— Все?
— Ага.
— Тогда давай, омлет сделаем, — он хотел встать.
— Да ну его. Пошли лучше спать, — я улыбнулась.
— Как скажешь, — согласился он. Всегда соглашается. Взял меня за руку и повел в свою комнату.
Целовал долго. Нежно. Успокаивал. Не думал о времени и прочих глупостях. Я впервые за много лет нашей дружбы осталась у него ночевать. Некуда мне идти. Мой дом, что выше этажом, перестал существовать. Другие люди бродят по его комнатам. Мне казалось, что я слышу их шаги над головой.
— Расслабься. Не думай ни о чем, — шептал Миша в ухо.
— Там кто-то есть, — высказала я надоевшую мысль. Смотрела в белеющий смутно в четырехметровой высоте потолок. Двигалась под ним на простыне. Туда-сюда. Туда-сюда.
— Нет там никого. Как твоя мать съехала, ни звука. Тишина. Поцелуй меня, — он заткнул меня мягкими губами. Я отвечала ртом в рот. Все его провалилось в меня, как в бездну. Ничего не чувствую. Безнадега. Потрудился еще какое-то время и кончил. Хоть одному из нас повезло. Уснуть не надеялась. И отключилась.
— Лола! Сколько яиц? — крикнул мне утром Мишка из кухни.
— Два обязательно! — прикололась я. Замоталась в полотенце и вышла на солнечный свет. Несмотря ни на что, настроение было отличное. Я выспалась.
Утро радовало. Мой родной город забыл сегодня про свой вечный сплин и гранитную хандру. Весна все-таки.
— Давай я женюсь на тебе, — сказал Гринберг, выкладывая на фарфор мою половину омлета. Бело-желтая еда перекрыла красную фигуру красноармейца на тарелке.
— Давай, — согласилась я. — Доедим яйца. Загоним эту тарелку в антикварном на Марата и свадьбу справим! Кто это? Чехонин?
— Белкин. Не увиливай, я серьезно, — он зачем-то взял меня за руку. Сел на стул рядом. Четвертое поколение академиков гладело серьезно в мое лицо.
— Я не хочу серьезно, — заныла я, вытаскивая запястье из его пальцев.
— Надо хотя бы иногда быть серьезной. Хватит дурой прикидываться. Провести меня у тебя не получится. Кто-кто, а я тебя прекрасно знаю. Говори, — Мишка определенно желал добыть из меня все, что думаю.
— Ладно. Только, чур, не обижаться, — я откинулась на спинку старого венского стула с имперским двуглавым орлом под задницей. — Готов?
Так он обычно спрашивал меня в конце наших физико-математических занятий перед проверочным тестом. Сегодня настала моя очередь. Секундная пауза. Кивнул.
— Я не могу выйти за тебя замуж по трем причинам. Первая. Ты категорически не подходишь мне в постели. Анатомически не пригоден. Вторая. Я не хочу замуж в принципе. Зачем мне это? Третья. Последняя и самая завиральная. Предполагается. Что женятся по любви. Или по расчету. А мы как будем? По дружбе? — я засмеялась и полезла за сигаретами.
— М-да, нарвался, — протянул Мишка, машинально давая мне прикурить. — Не ожидал.
— На всякого умника хватает мудаты, — философски заметила я, разогнав дым сигареты рукой. Задрала лицо к высокому потолку. Лепнина в углах пялилась на меня равнодушно. — Привет, старая сволочь, Елена Павловна! Я курю в твоей гребаной кухне. Смотришь на меня со своей сковородки?
— Прекрати, — сердито оборвал меня будущий академик естественных наук. — Имей уважение. Все-таки, она мне приходилась бабушкой.
— Бабушкой? — я от удивления дымом поперхнулась. — Я не знала. Лет пятнадцать бываю в твоем доме, и всегда считала ее противной соседкой. У вас холодильники стоят в разных углах. Причем, ее на замок запирается. Она даже в сортир ходила со своим пипифаксом.
— И все же она была матерью моего отца. Дед женился на ней по залету, шестьдесят лет назад. Всю жизнь терпел. И гулял всю жизнь. Вот такая история, — спокойно произнес Гринберг. Думал о своем. — Значит, нет?
— Нет, — улыбнулась я. Встала. Подошла и обняла сзади за плечи. — Ты же не хочешь, что бы я гуляла от тебя всю жизнь?
— Не хочу. Спасибо. В честности тебе не откажешь, — Мишка нашел мою руку и поцеловал. Смотрел грустно. — Поживи со мной, пока все не утрясется.
Я поцеловала высокий чистый лоб. Моя обида на острой границе оскорбления втянулась внутрь и затаилась.
Самолет Олега уже миновал Рекьявик на пути в Штаты.
— Криста, — я только чуть прикоснулась к руке женщины. Утро серело плотными облаками. Ничего, к завтраку распогодится. Шесть утра. Пора. — Я пришла попрощаться.
— Что? Куда? Что случилось? — Кристина села на постели. Смотрела испуганно спросоня. Белое лицо в черных кудрях, слегка измазанных сединой.
— Ничего. Мне пора. Я поеду, — я старалась улыбаться как можно теплее.
— Почему? Ты обиделась? Что случилось? — она крепко, насмотря на растерянность, ухватила меня за запястье.
— Все нормально. Я давно собиралась, ждала только, когда ты вернешься, — я мягко высвободилась.
Кристина включила бра над кроватью. Посмотрела внимательно в мое лицо. Кивнула:
— Да, конечно. Ты можешь делать все, что хочешь.
Не спросила, почему я ухожу так рано, не повидавшись ни с кем. Оглядела с ног до головы. Надела халат и вышла проводить. Пепа с тихим повизгиванием крутилась под ногами, мешала. Кристина наклонилась и взяла собаку на руки.
— Вот возьми, — она протянула мне две красные бумажки. — Скинешь номер карты на мой телефон, я вышлю тебе остаток.
Я не стала отказываться. Я честно заработала эти деньги, так же, как и остальные.
— Спасибо, хорошая моя. Надумаешь вернуться, здесь тебе всегда рады, — она обняла меня на прощание полными руками. Поцеловала, прижавшись мокрой щекой. Перекрестила в дорогу. Пепка ныла и рвалась из добрых рук.
Глава 24. Клоунада
— Хочу колбасного сыра, — сказал один рыжий другому. В углу витрины валялась кучка страшноватых на вид упаковок. Издавала она, не смотря на вид, вполне съедобный запах.
— Если его не употребляли пару раз во всякие места, то сидели задницей на твоем сыре наверняка! — ответил другой рыжий первому. Схватил две штуки и стал ловко жонглировать ими в воздухе. Его брат бросил ему еще одну, потом еще. Близнецы.
— Эй вы, клоуны! Верните сыр на место! — крикнула тетка на кассе и погрозила парням кулаком.
Первый рыжий отловил вонючие куски и положил обратно. Один взял двумя пальцами за край. Поймал мой взгляд и подмигнул. Зеленая футболка.
— Брось ты эту гадость, — сказал второй брат, чуть пониже и в синей майке. — Девушка, я вас умоляю, скажите этому рыжему, что это даже собаки не едят!
Они уставились на меня одинаковыми ярко-голубыми глазами в рыжих пушистых ресницах. Смешные русские лица. Бим и Бом.
— Пахнет неплохо, — улыбнулась я. Двинулась вдоль витрины с продуктами.
— Хочешь, угостим? — они пошли за мной следом по магазину.
— Я Каспер, — сунула лицо ко мне справа синяя майка.
— Я Еспер, — слева очутилась зеленая.
— Где же Юнатан? — пошутила я, вспомнив детскую сказку.
— О! Кас, среди нас человек, который в курсе!
— Да! Ес, это судьба! Юнатана нету и льва. Пошли с нами, дорогая, будешь нашим львенком. Или Юнатаном, как захочешь, — братья смеялись открытыми рыжими лицами. Заразительно и безопасно.
На самом деле их звали иначе. Но на эти имена они не откликались уже лет двадцать. Каспер был ниже на пару сантиметров и старше на столько же минут. Еспер казался тоньше в талии и легко соглашался с ролью младшего в этом рыжем дуэте. Они жонглировали всем, что хоть на пару секунд залетало к ним в руки, болтались по всему побережью, зарабатывая этим на частных вечеринках или просто на улицах.
— Мы сделаем трио. Семейное. Ты ведь тоже рыженькая, — говорил Кас, сидя рядом на границе моря и пляжа. Солнечный день парил над всем, стирая морем лишние мысли. Вечная вода ласково и небрежно целовала мои ноги короткими ленивыми волнами.
— Я не умею ничего, — улыбнулась я. Трио. Мы знакомы едва пару часов.
