— Моя дорогая Жаклин, — сказал он устало. — Ты и так преуспела в этом. И я не уверен, что дело того не стоит.
Блэкторн приблизил губы к ее губам, влажным и раскрытым, поцеловал ее медленно и ласково, а ей захотелось заплакать от стыда и печали. Жаклин подняла руки, чтобы оттолкнуть его, хотя и знала, что это бесполезно. Вместо этого ее руки обвились вокруг его шеи, и впервые в жизни она вернула мужчине поцелуй.
Это было нечто удивительное! Ей показалась, что она вся растворилась в этом поцелуе; ничего более интимного она не чувствовала во время своих вынужденных совокуплений. Ей хотелось, чтобы это не кончалось никогда, длилось вечно…
— Эй! — прозвучал, как сквозь сон, голос Тавернера. — Блэкторн!
— Иди отсюда, Тавви! Уйди к чертовой матери! — крикнул Николас, даже не оглянувшись на своего слугу. — Уйди!
— Прошу прощения, но не могу. У нас беда. Не время заниматься пустяками.
На какой-то момент Николас погрузил свое лицо в ее волосы, пытаясь овладеть собой. Затем он соскочил с кровати, а Жаклин сжалась в комок — комок стыда и несчастья.
— Ну, погоди! — прорычал он. В его голосе была та же ярость, которая владела им, когда он бросился на нее.
Тавернер и ухом не повел.
— Беда, — повторил он. — Джейсон Харгроув умер неделю тому назад. А его жена вдруг поняла, что ее винят в этом больше, чем она ожидала, и теперь повсюду рассказывает, какой вы злодей.
Жаклин села и машинально потянулась за одеждой, но вдруг с изумлением поняла, что все застежки и завязки на месте. Она чувствовала себя обнаженной в его объятиях.
— Николас Блэкторн — злодей? — Она сумела придать голосу язвительность. — Да кто в это поверит?!
Николас бросил на нее быстрый взгляд.
— Собирайся! — пробормотал он. — Быстрее, моя красавица.
— Жена Харгроува говорит, что вы ее изнасиловали, — продолжал Тавернер, ничуть не смутившись. — А вместо дуэли выстрелили ему в спину.
— Я никогда в жизни не насиловал женщину! — прорычал Николас, которого явно задело сказанное. — Пока еще, — добавил он, бросив многозначительный взгляд на Жаклин, которая, соскользнув с кровати, подошла к огню. — Мы оба знаем, как это было на самом деле, не говоря уж о секундантах. Но, полагаю, никому не пришло в голову вступиться за меня?
— Не слышал о таком. Они вас ищут. Местный магистрат из кожи вон лезет, чтобы вас поймать. И это еще не все.
Николас вздохнул:
— Я на это и не надеюсь.
— Твоя хозяйка едет за тобой сюда, — сказал Тавернер, повернувшись к Жаклин.
— Эллен? — в ужасе пробормотала Жаклин.
— Это враки! — отрезал Николас. — Моя кузина вряд ли пустится вдогонку за кухаркой. Впрочем, Мамзель ведь больше чем прислуга, не так ли? И все-таки не думаю, чтобы ее брат допустил это.
— Сомневаюсь, что ее брат знал об этом. Она не одна. С ней человек по имени Уилтон-Грининг. Меньше чем через день они нас нагонят.
— Да поможет нам бог! — Николас протянул руку к бутылке с бренди и сделал мощный глоток. — Как ты все это разузнал?
— Этот господин заранее заказал комнаты на постоялом дворе. Все остальное мне рассказали слуги, как только я там появился. Кстати, я взял на себя смелость позаботиться о транспорте.
— Я знал, что всегда могу на тебя положиться, — сказал Николас, подвигаясь к огню, и Жаклин по привычке отпрянула в сторону. — Итак, чем мы располагаем?
— Из Дунстера отплывают два судна. Одно — во Францию, довольно приличное. Второе — в Голландию, но этот корабль старый, с тихим ходом. Я подумал, зачем вам Голландия? И договорился о местах на французском судне.
— Для всех троих, надеюсь?
— Ага.
— Нет! — в ужасе закричала Жаклин.
Николас взглянул на нее:
— В чем дело, моя дорогая? Может быть, ты страдаешь морской болезнью? Не бойся, я подержу тебе голову, если тебя стошнит.
— Я не вернусь во Францию.
— В настоящий момент Голландия находится под властью Франции. Не все ли тебе равно?
— Я не могу, — сказала она и сама удивилась, услышав, с каким отчаянием звучит ее голос. — Пожалуйста! Куда угодно, только не во Францию!
— «Пожалуйста»? Впервые слышу от тебя это слово. До сих пор ты только угрожала мне. Это что-то новое.
— Французский корабль лучше, — сказал Тавернер. — Он более новый и отходит на день раньше. Это даст нам фору.
Николас бросил взгляд на Жаклин. Ну что ж, теперь, когда он знает, что для нее страшнее всего, грех этим не воспользоваться. Может быть, тогда ему и в самом деле не придется прибегать к насилию.
— Поплывем более поздним, — сказал он, отвернувшись. — Я жажду увидеть Голландию. Ты знаешь, как я страстно люблю… сыр. А оттуда мы можем проехать в Венецию. Думаю, что Жаклин никогда не видела Гранд-канал. Не так ли, дорогая?
Жаклин облегченно вздохнула и, молча покачав головой, отвернулась к огню. Глазам ее стало горячо — из-за жары, конечно.
— Воля ваша, — проворчал Тавернер. — Но на вашем месте я бы поскорее убрался отсюда. Все знают, что этот дом принадлежит вам. И если кто-то захочет вас поймать, то направится именно сюда.
— По всей видимости, Тони Уилтон-Грининг так и поступил, — пробормотал Николас. — Хотя трудно поверить, что он дал себе труд пошевелиться. Наверное, по уши влюблен в мою застенчивую кузину. — Его лицо вдруг потемнело. — Или в тебя, моя красавица? Тони среди слуг случайно не отирался?
— Не говори гадостей!
Николас угрожающе улыбнулся.
— Я бы не винил его в этом. Но я согласен с Тавернером. Поскорее уехать — в интересах нашей общей безопасности. Как только мы съедим твой, без сомнения прекрасный, обед, мы вновь отправимся в дорогу. Я не собираюсь убивать еще одного человека, а если Тони не изменился после Кембриджа, он не удовольствуется отрицательным ответом. Кроме того, я не намерен рисковать своей добычей.
— Нам придется ехать до Дунстера целый день, — проворчал Тавернер. — Да еще и ночевать в карете.
— Не будь таким пессимистом, — сказал Николас и ласково коснулся пальцами щеки Жаклин, прежде чем она успела отпрянуть. — Мы найдем где прилечь.
Итак, она получила отсрочку. Где-нибудь по дороге она выпрыгнет из кареты и скроется. Ей нужно только спрятаться и дождаться Эллен. Если уж ей удавалось прятаться от мародеров в Париже, от одного-то человека она наверняка сумеет где-нибудь укрыться, даже если этот человек слишком хорошо ее знает.
Жаклин жалела только о том, что выдала себя. Блэкторн мог бы поплыть и во Францию, потому что, черт возьми, ее все равно не было бы на этом корабле. Даже если бы он сумел затащить ее на борт, она бы не стала дожидаться, пока они доплывут. Она поклялась себе, что никогда в жизни больше не ступит на землю Франции, и не собиралась отказываться от этой клятвы.
