Неподалеку от нас выгружался микроавтобус. Водка в белых пластмассовых ящиках, хлеб в светло-коричневых бумажных мешках, еще что-то в синих картонных коробках.
— Наши? — спросил Биджо у Миши, кивнув на микроавтобус.
— Ага. Вон в кабине Чумазый сидит.
— Поддерживаешь массы? — спросил я.
— Если гэкачеписты победят, у нас будут сложности, — ответил Биджо.
— Мафия — залог демократии, — сделал я вывод. — Одно без другого не может существовать, поэтому и должно друг друга поддерживать.
Телохранитель заржал, будто я сказал что-то чересчур остроумное.
На противоположной стороне площади загудел мощный двигатель, наверное, танковый, и Биджо сказал:
— Поехали домой.
Жил он через дом от Садового кольца, где не слышен был шум машин, едущих сплошным потоком. В последний мой визит в столицу тачек здесь было раза в три меньше. За бронированной дверью располагалась пятикомнатная квартира, недавно отремонтированная, набитая новыми лакированными дровами и старыми родственниками. Жена у Биджо была молодая, ровесница Ирки, а ведь он лет на пятнадцать старше меня. Грузинка, бледно-рыжая, с тонкой, изящной фигуркой. Жаль, что через несколько лет она, как и большинство кавказских баб, станет толстой и усатой. Звали ее Мзия. На руках держала двухлетнюю девочку, такую же бледно-рыжую, но лицом в папу. Плодятся воры, пробил их час. Еще в квартире проживали старуха, дальняя родственница, и старший брат жены Нугзари, сбежавший, как я и предполагал, из Сухуми. Брат, судя по отпечатку на носатой морде, был каленый.
— Это ты — Барин? Теперь буду знать, — сказал он, здороваясь, и, улыбнувшись, поинтересовался: — Ты рад за меня?
— Спрашиваешь! — улыбнулся я в ответ.
Дальше был праздничный обед, плавно перетекший в ужин. Подвалила братва, в основном, лаврушники. С многими я был знаком раньше. Перетерли наши делишки, обменялись опытом. Толстожопинску, конечно, далеко до столицы, но проблемы у нас одинаковые, разве что масштабы разные. Да и у себя в городе хозяином был я, а здесь только государственных рэкетиров было несколько шаек, а общественных — не счесть.
Засиделись допоздна. На следующий день я проснулся поздно и сразу был оповещен, что переворотчики поехали в Форос сдаваться. Процесс пошел дальше. Не долго музыка играла, не долго фраер танцевал.
Я позвонил Шлеме, дал команду выходить из подполья, отзывать братву из отпуска. Там еще ничего не знали, Шлема разнесет и сострижет купоны с хорошей вести, что пиздец коммунистам, привет анархистам.
Вечером поехали в кабак. Мзия была оставлена дома. Что нравится мне в азиатских бабах — ни одного пузыря. Ирка бы такой вой подняла!
Биджо с утра отпустил телохранителя, поэтому прошлись пешком от дома к автостоянке. Нугзари правую руку держал у бока, где за поясом торчал пистолет. Биджо шел спокойно. Он, как и я, фаталист. Но по моей теории меня в ближайшее время ждут сложности. Наша жизнь разбита на отрезки по двенадцать с кусочком лет. Кусочек — величина переменная, колеблется около четырех месяцев. Иначе бы все было просто. После смерти старика я оказался на дне, но выкарабкался, а через период сел на иглу и сумел слезть; в четырнадцать разбил руку на тренировке, кость долго не срасталась, а в двадцать шесть — палец на ноге сломал; в шестнадцать влюбился в одну девочку, а в двадцать восемь встретил Иру; в восемнадцать чуть не гробанули мусора в малолетке… Ждем-с!
— У тебя напряги? — спросил я Биджо.
— Есть немного, — ответил он. — Разберемся.
Наше дело предложить, ваше дело отказаться. Да и чем я могу помочь?! Людей, оружия и денег у него побольше.
У въезда на стоянку лаяла грязная лохматая болонка, как две капли воды похожая на чичеринскую. Не удивлюсь, если ее зовут Чамой. Она лаяла просто так, в никуда. Сука, наверное.
Из будки вышел молодой парень — лысоватый, с хитрым лицом, смахивающий на моего шофера. Он поздоровался с Биджо и радостно сообщил:
— Выебли коммуняк!
Чему радуется?! При них охранял стоянку и при нас будет тем же заниматься.
— Как дела? — спросил Биджо.
— Нормально, — доложил сторож, почесав через рубашку наметившееся брюшко.
— Сколько? — Биджо достал черный кожаный лопатник.
— Сорок пять.
Биджо дал ему полтинник. Сдачи не получил: с пизды сдачи нет. Теперь понятно, почему радуется сторож.
— Место держать? — спросил он, засунув руки в карманы шорт — обрезанных джинсов.
— Держи, — сказал Биджо.
Теперь этот сторож никого не пустит на стоянку, но для Биджо сохранит место.
За руль сел Нугзари. Когда проезжали мимо будки, он сказал о стороже:
— Студент. В Литературном институте учится. На писателя.
— Разве можно научить? — удивился я. — Писателем, как и вором, рождаются.
— Если учат, значит, можно, — ответил Нугзари.
В поле ветер, в жопе дым. Ладно, заблуждения делают жизнь легче. Или веселей.
Мы ехали по улицам, подсвеченным разноцветной рекламой. Вот они — щупальца загнивающего капитализма! А вот и его пизда — с тротуара голосовала длинноногая телка в черных колготках.
— Тормозни, — сказал Биджо, опуская стекло на правой задней дверце, возле которой сидел.
К окну наклонилась размалеванная соска лет сорока — наследие социализма, оказывается! — и предложила:
— Минетик, мальчики. По десять баксов. Прямо здесь.
— Не отходя от кассы? — подъебнул я.
— Где хочешь, командир! — проститутка распахнула в улыбке щербатый рот.
— Будешь? — спросил меня Биджо.
— Да ну! — отказался я. — Что-нибудь помоложе найдем.
— Так, как я, ни одна молодая не сумеет, — нахваливала себя проститутка, не отпуская ручку отъезжающей машины.
Поняв, что ничего не обломится, отпустила и крикнула что-то вдогонку. На ее счастье мы не услышали.
Метров через двадцать голосовала другая, еще черед двадцать — третья…
— Да, у нас такого еще нет, — молвил я и пообещал: — Догоним и перегоним!
Гужевали в загородном кабаке. Публика наполовину была из общественных банд, наполовину из государственных. Биджо называл мне кресла, в которых сидели эти жопы в мешковатых костюмах, и я диву давался. У нас так внагляк еще не продавались, сначала вытанцовывали мазурку «порядочность», гопак «честность» и вальс «приличия», а уж потом где-нибудь в очень укромном уголке брали на лапу и становились раком.
Четверо таких гужбанили за соседним столиком. С одним я познакомился. Потанцевав с телкой, садился за столик, а сосед вставал, и мы столкнулись. Он принялся долго извиняться, а я предложил выпить и сгладить недоразумение. Так и сделали. Звали его Игорь Антонович, сидел высоко в Госкомимуществе. Через пять минут он стал просто Игорем, а я — почти лучшим его корефаном.
— Странно, не бандит, а сидишь с ними, — удивился Игорь.
Я решил не светиться, сказал, что приехал из провинции утрясти здесь некоторые кооперативные дела, а через бандитов это быстрее сделать.
— Ты прав, — согласился Игорь. — Откуда приехал?
— Из Толстожопинска.
— О, а я родом из Писюковска! — обрадовался он.
Писюковск — соседняя область — нашей пизде двоюродный хуй.
Еще через полчаса он сунул мне визитку:
— Что надо будет — звони, не стесняйся, помогу.
Я показал ее Биджо. Грузин посмотрел на меня так, будто узнал обо мне что-то новое.
— Быстро у тебя получилось. Мы к нему полгода подбирались.
— Он меня за фраера принял.
— Тебя все за фраера принимают, — сказал Биджо, но не в обиду, а что-то обдумывая.
Я догнал, что.
— Пусть принимают, не будем разочаровывать.
— Да, — согласился Биджо и поняв, что я понял, сказал: — Не со всяким они контачат, а чужому не поручишь. Пора тебе сюда перебираться.
Он уже предлагал весной, когда гостил у меня. Но тогда я был нужен как бригадир.
— Посмотрим, — сказал я.
Не будем спешить, мы себя еще в ебле не показали.
По деревне мы пройдем,Что-нибудь состряпаем:Кому жопу разорвем,Кому хуй оттяпаем.
Жизнь моя в Москве вскоре стала похожа на ту, что вел в Толстожопинске. Разве что спортом меньше занимался. Зато помахался с мастерами высокого класса. Да, кабаки здесь были шикарнее, клевых подстилок больше и общаться иногда приходилось с людьми, которые считали себя выше меня. Я им прощал это заблуждение. На одной из сходок помог Биджо уладить затянувшийся конфликт. Как догадываюсь, уже были заряжены бабки, рано или поздно Биджо должен был получить стрелку с крыши. Отблагодарив таким образом за гостеприимство, собирался уже сваливать домой. Тем более, что Ирка заебала нытьем по телефону.
За день до моего отъезда Биджо предложил прокатиться с ним в Подмосковье.
— Местные отморозки наехали на директора нашего кабака. Потолкуем с ними, может, одумаются. Нам лишняя кровь ни к чему.
