Я— машина устал не меньше, чем я-человек. Самолет подпитывает мое тело внутривенными вливаниями. Триста двадцатый давно умолк. Ему хватает дел -он следит за горизонтом, в потоковом режиме анализирует малейшие изменения в показаниях сканеров. Триста двадцатый — моя палочка-выручалочка. Йозас не слишком-то доверяет данным высотного разведчика, и мы настороженно ощупываем пространство. На таком задании, на предельно малой скорости да еще вблизи от суши, мы — идеальные мишени. Просто сидячие утки. Эти аборигены — они решили, что лучше для них занятия нет, чем сбивать нашу списанную и перекупленную по дешевке рухлядь. Такая уж политика у «Криэйшн» — если можно обойтись пятью старыми самолетами по цене одного нового — зачем тратить больше?
Очередной шквальный порыв швыряет машину вниз. Я судорожно отплевываюсь маневровым выхлопом, отталкиваясь от волн. И тут же выметываюсь на два десятка метров вверх. Антигравы подвывают от перегрузок, возвращая “Москито” на заданную высоту.
— «Бульдог» — «Красному волку», держи высоту, если не хочешь повторить заход.
— «Красный волк», принял, — отвечаю непослушными губами, борясь с ветром.
И как Йозасу удается удерживать эту консервную банку? Я начинаю понимать, что сильно преувеличил свои способности летать на всем, что способно оторваться от земли. Старый расхристанный тихоход «Москито» — вовсе не то же самое, что мой вылизанный до блеска стремительный «Гарпун». Да и летать на низких скоростях на бреющем мне ни разу не приходилось. Не те задачи.
«Группа прикрытия ведет бой. Групповая цель, шесть единиц, легкие атмосферные истребители, скорость до 5М, тип не определен», — сообщает мне Триста двадцатый.
Через пару секунд такблок подтверждает неприятную новость. Три пары морских истребителей крутят карусель вокруг неповоротливых «Зонтиков». «Зонтики» показывают все, на что способны, отрываясь от настырных хозяев вверх и пока держатся, используя превосходство в скорости. Но хозяева твердо решили показать, что на своем поле они вне конкуренции. Вспышки сожженных лазерами ракет искрами мелькают в мутной пелене. Группа «Воздух» успешно отработала и уже уходит из атмосферы, ввинчиваясь в мутное небо раскаленными добела иглами. Остаемся мы — четверка тихоходов над волнами. И самое неприятное — вторая группа чужих «птичек», четыре единицы, направляется к нам. Расчетное время сближения — двадцать минут. Для успешного завершении задания потребуется в лучшем случае десять минут. Однако Йозас тянет свой шлейф, как ни в чем не бывало. И я не решаюсь поинтересоваться планом боя. Командир всегда знает что делать. Когда веришь в это, то на тебя снисходит такое спокойствие, будто ты упакован и складирован в надежнейшем банковском сейфе.
— «Черный ящик», «Зонтик-2», требую подкрепления! — хрипит в эфире искаженный перегрузками голос Герба.
Его напарник — Сони-"Шахматист" молчит. Видимо, свыкся с правилами игры. Знает, что никакого подкрепления база не пришлет.
— «Черный ящик» — «Зонтику-2». Смещайтесь до сорока тысяч, сохраняя контакт с противником, — спокойно отвечает база. — Затем выходите из боя.
— «Твердь» над морем без прикрытия! — орет Герб.
— «Черный ящик» — «Зонтикам». Поднимайтесь, сохраняя контакт. Конец связи.
— Мать вашу! — хрипит Герб.
— Попадание! — это «Шахматист». — Держи хвост, Герб!
Развалившийся в воздухе от попадания «Шершня» чужой самолет выглядит на тактическом дисплее тающим белым облачком конфетти.
— Внимание, «Бульдог» — «Тверди». До завершения сброса — одна минута. По завершению контейнеры отстрелить.
— «Красный волк», принял, — дублирую голосом подтверждение бортового компьютера.
Индикатор перед глазами наливается желтым. Контейнер пуст. Стряхиваю гудящие от ветра оболочки в море. Створки бомболюков съезжаются в невидимую глазу щель. Сразу уменьшается болтанка.
— «Красный волк» — «Бульдогу». Есть сброс. Статус зеленый.
— «Бульдог» — «Тверди». До контакта с противником три минуты. Всем сброс контейнеров. Отход курсом тридцать. Разрешаю строй не соблюдать.
— Попадание, — снова слышится напряженный голос «Шахматиста». Еще одно облачко конфетти.
Я расталкиваю тугие облака, набирая скорость. Многометровый белый факел тянется за мной длинной тающей струной. Зубодробительная вибрация на форсаже — старик «Москито» на пределе.
«Атака противника, вектор семьдесят-пятьдесят, обнаружен захват радаром наведения, средства постановки помех задействованы», — буднично сообщает Триста двадцатый.
В ответ я перевожу виртуальный сектор газа за красную черту. Я-самолет скулю от страха. Я-пилот скриплю зубами в объятиях перегруженных гравикомпенсаторов. От перегрузок темнеет в глазах. Прозрачные индикаторные панели — словно решетки на окнах.
«Пуск ракет, две единицы, лазерная батарея в походном положении, сбрасываю имитатор…»
— При…нял… — хриплю я.
«Имитатор отошел штатно. Три тысячи… тысяча метров… пятьсот… подрыв имитатора… пуск ракет, три единицы… „Зеленый человек“ уничтожен…»
Я успеваю ощутить микросекундный полувопль-полухрип умирающего самолета. Меня словно обдает кипятком. Ракета влетает напарнику прямо в сопло, превратив машину в облако раскаленного газа. Я даже не помню как следует, как выглядел этот самый «Зеленый человек». Он из ветеранов, не успел с ним пообщаться. Так, увидел мельком во время инструктажа. Неизвестно, что заводит меня сильнее — его смерть или смерть его машины. Кто я сейчас — машина? Человек? Машина не испытывает гнева. Машина действует рационально. Машина не знает чувства мести. Я валюсь вправо, не осознавая, что делаю. Пилоны с парой «Шершней» вытряхиваются из распахнувшихся оружейных отсеков. Скорость резко падает, будто я уперся лбом в резиновые облака.
— «Черный ящик», здесь «Шахматист». Вышли из боя.
— «Черный» — «Шахматисту». Возвращайтесь. Конец связи.
«Цель ставит помехи», — докладывает Триста двадцатый. Я и сам их вижу, эти помехи. Они, словно резь в глазах, не дают рассмотреть стремительные короткокрылые силуэты в облаках.
— «Красный волк», выходи из боя! — это Йозас.
— Принял… — отвечаю я. Мои жадные растопыренные пальцы тянутся вперед, к стайке разлетающихся в стороны серебристых рыбок.
«Цель захвачена… преследую… помехи… цель потеряна… есть контакт… сближение… подрыв… цель поражена… облучение радаром наведения, пеленг шестьдесят три… рекомендации — увеличить скорость… задействую имитатор… имитатор отошел штатно… обнаружен пуск… одна единица… групповая цель, вектор двадцать-шестьдесят…»
Я втягиваю опустевшие пилоны. Скорость растет, но мне словно не хватает воздуха. Кажется, что я плетусь, как черепаха, по сантиметру в минуту. Мельтешение помех от десятка вражеских «птичек» превращает небо в тучи злобных черных мух.
«Запас имитаторов исчерпан… средства постановки помех задействованы… рекомендации — увеличить скорость…»
Сейчас я выскочу из собственной шкуры. Температура обшивки угрожающе растет. Что-то внутри меня разлетается с хрустальным звоном. Часть индикаторов перед глазами наливается оранжевым. Дикий и совершенно неэстетичный узор. И вдруг — все кончается. Я тащу за собой все еще пушистый белый хвост, но противник уже далеко внизу. Я пробкой выскакиваю из атмосферы. И навстречу мне, страхуя, летит пара «Зонтиков». Закладывают вираж над моей головой. Пристраиваются сзади и снизу. Белая точка в черноте растет. Вот она уже больше окружающей россыпи звезд. Вот она приветливо распахивает посадочный створ. Я гашу скорость. Я толстогубой рыбиной заглатываю посадочный луч. Магнитный захват касается меня, волочет к борту, проворачивая на ходу вокруг оси, словно рассматривая, и стискивает все крепче. Громадина борта снова заслоняет мир. Я втягиваюсь в ослепительное нутро.
«Пятьдесят метров… десять… пять… два… касание… посадка. Полетное задание выполнено, имеются повреждения, расход топлива — восемьдесят процентов, расход боеприпасов — сто процентов», — бормочет бортовая система.
Я глупо улыбаюсь, выныривая из железного плена. Ченг помогает мне выбраться из кабины. Придерживает на трапе. Один из техников сует мне в руку дымящуюся в ледяном воздухе ангара чашку. Я глотаю, обжигаясь, и не чувствую вкуса. Палуба под ногами подрагивает от гула механизмов. Насыщенный химией воздух кажется мне волшебным напитком. Я набираю его в себя до упора, до боли в легких, раздув ноздри, как волк. Я вернулся домой.
— Как машина? — спрашивает Ченг. Во взгляде его — затаенная тревога.
Я снова присасываюсь к горячей кружке. Молча показываю большой палец. Ченг скупо улыбается. Кажется, с облегчением. Маслопупы в грязных пурпурных жилетах подкатывают электрозаправщик. Вытягивают шланги. Механики отваливают целые пласты борта, копаются по пояс во внутренностях. Парень в красном поднимает лицевую пластину, разворачивает передвижного диагноста под распахнутыми створками оружейного отсека. Втыкает пучки проводов в черную глубину. Где-то взревывает предупреждающий баззер. Раскрашенный красными полосами «Москито» тянут к катапульте. Война идет своим чередом.
