Утро Селины, разумеется, начиналось с женских обязательных упражнений. Майков, если не намечалось встреч, предпочитал вообще не выходить из квартиры. Зачем? Все, что за окном, так или иначе попадает в инет.
Вигдор предпочитал первую порцию новостей смотреть с утренним кофе у экрана. Местные новости по утрам сильно не баловали. Но эта порадовала, однако Селина права. «Сегодня на набережной Лесовки состоится выставка-презентация известного графика Спицына. Уличная экспозиция приурочена к открытию предстоящего вернисажа художника в Германии.
– Я давно не общался с лесовцами, что называется, «глаза в глаза», не слышал их мнений о своих картинах, не получал советов, – сказал мастер нашему корреспонденту».
– Молодец, – подумал Чижевский.
– Уличное мероприятие наверняка привлечет внимание любителей живой старины нашего города, – итожил виртуальный автор.
– Как же, дорогая Селина, тебе удается предугадывать и предупреждать события? Значит, Майков не успокоился и «улучшает среду» что есть мочи.
Ну и отлично, очерк Марианны будет как нельзя кстати. Пусть ни на секунду не сомневается в своей победе.
Информацию об уличной выставке прочитала и Адель. Какое-то время она думала, идти или нет на набережную. И в итоге сказала себе твердое «да». Это ведь так интересно: посмотреть, как работают другие художники, как работает ее отец.
…Спицын с нескрываемым волнением отправился на набережную. В душе он долго сомневался, стоит ли ему, известному мастеру, связываться с улицей, которая мало что знает о его ремесле и вряд ли разберется в настоящем искусстве. Но в той же самой душе жил и другой голос. Он настойчиво звал к общению, к рассказу, к тому, чтобы услышать что-то новое.
В молодости он частенько подрабатывал на этой же самой набережной, рисуя моментальные портреты. И не стыдился этого столь необходимого для молодой семьи приработка. Его учитель, воспитанник еще той, дореволюционной, культуры, вообще считал, что рука настоящего живописца должна чувствовать дыхание улицы. В самом деле, что плохого, когда какая-нибудь влюбленная парочка радуется схожести рисунка на листе с оригиналом? Может быть, это первый и последний «живой» портрет в их жизни. И впрямь, разве часто мы ходим специально заказывать своей портрет или портрет дорогого нам человека? Как-то не принято это в теперешней среде. А сколько комплиментов рискуешь услышать, когда позирующий видит это самое сходство и благодарит за прекрасную работу.
Нет, улица бывает не только злой и невнимательной, но и доверчивой, чаще заблуждающейся, ибо, если любит, то искренне, так же как и ненавидит.
…Спицын расположился на набережной, где ничего не изменилось за последние сорок лет. Разве что деревья и трава сменили дикий кустарник и случайный цветник, посаженный то ли ветром, то ли кем-то из жителей. А в остальном… все тот же потрескавшийся, выщербленный асфальт и вал, которым когда-то пытались отгородиться от зимних наводнений. Он уже давным-давно поседел и прогнулся под тяжестью той работы, которую ему предназначалось делать. А ведь как заливало! До самого центра доходила полузамерзшая каша из снега и воды. Город топило лет двести, пока не поставили заградительную линию. Потом устроили сквер, и место это стало любимым у лесовцев.
…Спицын сел спиной к валу, ближе к развесистой акации. Прямо вдоль вала расставил свои старые рисунки города.
Тут же на низенькой табуретке примостился сам с мольбертом. И зрители не заставили себя долго ждать. Посмотреть работу уличного художника – занятие интересное…
Желающих попозировать и по сходной цене унести свой портрет всегда бывало предостаточно.
Мама с маленькой дочкой подошли к рисункам первые.
– София, посмотри какая прелесть, какие чудесные деревянные домики.
Девочка беззаботно держала маму за руку и ей было все равно, что за домики нарисовал дядя. Ей больше нравились блестящие золотом рамочки, разноцветные мелки, карандаши, которыми художник работал.
– Усаживайте дочку на стульчик, я сделаю ее портрет.
– Ой, спасибо, но это, наверное, очень дорого.
– Садитесь, первый портрет всегда работаю бесплатно, – с удовольствием улыбнулся Спицын.
Радостная мамаша без лишних уговоров усадила Софию, а через полчаса Спицын, сделав размашистую подпись на обороте листа, вручил портрет.
Мамаша просто зашлась от восторга.
– София, посмотри, какая ты красавица у меня! Мы возьмем этот рисунок под стекло в рамочку и отправим папе на буровую.
София с радостью вскочила со стульчика, ей явно надоело позировать.
– Спасибо вам, господин, ой, товарищ Спицын. Это так неожиданно. Такая память будет.
Между тем подтягивались люди. И скоро вокруг Спицына образовалась вполне заметная толпа.
Спицын почувствовал, что люди настроены к нему лояльно. Старый Лесовск явно нравился зевакам. Вторым номером на позирование выступил бравый матросик.
– А тихоокеанца запечатлеть можем, отец?
Спицын покосился на обладателя зычного голоса.
– Садись, садись, матрос. Мы все сегодня можем.
– Денег нет, отец, – сразу признался тот. – Все, что было, прогуляли с братанами.
– Родину защищай, а мы не обеднеем.
– Спасибо, товарищ художник. Я портрет в деревню мамке отошлю Не доехал я нынче до деревни. Здесь у пацанов заотдыхался. Они на год раньше на дембель ушли. А мамке портрет отправлю.
Толпа одобрительно загудела. Ей понравилось, что художник не жадный и с военного ничего не просит. Второй портрет без денег!
Вот и матросик ушел, унося рисунок, бережно свернутый в трубочку.
– А вот этот домишко-то я помню хорошо. В нашем дворе стоял, – запричитал вынырнувший из толпы седой патлатый старичок. – Сгорел, такой красавчик был. Эх, не уберегли.
– Да и не сгорел, – послышалось из толпы.
– А я говорю, сгорел, – распалялся оратор.
– Не сгорел, а помогли сгореть, – крикнул кто-то сзади.
– Точно, подожгли. Они так землицу в центре под стройку добывают.
– Безобразие, старину уничтожают. Скоро от прошлого ничего не останется.
Старичок был явно опытным оратором с уклоном в старую архитектуру.
– Слава богу, художник успел зарисовать. А так-то некому больше слово замолвить в защиту деревянного зодчества. Куда ни кинь взор, сплошь бетон и стекло. Будь она неладна, эта их точечная застройка.
– Граждане лесовцы, может, письмо напишем, обращение к губернатору или даже президенту, не дадим уничтожить окончательно лесовскую старину!
– Ну вот, агитатор тут как тут образовался!
– Молчать нельзя, это достояние истории.
– История творится на наших глазах, – послышалось из толпы.
– Слушай, оратор, ты бы отошел в тенек, воззвание сочинил бы что ли, а мы потом обсудим да если что и поддержим. Кстати, с пивком бы лучше читалось.
Толпа лениво гоготнула. Старичок обиделся. Понимания явно не было.
– Да что мне, больше всех надо. Наблюдайте, наблюдайте дальше, как вместо почтенной старины будут строить очередную рюмочную. Потерянная память – безымянная жизнь.
– Вот завернул, с первого раза-то и не понять.
Старичок – писатель воззваний и обращений махнул рукой и поплелся вдоль набережной.
Теперь по «сценарию» в толпе наступило время жалеть.
– А дедуля между прочим прав.
– Конечно, прав, только никто в тех деревяшках жить не хочет. Вот я! Могу сменить свою панельку на деревяшку! Легко. Так вы мне удобства проведите, чтоб мне не на улицу зимой по нужде бегать! Ораторов вона сколько. Один другого народнее. Но они поди зады не морозят каждый день! Знаю я их, заступников наших. Сами в теплых хоромах, а деревяшки за счет других спасают.
– Никто никому ничего не навязывает, а чтоб все устроить, денег нет. Широко живем, неэкономно.
– Ой, пожалел волк овцу. Немедни олигарх местный юбилей отмечал. После гулянки бабахнул салютом в свою честь. Часа в два ночи весь район завыл автосигналками. Люди решили, тревога! В газете читали, сколько денег на салют ухлопали? Точно на реставрацию памятника хватило бы.
– Ну даете. Кто на свои будет сейчас чужие венцы править. Все, другое время. Для себя бы успеть пожить.
Спицыну явно не нравился разговор. Пахло «политикой».
– А ну лесовцы, хорош власть осуждать. Я к вам с картинами пришел, а вы судилище завели. Кто еще желает портрет от неплохого рисовальщика?
– А можно мне? – из толпы к Спицыну протиснулась Адель.
– Можно, отчего же нет. Идите сюда девушка, будем рисовать такую кра…
Спицын даже не смог выговорить последние буквы. Перед ним стояла живая Вера. Он тупо смотрел на Адель, растерянно перебирал мелки.
– Можно присаживаться.
Адель примостилась на стульчике в ожидании, когда художник начнет работу. Она смотрела на него не мигая, а он, словно загипнотизированный, «заледенел». Спицын смотрел на девушку, не веря своим глазам. Но разве такие совпадения бывают?
