Если единственное достижение этой книги будет состоять в том, что она продемонстрирует единство природы и однородность Закона, то Мастер Терион с полным правом сможет сказать, что потрудился не напрасно. Согласно его первоначальному плану, Часть III не должна была содержать ни единого намека на алхимию. Он был уверен, что данный предмет абсолютно чужд обычной магии — как по своей сфере, так и по своим методам. Описание которое последует дальше, будет предпринято с единственной целью: установить, что тема алхимии является одним из ответвлений основной темы и показать, что она может рассматриваться как частный случай общего положения — и отличается от вызывательной и талисманной Магии только значениями своих коэффициентов, подставленных в общее уравнение с многими переменными.
Здесь нет необходимости заниматься систематической дешифровкой жаргона герметических трактатов или обсуждать спорные вопросы истории алхимии. Достаточно будет сказать, что слово «алхимия» — арабский термин, состоящий из артикля «аль» и прилагательного «хеми», означающего "свойственный Египту".[378] Таким образом, это слово приблизительно переводится как "нечто Египетское". Предполагается, что мусульманские филологи традиционно считали, что данное искусство произошло от мудрости древних египтян, которая вдохновила Моисея и Пифагора и послужила источником их озарений.
Современные (непосвященные) исследователи до сих пор не пришли к однозначному решению о том, считать ли алхимические трактаты мистическими, магическими, медицинскими или химическими. Наиболее разумное мнение состоит в том, что алхимики занимались всеми данными предметами в различных пропорциях. Ведь Гермес — это бог Мудрости, Тауматургии, медицины и физики в одном лице. И все эти науки традиционно называются герметическими. Нет никакого сомнения, что такие авторы, как Фладд, действительно стремились к духовному совершенству; с другой стороны, столь же несомненно, что Эдвард Келли изначально придерживался Магических позиций; что Парацельс[379] считал своей основной целью лечение болезней и продление жизни, хотя современные мыслители считают его величайшими достижениями открытие цинка, опийной настойки и водорода; а посему мы называем его химиком, которого можно поставить в один ряд с Ван Гельмонтом[380] (который ввел в научный обиход понятие "газ") — одним из редкостных гениев, повысивших уровень человеческих познаний посредством введения новой фундаментальной идеи.
Алхимическим трактатам несть числа. Почти все они полностью или частично непонятны. Все они, начиная от еврейского "Аш Мецареф"[381] и заканчивая "Колесницей Антимониума",[382] намеренно затемнены различными иератическими загадками, ибо все алхимики боялись как преследований со стороны властей, так и профанации секретов своей силы. И — что еще более неприятно — эти опасения побуждали некоторых авторов делать намеренно ложные утверждения, чтобы запутать недостойных искателей.
Мы не предлагаем обсуждать основные алхимические процессы. Большинство читателей уже знает, что основной целью алхимиков были Философский Камень, Лекарство Металлов и всевозможные настойки и эликсиры, обладающие различными свойствами — в частности, средства для лечения болезней, продления жизни, улучшения человеческих способностей, совершенствования человеческой природы во всех отношениях, приобретения магических сил и трансмутации некоторых веществ, особенно металлов, в более ценные.
Данная тема еще больше осложняется тем фактом, что многие алхимические авторы были беззастенчивыми шарлатанами. е зная основных элементов искусства, они занимались грубым плагиатом, и эти мошеннические трюки приносили им большой доход. Они извлекали выгоду из всеобщего неведения и умело пользовались таинственностью, свойственной алхимии, — точно так же, как поступают некоторые современные оккультисты. Но вот что несомненно: все серьезные авторы (писавшие о столь различных предметах, что современные аналитики никак не могут установить истинной сути хотя бы одного из алхимических процессов) единодушно признавали одну и ту же теорию, на которой были основаны все их практические занятия. С первого взгляда может показаться, что мнения всех алхимиков о "Первовеществе Делания" абсолютно различны. Они описывают его с помощью исключительно разнообразных и невразумительных символов, и это не дает нам никакого повода предположить, что все они говорят об одном и том же предмете. То же самое можно сказать и о любом реагенте или процессе, а также о конечном продукте или продуктах данных процессов. Однако, наряду с этим разнообразием, мы можем обнаружить и некое скрытое единство. Все алхимики начинают с некоего естественного вещества, которое, согласно их описаниям, существует повсюду и, как правило, не имеет никакой ценности. Далее каждый алхимик берет это вещество и подвергает его серии операций. В результате он получает свой продукт; и этот продукт, как бы он ни был назван или описан, представляет собой вещество, представляющее собой истину или совершенство изначального «Первовещества», и неизменно обладает качествами, присущими скорее живому существу, чем неодушевленной субстанции. Короче говоря, алхимик должен взять нечто мертвое, нечистое, не имеющее ни ценности, ни силы, и преобразовать его в нечто живое, активное, бесценное и магическое.
Читатель этой книги, очевидно, усмотрит здесь поразительную аналогию с тем, что мы уже говорили о процессах Магии. Возьмем, к примеру, наше определение посвящения. Первовеществом здесь является человек — недолговечный паразит, который родится на поверхности земли, копошится на своем «пятачке», а затем возвращается в прах, откуда он и возник. Процесс посвящения состоит в том, чтобы удалить из него все нечистое и обнаружить в нем истинное «я» — бессмертное разумное существо, для которого материальная оболочка служит всего лишь средством проявления. Та же самая формула применима и для изготовления талисмана. Маг берет идею, очищает ее, и затем усиливает ее, призывая к ней вдохновение своей души. И это уже не закорючки, нацарапанные на овечьей шкуре, но слово Истины — бессмертное и обладающее властью убеждения во всей сфере своего смысла. Сходную природу имеет и вызывание духа. Заклинатель берет мертвую материю, сродную с существом, которое он желает вызвать. Он изгоняет оттуда всякую нечистоту, ограждает ее от контактов со всем нечистым, и, наконец, дает жизнь этой материи, вливая в нее свою душу. Еще раз повторим, что здесь нет никакого «волшебства». Так Рембрандт ван Рейн брал холсты, минеральные соли и прочее сырье, изгонял из них нечистоту и посвящал их своей работе, подготавливая грунт, кисти и краски. Сделав это, он превращал данные предметы в отпечаток собственной души; из этих бессмысленных и ничего не стоящих творений земли он создавал живых и сильных существ, дышащих истиной и красотой. И каждый, кто пришел к ясному пониманию природы, ничуть не удивится, что все эти формулы, в основе своей, не имеют ни малейших расхождений. Законы природы равно применимы ко всем возможным обстоятельствам.
Теперь мы в состоянии понять, что такое алхимия. И даже более того: даже если бы мы ничего не слышали о ней раньше, мы могли бы сказать, что она собой представляет.
Но обратим внимание на тот факт, что конечный продукт, в любом случае, является живым существом. Это необъяснимое утверждение алхимиков — главный камень преткновения для современных исследователей. С точки зрения химии, свинец «априори» не может превратиться в золото. Однако последние исследования периодичности элементов показали, что, с точки зрения теории, всякий «неизменный» элемент вполне может быть модификацией другого элемента.[383] Органическая химия, со своими метатезами и синтезами, зависящими от концепции молекул как геометрических структур, облекла эту теорию плотью; а открытие свойств радия выбило Старую Гвардию из укреплений, над которыми реял флаг сущностей гетерогенности химических элементов. Учение об эволюции поставило алхимическую и монистическую теорию материи в один ряд с на шей теорией жизни; с разрушением стены между царствами растений и животных пошатнулась и та стена, что отделяет их от царства минералов. Но даже самый прогрессивный химик, допускающий, что свинец можно превратить в золото, не понимает, что золото, подобно всем прочим металлам, принадлежит к тому же порядку природы, что и свинец, из которого оно может быть произведено; и что алхимическое золото способно размножаться или действовать на другие вещества как фермент. Это кажется ему столь абсурдным, что он непременно приходит к заключению, будто алхимики, утверждавшие о подобных свойствах своего Золота, прежде всего имели в виду не Химию, но некие духовные операции, святость которых не позволяла говорить о них открыто и заставляла пользоваться шифрованным жаргоном лаборатории.
