сам за тобой приеду. А кстати, забирай деньги сразу!
Сауд протянул руку за банкнотами, потом встал, подошел к Блумбергу и поцеловал его в лоб.
Вечером нагрянули супруги Корк — неожиданно, подумал Блумберг, хоть он сам их приглашал. Днем они осматривали гору Зибб-Атуф, где самые древние гробницы Петры, и закончили экскурсию севернее возле гробницы правителя: это место было Блумбергу хорошо знакомо, потому что мавзолей, украшенный четырьмя гигантскими колоннами, с виду напоминал храм, как будто смерть — самое прекрасное из всех земных событий.
Они втроем уселись возле палатки. Блумберг открыл бутылку арака и, поскольку чашек не хватало, просто передавал ее по кругу, и все по очереди прикладывались. Ночь была ясная, звезд высыпало такое множество, кто Корки только диву давались.
— Изумительное место! — сказал Майкл.
Блумберг заметил, что супруги за день чуть-чуть обгорели, и покрасневший кончик носа, похоже, доставлял Саре некоторое неудобство. Она и впрямь была похожа на своего двоюродного брата. Сходство придавали глаза, глубоко посаженные, задумчивые.
Из еды предложить особо было нечего. Блумберг открыл две банки мясных консервов и теперь разогревал их на костре. Еще нашлась свежая лепешка и луковица — для начинки. Блумберг — под тем предлогом, что трапезу надо сдобрить вином, — еще накануне послал Сауда в соседний туристический лагерь на поиски бутылки. В его отсутствие он рассчитывал поговорить с Корками о том, как бы доставить мальчика в Каир. Однако не успел Блумберг и рта раскрыть, Сара Корк, у которой от арака раз вязался язык, или во всяком случае так казалось, завела речь о своем двоюродном брате.
— Кажется, он быстрее бы поправился, — сказала она, — если бы не так грустил.
— Такие ранения вообще тяжело сказываются, — ответил Блумберг.
По всей Европе полным-полно раненых и скорбящих, думал он. Молодые люди, оставшиеся без рук, ног, глаз — и хуже того: мужчины, которым никогда уже не знать близости с женщиной. Блумберг вырвался, потеряв всего лишь палец — причем добровольно. Он видел цепь калек, что тянется, змеясь, от Лондона до самых окраин и еще дальше, вдоль серых северных городов, вплоть до Шотландии: наполовину ослепшие, наполовину оглохшие, хромые, а теперь вот и Кирш, хоть и спустя несколько лет, угодил в их ряды. Когда заходит речь о физических страданиях, неизбежно думаешь о войне. Вот и Корки, должно быть, о ней сейчас вспомнили. У Блумберга половину друзей выкосила война, Кирш потерял брата. Может, и этот жизнерадостный Майкл Корк тоже пережил утрату?
Но Сара, как скоро понял Блумберг, вовсе не о войне думала. А о чем-то более приземленном и насущном.
— Нет, — сказала она, — это не из-за травмы. А из-за несчастной любви.
Блумберг запнулся, не решаясь задать естественный в данной ситуации вопрос, но в конце концов сдался:
— И кто же она?
— Не знаю, — ответила Сара. — Он не говорит. Он вообще стал очень скрытный. В детстве у него от меня тайн не было. Мы дружили семьями. Я была ему почти как родная сестра.
— Но если я правильно понял, она его не навещала?
И снова супруги переглянулись. Почему Блумберга так интересует, кто посещал Майкла в больнице, было для них загадкой.
— Во всяком случае, нам об этом неизвестно, — сказал Майкл, — но почем знать, кто приходил к нему в палату, пока нас не было?
Блумбергу было хоть и боязно, но интересно поговорить на эту тему, однако время поджимало. Скоро вернется Сауд. И он вкратце обрисовал непростую ситуацию, в которой оказался его помощник: ему срочно нужно в Каир, повидать больного родственника. Не могли бы супруги Корк взять его к себе в группу? Естественно, расходы Блумберг оплатит. Мальчик — идеальный спутник, молчаливый, но если его разговорить — необычайно умен, похоже, знает наизусть сотню английских стихов. У него в Иерусалиме был учитель.
Супруги Корк, как и ожидал Блумберг, оказались людьми добрыми и отзывчивыми. Они обо всем позаботятся. Блумберг может на них положиться целиком и полностью.
Однако где же Джойс? Неужели охладела к бедняжке Бобби Киршу? И почему так быстро? Хоть бы цветочков принесла больному, даже на это ее не хватило, думал Блумберг. Может, это он во всем виноват? Вытравил из нее все чувства, и ее опустошенное сердце не способно больше любить?
Еще пара глотков арака — и вопросы эти исчезли сами собой. Майкл Корк болтал не умолкая, и Блумберг пытался, насколько был в состоянии, понять по его честному и добродушному пересказу, какова ситуация в Палестине. Не прошло и часа, как Блумберг успел и влюбиться в Сару Корк — и разлюбить ее. К тому времени как вернулся Сауд с двумя бутылками дешевого красного, Блумберг едва шевелил языком, но все же их познакомил. Пьян, не пьян, но он не подведет мальчика. И он собрался с мыслями и изложил свой план. Супруги Корк будут ангелами-хранителями для Сауда по пути в Каир. А что до Блумберга, то он со своей картиной возвращается в Иерусалим.
— Когда увидите Бобби, — сказала Сара, как будто даже сомнений быть не могло, что Блумберг, так интересовавшийся «посетителями», заглянет к ее брату, — передайте ему привет и скажите, что мы скоро вернемся.
Она поднялась, отряхнула с платья песок.
— Как хорошо, что мы встретились! Когда будете в Англии, надеюсь, вы навестите нас. А может, увидимся в Иерусалиме на обратном пути.
Блумберг встал и, покачиваясь, шагнул к ней. Сара не ожидала, что он ее обнимет, но он обнял.
«Баржи на канале»: унылые посудины тянулись, толкаясь, по темной воде. Блумберг, сам не зная зачем, спустился с крутого берега, с альбомом в руке. Снял ботинки и носки и сел на набережной, сунув ноги в прохладную воду.
— И вашу жену, — добавил Майкл Корк. — Надеюсь ее тоже увидеть.
— Да, — ответил Блумберг. — Мою жену.
29
Скоро два месяца как Джойс колесит по округе, развозя ящики, которые выдает ей человек из Хайфы. За это время она не раз видела, правда только при лунном свете, и благоухающие апельсиновые сады Петах-Тиквы, и скученные виноградники Ришон-ле-Циона — ив каждое из этих мест, где растят фрукты и делают вино, доставляла свой смертельный груз: оружие и патроны. Она выучила чуть не наизусть изрезанную береговую линию от Тель-Авива до Яффы, знает и силикатную фабрику первого, где по дюнам бредут верблюды с кирпичами на горбе, и узкую, с пестрыми товарами, базарную улицу второго. На окраинах Яффы, где ее поселили в еврейском квартале в крошечном домике с балконом, она прекрасно знала, в каком
