— Вы долго были женаты?
— Пятьдесят лет. Мы прожили хорошую жизнь, родили восьмерых детей и всех успели вырастить. Теперь у меня двадцать три внука, пятнадцать правнуков и семь праправнуков.
Старушка хрипло засмеялась.
— Иногда я чувствую себя так, словно лично заселила этот древний мир. Вытащите руки из карманов, мальчик, — велела она Максу. — И подойдите ближе, чтобы мне не пришлось вытягивать шею.
Затем помолчала, пока он не выполнил указания.
— Это ваша возлюбленная? — спросила она Макса.
— О… ну…
— Так да или нет? — потребовала Милли, блеснув в усмешке зубными протезами.
— Ну же, Макс. — Лила послала ему веселую и ленивую улыбку. — Да или нет?
Загнанный в угол, Макс сердито выдохнул:
— Думаю, можно сказать и так.
— А он медленно соображает, да? — заметила Милли и подмигнула Лиле. — В этом нет ничего плохого. У вас ее глаза, — внезапно произнесла она.
— Кого?
— Бьянки Калхоун. Вы ведь пришли поговорить о ней?
Лила погладила руку Милли. Кожа казалась тонкой, как бумага.
— Вы помните ее.
— Я работала горничной. Она была настоящей леди. Красивой, с большим и добрым сердцем. До безумия любила своих малышей. Многие богатые дамы, прибывавшие на остров на летний отдых, с радостью бросали детей на прислугу и нянек, но миссис Калхоун любила сама заботиться о них. Всегда ходила с ними на прогулки или играла в детской. Каждый вечер готовила их ко сну и укладывала в кроватки, если муж не планировал ничего другого. Она была хорошей матерью и прекрасной женщиной.
Милли решительно кивнула и приободрилась, заметив, что Макс все записывает.
— Я работала там три лета — в 1912, 13-м и 14-м годах.
С удивительной для такого почтенного возраста отчетливостью старушка все прекрасно помнила.
— Не возражаете? — Макс вынул маленький диктофон. — Это поможет нам не забыть все, что вы расскажете.
— Нисколько.
Честно говоря, Милли это чрезвычайно понравилось. Она подумала, что точно так же все происходит на телевизионных ток-шоу. Безостановочно работая пальцами, поудобнее угнездилась на стуле.
— Вы все еще живете в Башнях? — спросила она Лилу.
— Да, мое семейство и я.
— Сколько раз я поднималась и спускалась по парадной лестнице. Хозяин не любил, когда мы пользовались главным входом, но в его отсутствие я частенько ходила там и воображала себя леди. Шуршала юбками и держала нос по ветру. О, в те дни я была очень озорной и недурно выглядела. Флиртовала с одним из садовников, Джозефом. Но только для того, чтобы заставить Тома ревновать и слегка подтолкнуть в правильном направлении.
Милли вздохнула, оглядываясь в прошлое.
— Никогда больше не видела подобного дома. Мебель, картины, хрусталь. Раз в неделю мы мыли каждое окно с уксусом, так что стекла всегда искрились, как бриллианты. И хозяйка хотела, чтобы повсюду стояли свежие цветы. Она срезала в саду розы и пионы или выбирала дикие орхидеи и венерины башмачки.
— Что вы помните о том лете, когда она умерла? — подтолкнул Макс.
— Тогда она проводила много времени в своей комнате в башне, глядя из окна на утесы или записывая что-то в книгу.
— Книгу? — прервала Лила. — Вы имеете в виду журнал, дневник?
— Думаю, да. Иногда я видела, что она пишет, когда приносила ей чай. Она всегда благодарила меня. Называла по имени. «Спасибо, Милли, сегодня прекрасный день» или «Не стоило беспокоиться, Милли. Как ваш молодой человек?». Хозяйка была очень добрая.
Старушка поджала губы.
— А вот хозяин никогда ничего не говорил. Вероятно, относился к нам, как к деревьям, и просто не замечал.
— Вы не любили его, — вставил Макс.
— Не мое это дело — любить или не любить, но такого тяжелого холодного мужчины я не встречала за всю свою жизнь. Мы болтали об этом иногда, я и другие горничные. Почему такая милая и красивая леди вышла замуж за этого человека? Деньги, сказала бы я. О, у нее имелось много одежды, и все эти приемы, и драгоценности. Но это не делало ее счастливой. У нее были грустные глаза. Они с хозяином выходили по вечерам или приглашали гостей к себе. Однако его волновали только собственные интересы — бизнес, политика и все такое, он едва обращал внимание на жену и еще меньше на детей. Хотя был неравнодушен к мальчику, старшему мальчику.
— Этану, — пояснила Лила, — моему дедушке.
— Прекрасный маленький мальчик и очень озорной. Любил скатываться с перил и кувыркаться на земле. Хозяйка никогда не ругала его за то, что он испачкался, но всегда вычищала к приходу хозяина. У Фергуса Калхоуна все ходили по струнке. Стоит ли удивляться, что бедная женщина загляделась на сторону в поисках хоть какой-то нежности?
Лила схватила Макса за руку.
— Вы не знаете, она встречалась с кем-то?
— Уборка комнаты в башне входила в мои обязанности. Не раз я смотрела в окно и видела, как миссис направляется к утесам. Там она встречалась с мужчиной. Хотя она была замужем, ни тогда, ни сейчас не осуждаю ее. Всякий раз, возвращаясь от него, хозяйка выглядела счастливой. По крайней мере, на какое-то время.
— Вы знаете, кем он был? — спросил Макс.
— Нет. Думаю, художником, потому что иногда он устанавливал мольберт. Но я никогда никого не спрашивала и ничего не рассказывала об увиденном. Это была тайна хозяйки. Она ее заслужила.
Милли сложила на коленях уставшие руки.
— За день до смерти она принесла домой маленького щенка. Беспризорного. И объяснила, что нашла его на утесах. Боже, какая поднялась суматоха. Дети обезумели. Хозяйка приказала одному из садовников наполнить бадью во внутреннем дворике, и вместе с малышами сама вымыла щенка. Они смеялись, собака выла. Миссис Калхоун испачкала нарядное дневное платье. Потом я помогла няне очистить детей. Это был последний раз, когда я видела их счастливыми.
Милли на минуту замолчала, собираясь с мыслями, в то время как две бабочки танцевали над анютиными глазками.
— Когда мистер Калхоун вернулся, разразился ужасный скандал. Никогда раньше не замечала, чтобы хозяйка повышала голос. Они находились в гостиной, а я в холле и все слышала. Хозяин не хотел дворняги в доме. Конечно, дети плакали, но он приказал — и ледяным тоном, — чтобы миссис Калхоун отдала щенка одному из слуг, и тот избавился бы от найденыша.
Лила почувствовала, как на глаза навернулись слезы.
— Но почему?
— Эта собачонка была недостаточно хороша для него, понимаете ли. Маленькая девочка упрямо стояла на своем, но для мистера Калхоуна она являлась всего лишь крошечной вещью и не имела никакого значения. Думаю, он мог бы ударить дочь — что-то такое слышалось в голосе, — но хозяйка велела детям забрать собаку и идти к няне. Едва ребятишки ушли, стало совсем плохо. Миссис Калхоун сдерживалась при них, не то что бы она обладала сильным характером, но здесь дала себе волю. Хозяин говорил ей ужасные оскорбительные вещи. А в конце крикнул, что на несколько дней уедет в Бостон и к его возвращению она должна избавиться от отродья и вспомнить свое место. Когда он вылетел из комнаты, его лицо… никогда не забуду. «Он совершенно безумен», — сказала я себе, потом заглянула в комнату и увидела миссис Калхоун, белую, как призрак, замершую на стуле с прижатой к горлу рукой. А на следующую ночь она погибла.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
