я устал от семьи Лазаревых… смертельно. Однако рассказ о похождениях его «почти девочки» дочки, в самом деле, может добить Николая Алексеевича. Таня, кажется, говорила, что его нельзя сейчас волновать. Каждый отец мечтает гордиться своими детьми, а не стыдиться их. Блин… но как же хочется в ответ на все оскорбления, которыми щедро осыпал меня благородный отец семейства, выплюнуть правду ему в лицо. Интересно, что бы он тогда стал говорить и какими словами? Моя изничтоженная гордость жаждала реабилитации и мщения. Только кому мстить? Больному человеку, отказавшей мне в любви женщине, малолетней наркоманке, которая по своей глупости сейчас при смерти? Низко все это.
– Хорошо, Эльвира Тимофеевна… но лгать я не стану. Просто буду молчать, предоставляя окружающим право думать все, что им заблагорассудится. Своим людям тоже скажу не болтать. А вот с Ларисой Вячеславовной сами договаривайтесь, просить кого-то сознательно врать, выгораживая вашу дочку, я не намерен.
– Да-да, большое спасибо, – с благодарностью заглядывала мне в глаза Эльвира Тимофеевна.
Потом ее лицо снова поменялось, видно, еще одна неприятная мысль пришла к ней в голову.
– Александр Иванович, Тане тоже нельзя говорить правду…
Скрипнул зубами. Нет, все же наглость некоторых поражает, не знает границ.
– Она такая же, как папа, моралистка, твердолобая правдолюбка… обязательно отцу расскажет. Да и между сестрами навсегда клин будет.
Не смог удержаться от ехидства:
– А разве Юля не забила этот самый пресловутый клин, когда залезла на мужика старшей сестры?
– Пожалуйста… – плача просила «дорогая» тещенька, – Таня только-только отошла от предательства, начала улыбаться, влюбилась в хорошего парня.
Коля на Мишку не нарадуется, всегда такого жениха хотел для своей любимой Танечки. Они с Мишкой в скором времени собираются пожениться… Если вы ее любили, то позвольте ей стать счастливой. Вас Таня все равно не сможет простить, вся в отца, у нее либо черное, либо белое, оттенков не бывает. Правда только разбередит ей душу, сестры совсем перестанут общаться, от нашей семьи ничего не останется.
Слова «любимой» тещи резали по живому… Старые и новые раны безжалостно вскрывали, затапливая грудину болью.
«Поздно говорить о прощении. Нужно было думать раньше, когда вы предавались прелестям секса с моей сестрой. Теперь вы муж другой женщины», – вспомнился мне произошедший в малой переговорной Елены Сергеевны разговор с Таней Лазаревой.
«Да бл*дь! И что из этого?! – возмущался тогда я. – Миллионы людей разводятся в нашей стране».
«Что из этого, Александр Иванович?! Разве вы не понимаете, я не хочу быть участницей предательства. Это для вас, наверное, в порядке вещей, сначала изменять мне с Юлей, а потом Юле со мной, но я не могу допустить такой низости. И не хочу бояться, что в любой момент меня снова могут променять на другую женщину, извозив мои светлые чувства в помоях. И хоть вы слишком много воображаете о себе, но представьте себе, я считаю, что на вас не сошелся клином белый свет. Мне хочется другой жизни, без пошлых болезненных воспоминаний, в которой не будет грязи».
Куда ни кинь, везде клин, загораживающий меня от Тани Лазаревой.
А потом в голове зазвучали ее сегодняшние слова: «Мишка не посторонний, он мой жених…Точнее друг».
«Даже так?» – спросил я.
«Даже так», – уверенно ответил бравый сука-танкист, собственнически приобнимая мою Розу.
Странно, воспоминания не вызывали ревности, да и боль тоже прошла. После всего пережитого за этот бесконечный чертовый день, после смерти моей малышки, душа отторгала дальнейшее мучение. Было одно-единственное желание – пока они меня не прикончили, распрощаться навсегда с семейством Лазаревых. Причем со всеми… даже с моей прекрасной колкой Розой. Все воспоминания о нашем счастье с Андалузской красавицей перекрывало то дерьмо, в которое меня с головой окунула ее младшенькая сестрица, не без Таниного, бл*дь, участия, поскольку «ответственно и благородно» жениться на обрюхаченной тобой женщине. Да, Таня, наверное, ты права – я действительно не дотягиваю до звания «достойный мужик», коих, по твоим представлениям, только и следует любить, а самое главное, мне больше не хотелось тянуться. После сегодняшнего дня пыл поубавился, точнее напрочь исчез. Хочется плюнуть на этих якобы высокоморальных Лазаревых и сказать с матерком: «ебитесь, как хотите!» Живи в чистоте, Танюша, ты этого заслуживаешь… оставайся всегда такой несгибаемо правильной, надеюсь, этого будет достаточно для того чтобы стать счастливой.
– Александр Иванович, почему вы молчите?! – продолжала наседать на меня «любимая» теща. – Прошу вас, не разрушайте нашу семью! Не убивайте в Тане веру в родного человека! Даст бог, Юля вылечится и мы заживем по-прежнему…
Да, я тоже хочу вернуть себе свою прежнюю жизнь, ту, которая была до встречи с Таней, где я чувствовал себя не подлецом и мерзавцем, а человеком, которого все уважали и любили.
– Эльвира Тимофеевна, повторяю свои слова, врать я не намерен, но и правды никому не скажу… Не мне вас учить, конечно, однако помните, одна ложь неизбежно влечет за собой другую, обман накапливается слой за слоем, превращаясь в непомерную тяжесть, прежде всего для того, кто хочет скрыть правду. Причем эта пирамида лжи очень хрупкая и может в любой момент обрушиться на голову ее создателя, ведь она стоит острием вниз, и не имеет под собой крепкого основания. Это я вам как строитель говорю.
– Юля вылечится, мы все забудем этот эпизод с беременностью и заживем по-старому… Никто ничего не узнает, сестры помирятся, мы останемся настоящей семьей, – убеждала себя мама Лазарева.
Грустно ухмыльнулся… Впрочем, просьба Эльвиры Тимофеевны была созвучна моему теперешнему состоянию, мне тоже хотелось все забыть и начать жить с чистого листа. За свои ошибки я отгреб и заплатил сполна, временем, нервами, выпотрошенной гордостью, да и деньгами в том числе.
– Водитель отвезет вас домой… – в моем голосе арктический холод вперемешку со вселенской грустью. – До свиданья. Я вам переброшу потом информацию по центрам, которую обещал прислать Аркадий Борисович, выберите сами заведение, в котором Юля будет проходить реабилитацию. И, надеюсь, на этом наши контакты закончатся.
Глава 10
– Миш, пирожное было лишним… Нельзя так много есть.
– Должен же я немного позаботиться о своем друге, точнее подруге, – сказал бравый военный, лукаво мне подмигнув.
Какой тонкий укол в мою сторону. Окончательно бросить бравого военного я так и не решилась, но и ближе к себе не подпускала. Мы все так же ходили по кино, выставкам, театрам и кофейням,
