Но едва они вышли из гостиной в коридор, оставшись наедине, она резко развернулась:
— Слуги ведь еще не спят? Отведи меня, пожалуйста, к той комнате, где сейчас мои… родители.
Она старалась говорить уверенно, только в конце запнулась. Сегодня ей почему-то особенно неприятно было произносить это слово, обращаясь к этим людям.
Уна замялась. Она явно порывалась что-то сказать, даже приоткрыла рот, но в итоге тяжело вздохнула и ответила:
— Хорошо, они должны уже отдыхать. Следуйте за мной.
Мелли почти не бывала в служебных помещениях замка. И уж тем более она не имела ни малейшего представления о том, где живут слуги. Из коридоров, по которым Мелли иногда ходила, они свернули в коридор без окон, довольно узкий и с тусклыми лампами. Здесь не было паркета — обычный дощатый пол. И стены просто побелены. Чисто, аккуратно и максимально просто.
Уна дошла до одной из дверей — почти в самом конце коридора — и несколько раз стукнула костяшками пальцев в дверь:
— Госпожа заходит! — объявила она, уже открывая дверь и пропуская Мелли вперед.
Это была общая спальня на четыре кровати — все узкие, односпальные, застеленные простыми пледами. Кровати стояли у стен, а в центре комнаты разместился стол с четырьмя стульями. За ним сидело трое: родители Мелли и какой-то незнакомый мужчина.
— Дедуля Гибс, можете пока выйти, госпожа хочет поговорить? — обратилась Уна к этому мужчине.
Он и правда был очень стар, на нем была рубашка с очень просторным воротом, который не завязали на тесемки и поэтому отчетливо виднелась татуировка на ключицах. У мамы и папы Мелли рабская татуировка была действительно ошейником — она была на шее, у всех на виду. Такие делают тем, кто попал в рабство из-за преступления.
Дедуля Гибс встал из-за стола и просто вышел за дверь, а Уна осталась. Мелли не стала ничего говорить по этому поводу — ей было страшно оставаться с ними наедине. Когда шла сюда, кипела злостью и решимостью, а сейчас даже растерялась.
Они оба читали. Мелли подозревала, что у слуг немного развлечений: карты, книги, сплетни. Но в карты редко играли на интерес, обычно там нужно что-то ставить — деньги, ценности. Хотя, быть может, здесь все иначе.
Они заметно постарели. Не сказать что на ферме они сидели без дела, но здесь у них наверняка больше работы. И нет даже той крохи уважения, что была в их городке. Сейчас они оба просто смотрели на Мелли и даже эмоций на лицах не было. Безразличие и усталость.
— Оливеру предлагали уехать в столицу и поступить в школу магии? — спросила Мелли вместо приветствия.
На самом деле, она боялась, что струсит и уйдет.
— Предлагали, — с прежним безразличием пожала плечами мама. — И ему, и тебе.
Гнев, утихший по дороге сюда, снова вспыхнул:
— И вы отказали?
— Что бы сказали соседи, если бы мы отдали двух наших детей чужим людям? Что мы бедны и не можем вас обеспечить? — вопросами ответила мама.
— «Что скажут люди»?! — Мелли едва не задохнулась от возмущения. — Вас волновало мнение людей, когда вы отправляли детей за лучшей жизнью, но не волновало, когда вы нас продали?!
Мама упрямо поджала губы. Папа и вовсе на нее не смотрел. Он пустым взглядом уставился в книгу и молчал. У Мелли же все кипело внутри:
— Мы могли уже учиться в Академии! Оба. Возможно, даже Роззи бы взяли на обучение, а вы… вы беспокоились только о том, что об этом скажут соседи?
— Ты молода. И не понимаешь ничего, — припечатала мать. — Вы были совсем маленькими, отдавая вас на воспитание, мы должны были бы отказать от вас. Что бы тогда сказали? Как бы потом в этом городе жили Розмари и Лавр? Вот будут у тебя свои дети…
Мелли прервала ее, зачастив:
— Я никогда не буду настолько выделять одного из детей, чтобы держать остальных за слуг в собственном доме! И сделаю все для того, чтобы у них была лучшая жизнь, чем у меня. Я, быть может, и молода, но я точно знаю, что родитель должен любить всех одинаково. Зачем вы вообще… — тут Мелли растеряла свой пыл и закончила обессиленно: — Зачем вы вообще нас троих рожали, если, кроме Лавра, никого не любили?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Она замолчала, устало смотря куда-то сквозь родителей. Гнев сменило ощущение беспомощности — и никогда не любили. Раньше Мелли иногда казалось, что ее любят, сейчас вдруг поняла, что они просто выполняли то, что положено делать родителям, дабы не сойти за совсем уж плохих людей.
— Уходи, — внезапно сказал папа.
Мелли вздрогнула и перевела взгляд на него. Тот сидел сгорбившись и по-прежнему не смотрел на нее. Но под внимательным взглядом Мелли все же продолжил:
— Мы сделали много ошибок, и нам за них расплачиваться здесь. Уходи. Кто ты там, госпожа или просто постельная подстилка — не важно. Иди в свои шикарные комнаты, пытайся выжить и делай вид, что мы тебе никто. Так будет лучше всем.
Он встал, прошелся к одной из кроватей, лег на нее и отвернулся. Мама продолжала упрямо смотреть на нее. Выпрямившись, Мелли развернулась на пятках и вышла за дверь… чтобы увидеть Алана, прислонившегося к стене. Он подошел к ней вплотную, чуть нагнулся и шепнул на ухо:
— Ты же у нас сильная девочка и дотерпишь до своей комнаты?
Мелли кивнула, прекрасно понимая, о чем он: она едва сдерживала себя, чтобы не разреветься.
— Лично я считаю выражение «постельная подстилка» оскорбительным, — довольно громко сказал он. — Наказание озвучит управляющий Норд.
Дверь в комнату еще не успела закрыться, и Мелли отчетливо услышала вскрик мамы и суровое папино:
— Молчи, женщина!
А Алан предложил Мелли опереться на его локоть, и они вместе пошли к выходу. Уна следовала за ними. Чинной процессией они дошли до комнаты Мелли, и там, едва перешли через порог, Алан ее обнял и она все же разрыдалась.
Сама не заметила, как ее подхватили на руки, как вместе с ней сели в кресло… Алан поглаживал по голове, Мелли просто ревела. Не могла остановить поток слез. Сколько бы тебе ни было лет, очень сложно осознавать, что твои родители тебя не любят. И не понять почему — Мелли ведь была хорошей дочерью. Она слушалась их, она старалась… а они любят только Лавра, который принес столько неприятностей.
Из горьких рыданий ее вырвало странное ощущение — будто что-то щекочет руку. Она открыла глаза и увидела, что оба ее котенка уже здесь, один залез на нее, второй балансирует на колене Алана.
— Прости, — сказала Мелли, отстраняясь и вытирая слезы с лица. — Я такая плакса…
— Я не знаю человека, который бы не ревел, услышав подобное от родителей. Я переведу их… только чуть позже — Гарольду ведь нужно взять все необходимые материалы. И пусть он лучше своими иголками тыкает этих троих, чем тебя, ладно?
Мелли кивнула в ответ. Алан усмехнулся и пальцем вытер с ее носа слезинку. Мелли не смогла сдержать шмыганья.
— Ты сама как котенок! — расхохотался Алан. — Ложись спать. Сегодня был тяжелый по эмоциональности день…
— А… а ночь? — рассеянно спросила Мелли.
— Иногда ночью нужно спать, — улыбнулся он. — И это не потому что ты нам разонравилась. Просто ты устала… иди, Кроха, отдохни.
Он сам пересадил Мануша со своего колена, а Мелли встала вместе с Данко. Алан едва чмокнул ее в губы и подтолкнул в сторону спальни. Так Мелли и пошла — с одним котенком на руках, чувствуя, как Алан провожает ее взглядом. Спать и правда хотелось.
***
Застав Магнуса в коридоре, Алан поманил его пальцем, и они вместе зашли в кабинет. Не то чтобы дело было срочным, но лучше решить его сегодня. Раньше начнешь — раньше закончишь.
Парень, как и всегда, вид имел максимально независимый — как ребенок, что пытается казаться взрослым. Это всегда смешило Алана и еще больше подмывало подкалывать парней: они начинают кипятиться, когда им указывают на их реальные навыки и умения. Точнее, на их отсутствие. В некоторых вещах они были даже большими детьми, чем Мелли.
— Я опять что-то не так сделал? — нервно вздернул подбородок Магнус, как только Алан дошел до своего стола.
