— Потому что я решил не давать обет безбрачия. С твоего разрешения, я пойду дальше и обниму тебя.
— В разрешении отказано. Я уже проходила с тобой этот маневр, и он приводил к нешуточной битве. Давай сядем на это бревно и отдохнем, а потом двинемся назад.
Они опустились на бревно. Было холодно, и они прижались друг к другу — только чтобы согреться, внушала себе Джоанн.
— Это просто чудесно, — произнес Кристофер, выдыхая клубы пара, похожие на сигаретный дым.
— Что именно?
— То, как все меняется. Когда мы были детьми, я считал тебя самой отвратительной вонючкой в мире.
— Я тоже тебя терпеть не могла. Иногда не могу и теперь. Например, так было вчера вечером.
— Вчера вечером? Да ведь я был образцом хороших манер!
— Ты ведь толком не знаешь своего отца, верно?
— Отца? Не хуже, чем других.
— Твой подарок об этом не свидетельствует. Как и подарок Эллен — ведь дядя Годфри не курит уже несколько лет. А ты подарил ему трость! Неужели ты не понимаешь, что дядя Годфри слишком горд, чтобы пользоваться тростью? Он никогда не признает, что нуждается в ней.
Кристофер был вынужден согласиться с упреком. Он купил трость (в кредит), не задумываясь о подлинных нуждах и желаниях отца.
— Ты права, — вздохнул Крис. — Разбирая отцовскую корреспонденцию и работая с ним в оранжерее, ты стала понимать его лучше, чем его собственные дети.
Они сидели на бревне, держась за руки. Джо приходилось держать руки Кристофера очень крепко.
* * *
3 января. Завтрак не был ритуалом в доме Мамфордов, но главе семейства по привычке оказывали определенное почтение. Семья и гости, если они не были больны или не засиживались заполночь накануне, старались находиться за столом к девяти утра, когда там неизменно появлялся Годфри Мамфорд.
Кристофер, все еще парящий в эйфории, спустился на добрых двадцать минут раньше расписания и был удивлен, застав в комнате для завтраков сестру-близнеца. Эллен — единственный член семьи, традиционно отсутствующий на утренних трапезах, — этим утром сидела на солнце с чашкой ароматного кофе, приготовленного Маргарет Кэсуэлл.
— Я так и знал! — воскликнул Кристофер. — Сегодня день чудес. Увидеть тебя вставшей с постели в это пролетарское время…
Эллен сердито уставилась на него сквозь кофейный пар.
— Последнее время ты весел просто до отвращения. С чего бы?
— В мою жизнь вошло кое-что необычное. Выражаясь церковным слогом, я был возвышен духом.
Эллен фыркнула:
— Признаешься в запоздалом обращении к религии? Это было бы слишком ужасно.
— Нет-нет, ничего настолько примитивного. — Крис плюхнулся на стул и глубоко втянул в ноздри аппетитный запах из кухни. — Хотя, видит Бог, ни у кого из нас нет особых причин для веселья.
— Поэтому я и надеялась поймать тебя до завтрака. — Тоном Эллен выразила негодование по поводу навязанного ей обращения к брату. — Сестринский взгляд ошибается или же ты оказываешь чрезмерное внимание нашей маленькой сельской кузине? Ты, часом, не предназначил ей роль в какой-нибудь непристойной пьесе, над которой сейчас работаешь?
— Не говори гадостей, — возмутился Кристофер. — И Джо вовсе не деревенщина. Только потому, что ей не довелось жить в Лондоне и усвоить набор английских штампов…
— Господи! — Патока в улыбке Эллен вступала в химическую реакцию с уксусом. — Лорд Железные Трусы внезапно обрел уязвимое место.
— Отстань. Что ты хотела обсудить?
— Вчерашний папин спектакль. Что ты об этом думаешь?
— Первоклассная штука.
— Думаешь, он сказал правду?
— Конечно. Ты же знаешь, что папа не способен лгать.
— Я в этом не уверена, — задумчиво промолвила Эллен.
— Не болтай чушь. Он все выложил нам абсолютно откровенно.
— Ты как-то слишком равнодушно к этому относишься. По-моему, когда твое наследство уменьшается от миллионов до тысяч в результате глупости отца и нечистоплотности поверенного, это отнюдь не пустяк. Наверняка мы можем что-то предпринять.
— Конечно, можем — терпеть и улыбаться. Ведь нам не придется жить на пособие по безработице, Эллен. После уплаты налогов нам наверняка достанется несколько сотен тысяч. Это не так уж мало.
— Но и не пять миллионов. Я так зла на отца, что готова рвать и метать!
Кристофер усмехнулся. Гнев делал Эллен почти человечной.
— Выше нос, старушка, — ласково подбодрил он сестру. — Британцы никогда не унывают.
— Пошел к черту! Не знаю, почему мне взбрело в голову обсуждать это с тобой.
В этот момент в комнату вошла Джо Кэсуэлл, выглядевшая удивительно юной и стройной в пестром шерстяном платье и, как был готов поклясться Кристофер, принесшая с собой личный эскорт в виде солнечного света. Эллен, почувствовав себя лишней, мрачно удалилась на другой конец стола.
В дверях кухни появилась мать Джо в крахмальном фартуке.
— Годфри уже спустился?
— Еще нет, мам, — ответила Джо.
— Странно. На кухонных часах уже четверть десятого. Он всегда спускается ровно в девять.
— Очевидно, не всегда, — буркнула Эллен.
Беспокойные морщинки пролегли между блеклыми глазами мам.
— Все годы, что я пробыла здесь, ваш отец никогда не опаздывал к завтраку, кроме тех случаев, когда был болен.
— О, ради бога, мам, — запротестовала Джо. — Вероятно, он пошел в оранжерею и потерял чувство времени. Ведь сейчас еще не два часа дня!
Но Маргарет Кэсуэлл упрямо покачала головой.
— Я намерена заглянуть к нему в комнату.
— Господи, какая скука, — раздраженно произнесла Эллен. — А как же мой завтрак? Мне самой за ним идти?
— Что за ужасная мысль! — усмехнулся Кристофер, опережая реакцию Джо.
Тем не менее мам быстро вышла. Эллен взмахнула пустой кофейной чашкой, словно готовая обезглавить прислужницу, не успевшую ее наполнить. Кристофер умерял голод, созерцая Джоанн, которая в свою очередь изо всех сил пыталась умерить неприязнь к Эллен.
Наступившее молчание прервал крик наверху. Он перешел в визг, в котором слышался смертельный ужас.
Джоанн метнулась к двери и исчезла. Кристофер бросился за ней. Эллен последовала за ними — ее лицо выражало странную смесь страха и надежды.
Она догнала остальных на лестнице. Маргарет Кэсуэлл стояла, судорожно вцепившись в перила, ее еще недавно румяное лицо приобрело цвет старого теста. Она с усилием ткнула пальцем в сторону верхнего коридора — Джо и Кристофер скрылись в нем. Вскоре Джо вернулась одна, пробежав мимо матери и Эллен.
— Я должна позвонить доктору, — пропыхтела она. — Эллен, пожалуйста, позаботься о мам.
— Но в чем дело? — осведомилась Эллен. — Что-то случилось с отцом?
— Да… — Джо устремилась к телефону.
Эллен, обняв Маргарет за талию, услышала щелчки диска, а потом задыхающийся голос Джоанн:
— Доктор Фарнем? Это Джо Кэсуэлл из дома Мамфордов. Кажется, у дяди Годфри удар. Можете приехать немедленно?
* * *
Доктор Конклин Фарнем поднимался на второй этаж, перескакивая через две ступеньки. Мам, все еще с позеленевшим лицом, но оправившаяся после первого шока, настояла на том, чтобы вернуться к постели зятя, где ее и застал врач. Кристофер и Эллен, ведущие себя так, словно они вторглись на чужую территорию, ждали в коридоре вместе с Джоан.
Доктор Фарнем вышел, пожав плечами.
— У него действительно удар. Он парализован.
— Бедный папа, — вздохнул Кристофер. — Каков прогноз, доктор?
— Это зависит от многих факторов, большинство которых непредсказуемы.
— Есть какой-то шанс на выздоровление, доктор Фарнем? — с тревогой спросила Джоанн.
— Как правило, парализация постепенно ослабевает, но когда это произойдет и до какой степени, я не могу сказать. Все зависит от размера повреждения. Его следовало бы отправить в больницу, но у нас ни одной свободной койки даже в коридоре, а я бы не рисковал везти его в Конхейвен по зимним дорогам. Так что лучше пусть остается дома — во всяком случае, пока. Ему понадобятся сиделки…
— Как насчет меня? — осведомилась Маргарет Кэсуэлл, материализовавшись в дверях.
— Ну… — На лице врача отразилось сомнение. — Я знаю, что вам приходилось ухаживать за больными, миссис Кэсуэлл, но в подобных случаях… Хотя сразу раздобыть дипломированную медсестру нам все равно не удастся.
— Я заботилась о Годфри более четверти века, — заявила мам Кэсуэлл с упрямством, которое она проявляла во всем, что касалось Годфри Мамфорда, — и смогу позаботиться о нем теперь.
* * *
4–5 января. Доктор Фарнем предупредил их, что первые двое суток после кровоизлияния в мозг являются критическими. Поэтому следующие два дня и две ночи мам не раздевалась и не ложилась спать — Джоанн не могла уговорить ее отойти от кровати Годфри Мамфорда даже на десять минут.
