Флетчер посмотрел в сторону и провел рукой по волосам. Казалось, он не мог найти слов, чтобы объяснить Чар, что он чувствует, донести до нее чувство ненужности и заброшенности, которое не давало ему покоя.
— Чар, если ты обвиняешь меня в жажде власти над другими людьми, то, боюсь, мы сейчас далеки друг от друга, как никогда.
— Флетчер, — с горечью сказала Чар, — ты за деревьями не видишь леса. Ты упрекаешь меня в том, что я забросила творчество и потеряла вдохновение. Но я так не считаю. Я — деловая женщина. Я должна заботиться о своих служащих, о развитии компании. Ты, наверно, забыл о подобной ответственности. Ты уже давно не беспокоился ни о чем, кроме пленки, которую нужно отдать в проявку. Но я не собираюсь бросать свое дело, следуя твоему примеру, и не намерена расставаться с творческой работой. Я добьюсь, чтобы «Броуди Дизайн» стала преуспевающей компанией. Понимаешь, я верю в сны и, когда они начинают превращаться в реальность, не хочу пробуждаться.
— Забавно. Я чувствую то же самое, но только грезил, наверно, не о том. Я мечтал, что мы будем любить друг друга до конца своих дней.
— О, Флетчер, не надо, — с мольбой в голосе остановила его Чар. Он говорил так искренне, выглядел таким расстроенным, таким убитым, что у нее сжалось сердце. Это трудно было вынести, но Чар не хотела сдаваться. — Мы так ни о чем не договоримся. Нельзя же решать такие проблемы на стоянке у ресторана. Извини, я забыла о нашем уговоре. Но это единственное преступление, которое я совершила. Я ничем не обидела тебя, не бросала тебя, поэтому ты не можешь чувствовать себя покинутым и забытым. Я допустила промах, и, думаю, будет лучше, если мы оба забудем о нем. Сейчас мне нужно вернуться на фабрику. Дай мне поработать остаток дня, а вечером мы поговорим, идет?
— Хорошо. Когда угодно.
Флетчер засунул руки в карманы. Он почувствовал нервную дрожь. Ему хотелось кричать, чтобы выразить всю свою боль. Он ненавидел неопределенность, ненавидел себя за то, что не может справиться с волнением. Он понимал, что нужно уйти. Чар не должна догадаться о его страданиях. Ее тонкие пальцы сжали руку Флетчера, словно стараясь убедить его, что он не одинок. Но Флетчер понимал: мысленно она уже была не здесь.
— Я позвоню, как только вернусь домой. Если ты не возражаешь…
— Нет. Прекрасно. Поговорим позже, я должен идти.
И Флетчер легонько погладил Чар по нежной щеке, маленькому острому подбородку, провел по ее полным губам пальцем и почувствовал, как Чар поцеловала его.
Не произнося больше ни слова, Флетчер быстро повернулся и ушел. Он не хотел видеть, как она уезжает. Не хотел молча смотреть, как она сядет за руль белого «мерседеса» с таким видом, словно была рождена для такой роскоши, и уедет прочь. Ему был ненавистен сияющий солнечный день в Коронадо, и он не хотел больше никого видеть.
Направившись в противоположную сторону, он спустился к воде, избавился от туфель, сбросил рубашку и побежал вдоль моря, около самой воды. Холодные брызги обжигали ноги, грудь, попадали в лицо. Он бежал, не останавливаясь, пока, обессиленный, не взобрался на песчаный холм. Когда он добрался до своего дома, он уже точно знал, как ему поступить, как сохранить их любовь.
Быстро приняв душ, Флетчер почувствовал, что тоска, сжимавшая сердце, отступила. Он оделся и набрал номер Чар, но ее дома еще не было. Он не мог услышать ее голос, не мог поговорить с ней. Тогда он оставил сообщение на автоответчике. Он уезжает, не убегает от нее, а просто уезжает, чтобы разобраться в том, что произошло между ними. И он не знает, когда вернется.
— Mais non! Я этого не возьму!
Пилар меряла шагами заднюю комнату своего магазина. Это продолжалось уже давно, две последние недели. Пять шагов в одну сторону, три — в другую, потом направо к столу со швейной машинкой, готовой к работе. Швея, обычно сидевшая за ней, получила месячный отпуск. Работы не было и, возможно, больше не будет.
— Я хочу поговорить с Жоржем, tout de suite. Он не может быть настолько занят, чтобы не взять телефонную трубку. Мне нужно, чтобы он прислал другие модели для коллекции из трикотажа.
Пилар, закатив глаза, слушала, как женщина на другом конце провода невнятно объясняла, почему Жорж не смог выполнить заказ Пилар. Женский голос источал доброжелательность, звучал так сладко, но Пилар не могла дождаться, когда она наконец повесит трубку. Чуть не плача от огорчения, темнокожая красавица бросила трубку и опустилась в кресло в стиле Людовика Четырнадцатого. Всего несколько месяцев назад здесь сидела Чар, а она, Пилар, купалась в лучах устремленных на нее восхищенных глаз.
Но представление окончено. Занавес опущен. Покупателей у нее было мало, а надежд на лучшее еще меньше. Все шло из рук вон плохо. Пилар закрыла лицо руками. Все это время Ваше воевал против нее, а она об этом даже не догадывалась.
Она не могла вспомнить, как это началось. Вначале прошел слух, что Ваше недоволен успешным дебютом Пилар в роли владелицы модного магазина. Пилар оказалась неблагодарной, ведь это он сделал ее, создал ей имя. А она даже не подумала представить его коллекцию в магазине, который так пришелся по душе английской герцогине. Его разозлило, что Пилар вышла из повиновения.
Поползли какие-то невнятные слухи, и вдруг Пилар заметила, что одна клиентка просто не появилась в назначенный день в салоне, другая не позвонила, как обещала. Кто-то отказался от заранее обговоренной встречи, прислав записку или передав извинения. Все было очень цивилизованно. То один поставщик, то другой вдруг отказывался прислать Пилар то, что она просила. Банки отказывали ей в кредите, ссылаясь на то, что она — новичок в модном бизнесе.
Тряхнув гривой густых черных волос, Пилар решила не думать об этом. Она была Пилар, и Париж знает ее. Париж ее любит! Она никогда не предполагала, что Ваше заставит Париж выбирать между нею и им. Но со временем, когда она поняла, что он оказывает давление и на покупателей, и на поставщиков, почти все уже было потеряно. Но все-таки какая-то надежда еще оставалась. Ваше больше всего на свете нравилось изображать из себя гениального кутюрье, а Пилар была готова подыграть ему.
Она послала Ваше записку, он ответил. Приходи, пообедаем вместе, настойчиво предлагал он, вспомним прежние времена. Пилар согласилась и, надев черное бархатное платье с серебристым кружевным воротником, появилась в доме Ваше. Они сидели за столом друг напротив друга, и Пилар была готова сказать все, что ему хотелось услышать, просить, умолять его, чтобы он перестал мстить ей.
— Итак, — сладким голосом начал знаменитый кутюрье сразу после обеда, согревая в ладонях рюмку с коньяком, — сколько времени мы не виделись? Как ты, Пилар?
