— Какого черта ты не сказал, что ты знаешь английский?! — проорал уорент-офицер Коффи на ухо моджахеду, которому он так занятно пытался объяснить, что ему нужно. Оба они прикрывали лица платками — лопасти вертолета подняли чертову тучу пыли и мелких камней
— А ты что, спросил? — проорал в ответ моджахед
Крыть было нечем.
— Это твой отец, парень? — спросил уорент-офицер у своего пулеметчика
— Да, сэр!
— Я давно тут воюю, офицер! — сказал моджахед
— Как давно?
— С восемьдесят шестого года!
— Что?!
— С восемьдесят шестого! С перерывом на двадцать лет!
— А что ты мне ничего не сказал про отца?!
— Я ничего не знал, сэр!
Уорент-офицер Коффи посмотрел на бородатого гиганта с уважением. Он знал, что когда-то давно здесь были русские. Получается… получается, что этот человек воюет здесь от двенадцати до пятнадцати лет. Пресвятой боже… когда он с ним говорил — он мог поставить все свои деньги на то, что перед ним пуштун.
К сидящим и прикрывающимся платками от пыли людям подбежал сержант морской пехоты из спасательной команды, придерживая рукой свой спасающий его от пыли платок — шемах
— Сэр, кто из вас Ромео-сорок?
— Я! — ответил моджахед.
— Вас срочно требуют на связь, сэр! Немедленно! Вас вызывает Кабул!
Моджахед встал и вместе с сержантом побежал к вертолету.
Уорент-офицер Коффи хлопнул своего пулеметчика по спине.
— Парень, у тебя крутой отец. У тебя чертовски крутой отец, парень! Боже, да его не отличить от местного, он через эти горы как раскаленный нож через масло может проходить! Ты должен гордиться тем, что у тебя такой отец, парень!
Капрал Дим Протасофф ничего не ответил. Только сплюнул на землю.
После связи с Кабулом, в ходе которой некий Ромео-сорок обменялся со штабом парой непонятно чего значащих фраз, командиру Отеля-Кило-один передали приказ забирать на борт всех — спасателей, Падшего ангела-один, душманов, морских пехотинцев и на полной скорости уходить на Кабул. Что же касается Падшего ангела два — то на его поиски пообещали поднять еще один спасательный вертолет.
Так и сделали. Поднялись по тросам — и на полной скорости пошли направлением на запад, в сторону Кабула. На земле осталось больше сорока убитых моджахедов, кучи стреляных гильз, да три осла с пустыми переметным сумами. Ничего такого в этом не было — осел в этих горах не пропадет, рано или поздно кто-то найдет их, увидит, что у них нет хозяина, и заберет их себе…
В отличие от капитана Родстока, его офицер управления огнем приземлился не так удачно. Он сумел катапультироваться буквально за секунду до того, как ракета разнесла в клочья ударный самолет. Громыхнуло так, что ему показалось, будто граната взорвалась прямо перед его лицом. Но он остался в сознании, катапультное кресло не было повреждено, парашют раскрылся нормально, и он даже видел парашют своего напарника — напарник его не видел, а он видел, потому что напарник приземлялся спинкой кресла к нему. Между ними было не меньше двух миль расстояния, и это было плохо — в горах такое расстояние можно идти несколько суток. Ну, да не оставит нас милостью Господь…
Славьтесь, славьтесь, святые отцы…
Капитан Роуленд вспомнил этот гимн мормонов, как он делал это всегда, когда ему было плохо, или он испытывал сомнения в вере. В городе, где он родился, общиной был выстроен большой и величественный храм на тысячу прихожан, у него был высокий и светлый купол, дававший такую акустику, что даже шепот проповедника был слышен в любом уголке зала. Как бы он хотел перенестись сейчас туда, из афганского неба — в храм. Чтобы молиться Господу и просить у него прощения за то, что он наделал…
За то, что он наделал. Ведь если бы он творил праведное — разве Господь поверг бы его на землю?!
В отличие от капитана Родстока, кресло капитана Роуленда не пошло кувыркаться по склону, когда он приземлился, но это не помогло. Капитан был ранен несколькими осколками и выбрался из кресла с трудом. Каждое движение причиняло боль.
Джозеф Смит, апостол мормонов, за свою веру перенес немыслимые страдания и был убит — но не отрекся. Теперь, видимо, настала его очередь крепиться в вере своей…
Капитан достал аптечку из кресла, потом попытался определить — сколько же осколков в него попало и какой вред они ему причинили. Получилось, что он был ранен четырьмя осколками, не считал мелких — но ни один из них не был насколько крупным, чтобы перебить кость или повредить крупный кровеносный сосуд. Тем не менее — они застряли в теле, вызывая боль. Раны кровили.
Да, Господь наказал его. Господь силен в наказании, как и в милости своей.
У капитана было оружие, все они носили оружие на тот маловероятный случай, что их собьют — но капитан не достал его, не проверил, не взвел — разве можно защититься от Господа и от наказания его с помощью оружия?
Он перевязал себя как смог. Господь послал ему посох — крепкую и длинную пастушью палку, длиной два с лишним метра, это была именно милость Господа, потому что палка была гладкой, круглой и на пустынной каменной осыпи она могла появиться только по велению Господа. Наскоро, но искренне помолившись, капитан пошел направлением на юго-запад, потому что именно туда вела его тропа. Он думал, что именно там находится джелалабадская дорога, первое национальное шоссе, и если Господь будет милостив к нему — он дойдет до дороги и попросит о помощи.
Он шел тяжело, опираясь на палку и размышлял, по сторонам не смотрел. Когда убили Джозефа Смита, когда пророк принял мученическую смерть за свою паству, когда на их церковь начались гонения — все прихожане церкви Святых Последних Дней собрали то, что могли унести на себе и что могли увезти в телегах их животные и пошли на север, в поисках земли, где они никому не будут мешать своей верой и им никто не будет мешать. Они не обагрили руки кровью неверующих, слава Богу, Америка тогда еще была большой и полупустынной и каждый, кто желал — мог найти себе в ней уголок по душе. Путь их — а в путь пустились все, от младенцев, и до глубоких старцев — шел через пустыню, которую в наши дни называют Пустыня смерти. Люди умирали, а они все шли и молили Господа о том, чтобы он услышал их и направил их стопы и подарил им землю, на которой они могли бы жить. И господь смилостивился над ними, они нашли клочок земли, плодородной и жирной, с бурными ручьями и высокими горами, на которой можно было сеять хлеб, разводить скот и возносить хвалу Господу, давшему им эту землю. Потом это стало называться "Штат Юта".
Все это рассказывали ему учителя мормонской школы в тихом и спокойном классе, из окон которого был прекрасный вид на горный хребет Уосатч, и где он учился. Они учились в прекрасной школе, здесь и следа не было того насилия и жестокости, которое процветало в школах больших городов, тут преподавали хорошие учителя, в основном молодые мужчины в белых рубашках с короткими рукавами и галстуках, и сами они тоже носили форму. Утром они возносили хвалу Господу, а после занятий оставались еще на час, и пастор рассказывал им о милости Его.
Если Господь будет милостив к нему — он еще раз увидит это. Он вернется в свой штат, в свою общину, станет уважаемым человеком, десятником — потому что он воевал и проливал кровь за свою страну.
Увы…
Он даже не заметил, как к нему подкрались духи — они подкрались со спины, выбили у него из рук посох и ударили по голове. Как ни странно — очнулся он от побоев — вокруг были душманы, они перекрикивались между собой на каком-то незнакомом языке и били его, били по очереди, и каждый удар отзывался болью во всем теле. Они спешили, потому что знали, что американского летчика ищут, ищут безжалостные профессионалы, которые, стоит попасться им на прицел — не размышляя, спустят курок, и потом будут вспоминать об этом вечером за кружкой пива: "Эй, Дэнни, как ты грохнул тех ублюдков, помнишь?". Те, кто его бил не учились в школе, не молились Господу и даже Аллаху, их богу они молились, просто произнося не имеющие для них смысла звуки — как заклинания, как мантры. Они никогда не ели досыта, ни дня не учились в нормальной школе, не видели ничего хорошего ни от природы, ни от властей, и часто одежда, которая была на них, автомат, который был в их руках и немного денег в карманах составляли все их богатство. Некоторым из них не было еще и двадцати лет, они смутно представляли для чего они воюют, и что они будут делать, как жить когда кяффиры покинут Афганистан, бросив его на произвол судьбы. И они били американского летчика, били белого человека из другого мира, вторгшегося в их мир и волей судьбы попавшего в их руки, били жестоко, с каждым ударом вымещая на нем злобу свою, убогость и непреходящий страх.
Капитан не закрывал глаза, с каждым ударом в них вспыхивали и рассыпались звезды — но он решил умереть, глядя в небо и не закрывая глаз.
