Даже Красин, который близко знал лидеров большевиков, не понимал овладевшей ими жажды власти. Ленин был готов отдать полстраны, лишь бы оставалась возможность управлять другой половиной. Более рассудительные большевики считали, что надо сделать ставку на Учредительное собрание и постепенно привлечь массы на свою сторону. Ленин не хотел ждать! И в своей логике был прав. Если бы Учредительное собрание, представляющее интересы всего народа России, приступило к работе, большевики лишились бы шанса удержать власть.
Осенью 1917 года многие считали, что большевики не имеют права единолично управлять страной. Они должны, как минимум, вступить в коалицию с другими социалистическими партиями, чтобы опираться на большинство населения.
На второй день после победы большевиков, в перерыве между заседаниями съезда Советов в Смольном, меньшевик Николай Николаевич Суханов, член исполкома Петросовета и член ВЦИК, отправился в буфет, где была давка и свалка у прилавка. В укромном уголке Суханов натолкнулся на Льва Борисовича Каменева, впопыхах глотавшего чай. Спросил:
— Так вы окончательно решили править одни? Я считаю такое положение совершенно скандальным. Боюсь, что, когда вы провалитесь, будет поздно идти назад…
— Да, да, — нерешительно и неопределенно выговорил Каменев, смотря в одну точку. — Хотя… почему мы, собственно, провалимся?
Четыре наркома-большевика — Алексей Рыков (будущий глава правительства), Владимир Милютин (до революции он пять раз сидел в тюрьме), Виктор Ногин (противник вооруженного захвата власти) и Иван Теодорович (будущий председатель Крестьянского интернационала) — через десять дней после Октябрьского переворота, 4 ноября 1917 года, вышли из состава первого советского правительства по принципиальным соображениям. Товарищи по партии не поддержали их мнения о «необходимости образования социалистического правительства из всех советских партий». А четыре наркома предлагали принять требование Всероссийского исполнительного комитета железнодорожного профессионального союза (Викжель) о коалиционном правительстве.
Демарш имел некоторые последствия. В ночь с 9 на 10 декабря 1917 года большевики договорились о коалиции с левыми социалистами-революционерами, которые получили семь мест в Совнаркоме, а также должности заместителей наркомов и членов коллегий. А из четырех наркомов, проявивших тогда принципиальность, только один — Ногин — умер своей смертью, совсем молодым. Остальных Сталин со временем уничтожил.
Другое требование профсоюза железнодорожников — передать ему управление железнодорожным делом и наделить правом утверждать коллегию Наркомата путей сообщения — отвергли наотрез.
Четырнадцатого ноября 1917 года Ленин на заседании Петроградского комитета партии обещал:
— Когда нам необходимо арестовывать — мы будем. Вот Викжеля арестовать — это я понимаю. Тверской мужичок пришел и сказал: «Всех их арестуйте». Вот это я понимаю. Вот он имеет понимание, что такое диктатура пролетариата.
Не принял власти большевиков и один из патриархов русской социал-демократии, Георгий Валентинович Плеханов. 28 октября 1917 года он опубликовал «Открытое письмо к петроградским рабочим»:
«Товарищи! Многие из вас рады тем событиям, благодаря которым пало коалиционное правительство А. Ф. Керенского и политическая власть перешла в руки Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов. Скажу вам прямо: меня эти события огорчают…
Несвоевременно захватив политическую власть, русский пролетариат не совершит социальной революции, а только вызовет гражданскую войну, которая в конце концов заставит его отступить далеко назад от позиций, завоеванных в феврале и марте нынешнего года… Власть должна опираться на коалицию всех живых сил страны…»
Поразительно, как точно Плеханов предсказал будущее. Разразилась жестокая Гражданская война, и русское общество лишилось прав и свобод, полученных после Февральской революции.
Один из основателей российской социал-демократии не любил Ленина: «Как только я познакомился с ним, я сразу понял, что этот человек может оказаться для нашего дела очень опасным, так как его главный талант — невероятный дар упрощения».
Это Георгий Валентинович еще со Сталиным, подлинным мастером упрощения, не успел познакомиться поближе…
Плеханов вернулся в Россию из эмиграции 1 апреля 1917 года. Его встретили восторженно как признанного вождя социал-демократии. Но его скептическая позиция относительно перспектив немедленного построения социализма в России вызвала непонимание. А Плеханов выразился так: «Русская история еще не смолола той муки, из которой будет со временем испечен пшеничный пирог социализма».
Отношение к нему быстро менялось к худшему. Большевики его презирали. Плеханов был болен, горестно повторял:
— Судьба дала мне хорошую голову, но плохое здоровье.
Известный прозаик Борис Аркадьевич Пильняк собирался писать роман о революции. Он пришел к Плеханову и нашел его в бедственном положении: осунувшийся, изнуренный болезнью Георгий Валентинович голодал. Пильняк сбегал на рынок. Купил масло, яйца, молоко, хлеб и немного мяса.
— Сегодня, Борис Андреевич, вы для меня сделали гораздо больше, чем Ленин, — с горькой укоризной говорил Плеханов, — и все вместе взятые товарищи большевики. Прошу вас о нашем разговоре нигде не упоминать, нынче время злобно-крутое.
Плеханов умер в мае 1918 года. Гроб с его телом доставили в Петроград. Похоронили Плеханова на Волковом кладбище, рядом с неистовым Виссарионом Белинским.
«Умер Плеханов, — записала в дневнике Зинаида Гиппиус. — Его съела родина. Его убила Россия, его убили те, кому он, в меру сил, служил сорок лет. Нельзя русскому революционеру: 1) быть честным, 2) культурным, 3) держаться науки и любить ее. Нельзя быть европейцем. Задушат. Еще при царе туда-сюда, но при Ленине — конец…»
После большевистского переворота другие левые социалисты растерялись. Меньшевики не могли понять, как их товарищи по подполью и эмиграции могли узурпировать власть. Член Исполкома Петроградского совета и президиума ВЦИК меньшевик Федор Ильич Дан с горечью констатировал:
— Всякому мыслящему здраво ясно, что вооруженные столкновения на улицах Петрограда означают не торжество революции, а торжество контрреволюции, которая сметет в недалеком будущем не только большевиков, но все социалистические партии.
Девятнадцатого ноября 1917 года лидер меньшевиков Юлий Осипович Мартов писал товарищу по партии и члену исполкома Петроградского совета Павлу Борисовичу Аксельроду: «Самое страшное, чего можно было ожидать, совершилось — захват власти Лениным и Троцким в такой момент, когда и менее их безумные люди, став у власти, могли бы наделать непоправимые ошибки».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
