Подумалось, что прошлые ночи были тихи.
И люди успокаивались. Что начинали верить, будто молитвы их достигли небес. А может, что произошедшее тогда было лишь случайностью, эхом великой битвы…
— Не знаю, — Верховный хотел было сказать, что жизнь людская кормит светило, что жертвы, которые приносят здесь, дают миру и солнцу силы, ибо кровь подобна воде, которая питает землю. У него было множество ответов, но ни один не подходил ныне. — Иди. Спустись. И жди меня внизу.
— Но…
Акти никогда прежде не возражал.
— Лестница крута.
— Иди, — жестче повторил Верховный. — Если не хочешь подарить им свое сердце, иди.
И перечить Акти не посмел. Он согнулся, съежился даже и отступил от статуи, а после спустился. Тоже торопливо.
И Верховный остался один.
Он обошел статуи, придирчиво осматривая каждую, отмечая новые трещины. Ничто не вечно, статуи тоже. А боги? Боги…
Он вернулся к алтарю и провел ладонями по каменной его поверхности, поморщился, когда руку вновь пронзила боль. А потом наклонился, придерживая рукой спину.
Маска была на месте.
Маска ничуть не изменилась за прошедшее время. Верно, оттого, что и времени прошло немного. Она вновь была мертва, как в ту, самую первую их встречу. Золотой лик её чуть подернулся пылью, и Верховный стер её рукавом. В этом определенно не хватало почтительности, но…
— Я пришел, — он поставил маску на пол, оперев на край алтаря. — Ты звал меня. И я пришел.
Сам Верховный тоже опустился, ибо стоять, сгорбившись, было весьма неудобно.
Маска молчала.
И верно тогда, прежде, Верховный бы усовестился, он был бы измучен чувством вины, но ныне…
— Что ж, мне казалось, ты желаешь говорить. Но может, я ошибся. Старость мнительна. А осталось мне не так и много… — он поглядел на небеса.
Все еще солнце.
И синева догорающего лета. Или уже осени? Месяц такой, который на грани.
— В конце концов, я умру, и что произойдет дальше, оно произойдет уже не со мной. Сюда уже поднимается тот, кого называют будущим Верховным. Да и он себя таковым полагает. А потому — это вопрос времени, когда они решат, что два Верховных — чересчур много.
Маска кажется мертвой.
Может, и на самом деле мертва?
Может, Верховный в глупости своей взял и… и убил бога? Тогда что это за бог, которого так легко одолеть? И стоит ли ждать от него чуда?
— Не знаю, яд это будет или просто подушка на лицо… кинжал вряд ли. Все же если на теле будут раны, пойдут слухи, что сейчас лишнее… так что скорее всего яд. Главное, что тот, кто сюда приходит, он не знает о тебе. И не узнает. Ты так и останешься лежать под камнем.
…а мир сгорит.
Эта мысль была чужой. Она донеслась словно сквозь полог.
— Мертвым нет дела до того, что случится с живыми.
…боишься?
— Смерти? Нет. Я устал. Я… пожалуй, я готов умереть.
…не лжешь.
— Зачем мне? — Верховный протянул руку и коснулся маски. Левой. Той, кривые ребристые ногти которой все же отливали золотом.
— Все люди лгут. Такова их природа.
Теперь этот голос звучал ясно. Выходит, для беседы нужно прикосновение?
— Да. Фон здесь слишком насыщенный. Это и хорошо, и плохо.
— Чем?
— Не суть важно. Ты пришел, человек. Ты осознал ошибку?
— Я не уверен, не совершаю ли я её.
Молчание.
Долгое.
— Мне нужны были силы, — теперь голос звучит раздраженно. Пожалуй, Верховный тоже не любил оправдываться. — Я слишком долго был там, где меня не слышат. Это мучительно. А времени почти не осталось. И мне нужны были силы.
— Поэтому ты свел с ума того, кто…
— Он оказался слаб, — Верховному показалось, что маска даже поморщилась. — Я — тоже… я обязан был подчиниться его желаниям. Но чтобы исполнить их, нужна была сила. Я брал её там, где мог.
Он… оправдывается?
— Объясняю, человек.
— Что ты такое? — Верховный дотянулся до маски второй рукой. И пальцы левой снова заныли, а на коже проступили золотые капли. — Сперва я думал, что ты бог. Но… нет. Ты тот, кто привел народ сюда? Ты сумел защитить мир… но если так, ты бы не помнил о том времени, когда горели небеса. А мир помнит. Тогда выходит…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Страж. Зови меня Стражем, — оборвала его Маска. — Моя первичная функция — защита существующего социума и биосферы.
— Не понимаю.
Маска замолчала ненадолго.
— Я был создан, чтобы защитить мир. Но чего стоит воин, у которого отобрали меч? Образно говоря. Люди по-прежнему легче воспринимают ассоциативно-образные понятия.
— Если ты создан, чтобы защитить мир, то почему ты убивал людей?
— Я был голоден. Мне нужна была сила. И не только мне. Тот человек, который взял меня, имел нужную кровь. Но не имел знаний. Он был слаб.
Слаб?
Верховный не назвал бы Императора слабым. Хотя… встречались они не столь часто да и когда случались встречи, то оба играли привычные роли.
Но верить…
— И тебе ли не знать, что смерть одних нужна затем, чтобы другие жили?
Верховный промолчал. А вот маска продолжила.
— Скольких убил ты?
— Многих.
— И жалеешь ли о том?
— Да. Порой.
— Но остановит ли тебя эта жалость, если придется продолжить то, что ты делал?
— Нет.
— Ты не лжешь, человек.
— А надо?
— Моя память фрагментирована. Ряд основных формирующих личностную структуру элементов утрачен. Восприятие затруднено. Но я знаю, что многие до тебя лгали. И придумывали себе оправдания. Информационный анализ подсказывает склонность человеческой натуры к искажению информации в субъективном ключе.
Маска вновь поняла, что говорит чересчур сложно.
— Люди склонны ко лжи.
— Ты хорошо знаешь людей.
— Знал. Забыл. Теперь вспомнил. Подозреваю, что не все. Имел место двойной энергетический всплеск в короткий промежуток времени вследствие чего внешние надстройки были изменены. Подозреваю, что произошла коррекция памяти, сопряженная с деструкцией нестабильных поведенческих модулей.
Верховный ничего не понял.
Но чуть склонил голову.
— В результате достигнуто снижение уровня вариативности до заданных параметров.
— Прости, — Верховный сложил руки на груди. — Я не понимаю.
— Не удивлен. Уровень развития вашей цивилизации все столь же примитивен. Из чего следует принять, что результат релокации отличен от прогнозируемого.
— Все равно не понимаю, — Верховный поклонился. — Я человек. Мой разум слаб…
— Сейчас, увы, да. Люди регрессировали. И судя по остаточным данным, моя предыдущая псевдоличность тоже. Это печально.
Маска замолчала.
И Верховный тоже молчал. Стоял. Смотрел. Город укрывала тьма… небо уже набрало звезд, но, к счастью, оставалось спокойным. И люди, глядя на него, наверняка тоже успокаивались. Люди уверялись, что, что бы там ни случилось, это уже прошло.
Закончилось.
Они вытесняли страх повседневными заботами. И тем были счастливы, сами того не ведая.
Верховный подавил вздох.
— Скажи… — он замялся, не зная, как правильно сформулировать вопрос. — Ты… сможешь спасти их?
— Кого?
Он подошел к маске, уже не испытывая былого священного трепета. Желания примерить тоже не было, хотя Верховный откуда-то знал, что если наденет, то Маска подчиниться.
Кем бы ни была она, но и богам тоскливо в одиночестве.
И пожалуй, она могла бы дать многое. Вот только…
Власть?
У Верховного имелась. Раньше. Да и сейчас остались какие-никакие крупицы.
Сила? Когда-то Верховный был силен. Здоровье… здоровья она не прибавит. Пальцы нежно коснулись золота. Он вздохнул. И решился-таки.
Тяжелая.
Руки его все еще были слабы. Но сил хватило, чтобы удержать маску. Верховный подошел к краю.
— Видишь? Город… благословенный город. Великий… он ведь погибнет, верно?
— Большей частью. Прогноз неблагоприятный.
— И люди.
Маска молчала.
— Ты сможешь спасти их?
— Конкретно их?
— Всех. Тех, которые живут здесь. И тех, что устроились за стенами города. Тех, кто выходит в море ловить рыбу и бить морского зверя. Тех, кто возделывает поля, дабы засеять их хлебом. Мастеров и воинов. Рабов. И свободных людей. Всех.
