Жаклин лишь пожала плечами, тут же выбросив из головы человека, который по-своему был добр к ней.
— И ты уже поспешил найти ему замену?
Старик покачал головой:
— Не совсем. Это человек, который донес на Порше… У него на то были свои причины.
Жаклин почувствовала, как в ее душу вползает страх.
— И какие же?
— Лавка Порше приносила приличный доход. Этот человек решил присвоить ее. И тебя тоже.
— Доходная лавка, полагаю, была бОльшим стимулом, — резко сказала она. — Я не собираюсь…
— Глупая аристократка, — сплюнул старик. — Это не игра. Этот человек опасен. Он пожелал тебя, и ты не можешь отказаться.
— Могу! Я могу сама выбирать, что делать?
— Он тебя все равно найдет. Он могущественный человек, и его могущество растет с каждым днем. Он один из лидеров нового общества, для него всадить нож в спину соседа — пустяк. Его невозможно остановить. Ты пойдешь к нему в дом и сделаешь все, что он захочет. Иначе Луи умрет.
— Откуда он вообще про нас знает? Обо мне, о Луи?..
— Ты не похожа на других, Жаклин. Люди знают, что по ночам здесь скрывается аристократка с братом. Ты слишком хороша даже в этих лохмотьях, чтобы тебя не заметили. А этот человек поставил перед собой задачу знать все. Не думай, что сумеешь защитить Луи. От него нельзя защититься. Все, что ты можешь сделать, это как можно лучше ублажить его.
Жаклин снова посмотрела на брата. Мальчик прислонился головой к стене, спутанные волосы падали ему на лицо. Дышал он тяжело, хрипло. Его глаза были закрыты, но Жаклин знала, что он не спит и слышит каждое слово. Ей оставалось только надеяться и молить бога, что старьевщик прав и Луи ничего не понимает.
— Когда? — негромко спросила она. — Где?
— В бывшем доме Порше. Он теперь принадлежит этому человеку. Сегодня ночью. Но будь осторожна, не доверяйся ему. Это волк, который, если ему этого захочется, вцепится тебе зубами в горло.
— И как же зовут этого волка? — устало спросила она.
— Жан-Люк Мальвивр.
Какое-то время Жаклин не могла понять, где она. Потом медленно пришла в себя и вспомнила, что лежит на лугу в Шотландии. Солнце ярко светит у нее над головой, сладко пахнут первые весенние цветы, земля под ней твердая, но не жестче тротуаров Парижа. Темный, дурно пахнущий город остался далеко позади. Она больше никогда не ступит на землю Франции!
Жаклин первый раз порадовалась перемирию, которое заключила с Николасом. Если бы не данное ею слово, она сейчас была бы, наверное, уже далеко отсюда, вне его досягаемости, но, как ни странно, ей этого не хотелось. Она научилась скрываться от неумолимых врагов, сумела бы скрыться и от него. Но она дала слово и намерена сдержать его. И, помимо всего прочего, этот мирный теплый солнечный день как бы вернул ей то, что она давно потеряла.
Жаклин села, с удовольствием оглядываясь вокруг. Она привыкла не задумываться о будущем — день за днем надо было как-то существовать, а роптать и жаловаться так же бесполезно, как и надеяться. Но если бы судьба оказалась добра к ней, она бы хотела остаться жить в этой стране. Где-нибудь в глуши, подальше от городской суеты, там, где растут деревья и цветы, поют птицы, где пахнет землей и слышно, как журчит вода. Ей понравилась Шотландия — пурпурно-синие горы вдали, древние деревья, каменистая почва. Это место не похоже ни на какое другое. Здесь она могла бы быть счастлива.
Жаклин не спеша поднялась на ноги. Волосы ее высохли и волной падали на спину. Может, отрезать их тем ножом, который дал ей Николас? Он сейчас достаточно острый. Нет, она не может это сделать. Жертвам Мадам Гильотины обрезали волосы, чтобы они не запутались в лезвии. Каждый раз, когда она собиралась отрезать свои, ей начинало казаться, что холодная сталь вот-вот коснется ее склоненной головы…
Ягод на опушке еще не было, но цветов — масса. Опустившись на колени, Жаклин вдыхала их аромат — рвать цветы, уничтожая их и без того короткую жизнь, ей было жалко.
— Какая очаровательная пастораль, Жаклин, — внезапно услышала она знакомый ненавистный голос. — Как будто бы Мария-Антуанетта играет роль пастушки. Если бы я знал, что тебе так по сердцу сельские удовольствия, мы бы приехали сюда раньше.
Она медленно поднялась.
— Поймал что-нибудь?
Это был всего лишь вежливый вопрос. Николас покачал головой и медленно, не сводя с нее глаз, стал приближаться к ней. Жаклин вдруг охватила паника.
— Ведь ты дал слово, что не тронешь меня! — сказала она, даже не пытаясь скрыть свой страх.
Его улыбка была очень опасной.
— Ну, что тебе сказать, дорогая? Я, как всегда, солгал.
14.
Жаклин молча смотрела на него огромными глазами. Ну просто испуганный олененок! Она вообще-то умела скрывать свои чувства, но сейчас ей это не удавалось. Вся ее агрессия куда-то улетучилась, и Николас сказал себе, что это его радует. На легкие угрызения совести внимание обращать вряд ли следует.
— Я только хотел поцеловать тебя, моя красавица, — пробормотал он.
Таким голосом он обычно успокаивал норовистых лошадей и нервных женщин. Как правило, это ему хорошо удавалось, лишь очень немногие женщины могли устоять перед его бархатными переливами. Жаклин, конечно, сделана из более жесткого материала. Она по-прежнему шарахается от него. Ее нелегко усмирить — женщина, которая не останавливается перед тем, чтобы применить яд, вряд ли может быть похожа на увядающую фиалку. Но что-то в нем все-таки волнует ее! Мысль эта доставляла ему удовольствие.
— Ты обещал, — повторила она.
— Я тебя предупреждал, что обычно не выполняю своих обещаний, — напомнил он, подвигаясь ближе. — А потом, утро такое прекрасное, мягкий бриз, красивая женщина рядом… Тут уж даже праведник не устоит!
— Да, тебя вряд ли можно счесть пра… — Жаклин споткнулась о корень дерева, он подхватил ее и слегка прижал к себе. Она сопротивлялась, но оба понимали, что это несерьезно.
— Всего лишь поцелуй, дорогая, — прошептал он и, приподняв ей подбородок, приблизил губы к ее губам.
Он почувствовал, Как по ее маленькому сильному телу пробежала дрожь. Чем же она вызвана? Ненавистью или желанием? Николас поднял голову и сверху вниз посмотрел на нее. Глаза закрыты, лицо бледно и напряжено.
— Раскрой губы, — пробормотал он. — Чем скорее ты сдашься, тем скорее это кончится. Поцелуй, не более того.
Ее губы раскрылись, и он медленно, жадно поцеловал ее. Жаклин если и не откликалась на его поцелуи, то, во всяком случае, и не сопротивлялась им. Тело ее, вначале напряженное, как тетива лука, постепенно обмякло, он чувствовал через тонкую материю, как ее дивные груди прижимаются к его груди. Он слышал ленивое гудение пчел, пение птиц где-то поблизости, шелест листьев над головой и все целовал и целовал ее. Жаклин вся дрожала, и его тело пронизывала ответная дрожь. Он сходил с ума от желания опрокинуть ее на эту сладко пахнущую траву, сорвать с нее одежду и насладиться ее телом…
