то орки, а цивилизованные расы… Оказались такими же точно дикими зверьми в своей сущности.
На войне сходит всё напускное. Остаются лишь боль, страх и ярость. Такая вот «романтика», такая вот «красота».
* * *
— Близится? — спросил Старпёр напряжённую в последнее время Илону.
— Близится, — кивнула своей изящной головкой эльфийка.
Роковой час действительно с каждым днём становился всё ближе. До торжественной церемонии закрытия Межрасовых игр оставалась неделя, а народ всё прибывал и прибывал в Торинград со всех концов света. Бесчисленные гостинцы, которые, как ещё недавно казалось, могли вместить в себя целиком белый свет, оказались забиты почти до отказа, новоприбывших приходилось селить в грубых бараках, предназначенных для строителей города. На широченных проспектах теперь яблоку было негде упасть, днём и ночью по улицам праздно шатались привыкшие трудиться в поте лица работяги.
Кормёжка всей этой оравы обходилась власти дорого, безумно дорого. К Торинграду сгоняли целые стада овец, свиней, коров и другого скота, непрерывные колонны пармашин свозили овёс, пшено, рис и прочие злаки, но среди граждан всё равно оставались голодные.
Очень немногие, как Илона, понимали истинную цену подобного пиршества. Что это кормление на убой, причём убой не просто тел, но и душ. Подавляющее большинство обывателей беспечно радовалось празднику жизни, забыв о том, что за всё в этой самой жизни надо платить. Бесплатное всегда обходится слишком дорого, вот такой парадокс.
— Ламелии удалось узнать точную дату и время, когда начнут Ритуал. Это было несложно: её, как и других значимых товарищей, собираются использовать в числе первых жертв. Затем, с помощью симпатического воздействия, жертвоприношение распространится на остальных свидетелей драмы. Нет, конечно, таких подробностей ей никто не раскрывал, но сопоставить факты несложно. Всех ярких личностей собирают в один и тот же час на разных стадионах якобы для почётного участия в церемонии завершения Межрасовых игр — что же это ещё может быть? Наивные глупцы полагают, что их собираются наградить, но узнаваемость приглашённых товарищей нужна Гэльфштейну только для усиления симпатической магии. Гражданам проще ассоциировать себя с известными личностями, а значит, и их участь они разделят столь же легко.
Старпёр кивнул, соглашаясь с измышлениями умной эльфийки:
— Как шаман, могу сказать, что я бы поступил точно так же. Коллективным сознанием проще всего управлять через общественных лидеров.
— В этом отношении магия схожа с политикой, — задумчиво проговорила Илона. — Впрочем, ничего удивительного. И то и другое требует
