Через некоторое время Блоквила окружила местная ребятня. Они, словно воробьи на проводах, уселись на лежавшее неподалеку длинное белое бревно и стали наблюдать за работой пленника. Все детишки были смуглыми и одеты бедненько. Посмотрев на них, Блоквил улыбнулся. Как же они похожи на галчат, такие же черненькие!
Оглявшисъ вокруг, он обратился к одному из мальчиков, который на вид был немного старше, чем остальные ребята.
— Биё! Гел! — он обратился к мальчику по-фарси и по-туркменски. Мало того, он ещё движением руки дал понять, что эти слова означают, Иди ко мне!» когда мальчик близко подошёл к пленному, Блоквил с большим вниманием и заинтересованностью смотрел его головной убор — тюбетейку. Мальчик поняв это, снял с головы тюбетейку и протянул ему. Блоквил рассмотрел её и одел себе на голову. А дети рассмеялись на это так, будто он сделал что-то неестественное.
В это время две женщины вышли из кибитки. Женщины направились к тутовому дереву в нескольких шагах от кибитки, где висел мешок для кислого молока — сюзме. Одна из них — Акмарал — видимо пришла к родственникам чтобы взять сюзме к обеду. Вместе с ней была красавица лет двадцати, которую Блоквил знал в лицо так как она каждый день ходила к колодцу Эемурада за водой… Блоквил когда в первый раз видел эту красавицу даже заметил что она слегка прихрамывала на левую ногу.
Тюбетейка семи-восьмилетнего мальчика на голове взрослого человека показалась маленькой. И дети смеялись наверное поэтому. Однако Акмарал, которая с красавицей занимались своими делами у тутовника осторожно, но внимательно наблюдала за Блоквилом, который стоял с тюбетейкой на голове. "Как тюбетейка идёть тебе. У тебя обязательно будеть своя тюбетейка!» На её взгляд в этот момент Блолквил был похож на настоящего туркменского джигита и в ее голове зародились мысли (мечты), какие могут появляться у незамужней взрослой девушки от, которых ей самой стало немного стыдно. В этот момент она так хотела чтобы Жорж имел свою собственную тюбитейку. В этот момент она так хотела чтобы эту тюбетейку шила не кто-то другая мастерица, а сама Акмарал.
— Акмурат, иди ко мне, пожалуйста! — Вдруг она неожиданно позвала к себе мальчика, тюбетейку, которого уже вернул ему Блоквил.
Мальчик с новой тюбетейкой быстро примчался к ней.
— Акмурат-джан, мама тебе подарила новую тюбетейку? Поздравляю! Дай я её посмотрю. — Делая вид, что любуется узорами головного убора, она ладонью взяла размер шапки с накидкой для головы Блоквиля. — Носи на здоровье, дорогой! — сказала Акмарал вернув тюбетейку..
Радостный мальчик побежал обратно, где развлекал детей французский пленный.
…Через некоторое время, вырыв яму до половины, Блоквил решил немного передохнуть и вылез на поверхность и подошёл к ребятам, которые никуда не уходили.
— Твое имя как?
— Огулджахан, — ответила девчушка лет семи с торчащими в разные стороны косичками.
— Ты не огул (сын), ты гыз (девочка).
— Меня зовут Огулджахан. А сама я девочка. Вай, что за человек! Хи-хи-хи…
— Вай, он называет ее мальчиком! — поднял шум мальчишка с горящим взором. — Это человек не может даже девчонку от мальчика отличить.
Блоквил внимательно посмотрел на детей. Они совершенно не были похожи друг на друга, каждый из них представлял свой особый мир. На взгляд иностранца и лица у них необычные. Блоквилу захотелось нарисовать их. Посмотрев в сторону стоящего в нескольких шагах тамдыра, он обратился к одному из детей:
— Сходи, принеси уголек!
Француз говорил с заметным акцентом, но детям было понятно.
— Он говорит тебе, принеси уголь.
— Зачем ему уголь?
Мальчишка вскочил с места и принес от тамдыра остывшую головешку.
Лезвием лопаты Блоквил подточил конец обгоревшей палки, сделал его тоньше. На белом бревне с ободранной корой появилось изображение девочки с задорными косичками, похожими на рожки ягненка. Рисунок был настолько похож на оригинал, что изумленные дети радостно захлопали в ладошки.
Блоквил провел несколько раз концом головешки по ладони мальчика и на ней появился профиль ребенка. Курносый нос, пухлые губы, маленькие ушки были в точности такими, как у мальчика. Это тоже стало источником радости для ребятишек.
На шум детворы из дома вышел хозяин.
Рисунок на бревне вынудил родственника Эемурата улыбнуться. Он несколько раз смотрел вначале на рисунок, потом на девочку. Потом вдруг спрятал улыбку и строго спросил:
— Ты, французский мулла, не знаешь разве, что рисовать человека нельзя? — Блоквил посмотрел на него вопросительно, и тогда он продолжил. — Если на этом свете рисуешь человека, то на том свете ты должен будешь отдать часть своей души. Оказывается, ты не знаешь законов ислама.
Не будучи мусульманином, Блоквил тем не менее знал о некоторых их порядках. К тому же ему не хотелось выслушивать упреки своего нового хозяина, поэтому ответил вызывающе:
— Когда я попаду на тот свет, я готов отдать часть своей души, Агабек!
Ответ пленного пришелся не по душе родственнику Эемурата. Он разозлился.
— Если тебе так надоело жить, рисовать людей будешь, когда вернешься к себе домой. Но здесь мы не позволим тебе заниматься греховными делами. Мы и сами не ангелы, чтобы еще и твои грехи взваливать на себя.
— Рисовать не грех, Агабек. В Коране тоже не сказано, что рисовать грех…
Последние слова и вовсе вывели туркмена из равновесия. Кривя рот, он сказал:
— А ты не пытайся прикрываться священным Кораном. Ты пришел сюда не для того, чтобы своими рисунками развлекать народ. Кончай болтать и бери в руки лопату. В самом-то деле, честное слово…
Когда ты раб, ты должен беспрекословно подчиняться. Блоквил молча направился к яме.
А детишки разбежались в разные стороны…
* * *
Удивительно, хотя Блоквил всё время почти безвылазно сидит в мазанке, он много знает что происходит вне этих четырех стен. Он думает и о том, как любят текинские мужчины ходить на базар и с чем это связано. Те кто имеет деньги и те, кто без гроша в базарный день не сидит дома, а направляется в город. Блоквил знает, что все население Мерва не превышает и двухсот тысяч, однако здесь имеется слишком много базаров и он знает даже как их называют: «Векил-базар», (векил — это племя). «Анна-базар» (т. е. пятничный базар), «Шенбе-базар» (т. е. субботний базар), а самый главный «Хангечен базар»» (в последние годы его ещё называют и Текинским). Одного «Хангечена» было бы достаточно для всего Мервского округа, однако и остальные базары существуют с большим успехом. Наверное в каждом народе есть свои любимые занятия считает Блоквил. Он вспомнил что сегодня воскресенье, а значит самый большой базарный день, и что сегодня аул останется без мужчин. Даже такие серьезные мужчины, как Мамедовез-пальван есть необходимость или нет, едут на базар. Блоквил день Ханчегенского базара считает свободным днем для женщин, которые освобождаются от забот о мужчинах до самого обеда.
Однако Акмарал не воспользовалась базарным днем и отсутствием строгого Эемурада и на улице не показывалась. Но на это была причина, сегодня почти с утра гостит у них сестра жены Эемурада — Аннабиби. Если встретятся три женщины, увлекшись разговором о большом мире наверняка забудут о том, что напротив кибитки, где в тесной мазанке сидит пленный, нуждающийся в куске хлеба. Блоквиля не интересовал смысл женской беседы (сплетни), он заботился о себе. Как бы увлекшись разговором женщины не забыли что-нибудь приготовить, Пирближался полдень, но не было видно, что они заботятся об обеде.
Вдруг Акмарал вышла из дома. В руке ее была чашка, которая давно стала собственной чашкой пленного. В обычные дни, когда Эемурат находился дома, почти всегда чашку Блоквила приносил он сам. Если же Акмарал приносила еду, то чашку она оставляля у порога и быстро уходила., чтобы не дай бог Эемурат не заподозрил, что-то плохое. А на этот раз она оставила чашку у ног пленного и отойдя до двери мазанки остановилась.
Почуяв по запаху, что обед отличается от обычных трапез, Блоквил сказал:
— Чувствую, что сегодня вы приготовили вкусную еду. Благодарю.
— Это в честь гостя приготовлен такой обед. Так что твоя благодарость относится не ко мне. — Сказав это Акмарал сменила тему разговора. — Туркменская тюбетейка идет тебе, Жорж.
— И сама она тонкая и легкая — улыбнулся Блоквил. — Подходящий головной убор даже для летнего Парижа. Одел бы её и там, после освобождения из плена.
— Освободиться из плена, если бог даст, это возможно. А кто мне шить будет туркменскую тюбетейку в Париже. Там таких мастериц нет же.
— Когда ты приедешь к себе на родину, придут наши англы и оденут тебе на голову красивую тюбетейку. Вот увидишь.
Блоквил недоверчиво покачал головой.
