— Мне приходили в голову и другие символы. Более строгие и более легкие. Но мне нравится трилистник. Простой и приносящий удачу. Думаю, Дженет одобрила бы его.
— Наверное, одобрила бы. Похоже, ей нравилось все простое, когда она жила здесь.
— Вы сможете это сделать?
— Надеюсь.
— Я хочу три медальона, — Силла радовалась, как девочка. — Три — тоже счастливое число. Один в столовой, один в хозяйской спальне и один здесь, в гостиной. Три круга из трилистника. Необязательно одинаковые, но симметричные. Это я оставляю на ваше усмотрение, — добавила она, когда Добби кивнул.
— Мне нравится работать в этом доме. Словно возвращаешься в прошлое.
Они сидели за импровизированным столом — лист фанеры на двух козлах для пилки дров. Она принесла ему стакан чаю, и они пили чай, пока Джек заканчивал штукатурить последний участок стены.
— Вы видели ее, когда она приезжала сюда?
— Иногда. Она всегда останавливалась, чтобы поговорить. Улыбалась, здоровалась, спрашивала, как дела.
— Добби, а в последние пару лет, когда она приезжала сюда, не было тут никаких слухов о ее… дружбе с кем-то из местных мужчин?
— То есть не миловалась ли она с кем-то?
«Миловалась», подумала Силла, какое чудесное выражение.
— Да, именно это я имела в виду.
Он задумался, и морщины на его лице сделались глубже.
— Не могу сказать. После ее смерти сюда понаехали репортеры, и некоторые из них тоже спрашивали об этом. Всякие ходили слухи, по большей части вранье.
— У меня есть информация, что она кое-кем увлеклась. Очень увлеклась. Вы не помните, с кем она проводила время в последний год или полтора. Ведь она часто приезжала сюда в этот период.
— Точно, приезжала, — кивнул он. — После смерти ее парня ходили слухи, что она собирается продать дом. Но она не продала. Правда, уже не устраивала праздников и не приглашала гостей. Я даже не видел, чтобы она привозила с собой дочку — вашу мать. Кажется, она приезжала одна. Если кто-то увидел бы ее со здешним парнем, пошли бы слухи.
— В те времена тут было не так много народу, чтобы распространять слухи, — заметил Джек, откладывая мастерок. — Я хочу сказать, что тогда вокруг фермы почти не было домов. Правда, дед?
— Это точно. Не было тех домов в поле, через дорогу. Они стали появляться лет двадцать пять или тридцать назад, кажется, после того, как Бакнеры продали свою ферму.
— Так что соседей тут не было.
— Думаю, Бакнеры были ближе всех. Примерно в четверти мили отсюда.
А это интересно, подумала Силла. Так ли уж сложно скрывать любовную связь, когда рядом нет шумных соседей, заглядывающих в окна? Еще одной помехой могли стать журналисты, но они же не стояли лагерем на повороте дороги семь дней в неделю, двадцать четыре часа в сутки.
Если принять во внимание все, что Силла читала и слышала, Дженет умела скрывать некоторые стороны личной жизни. Немудрено, что после ее смерти не было недостатка в домыслах, слухах, тайнах и намеках.
А пока, размышляла Силла, личность последнего любовника Дженет остается загадкой. Интересно, насколько сильно она хочет заполнить этот пробел в жизни бабушки?
Очень хочет, призналась себе Силла. Ответ на этот один-единственный вопрос позволит раскрыть другую тайну, более важную.
Почему Дженет Харди умерла в возрасте тридцати девяти лет?
Силла обнаружила, что перспектива перевезти Стива к себе в дом вызывает у нее радостное волнение и легкий страх. Он был жив, и состояние позволяло выписать его из больницы. Три недели назад она сидела у его постели, пытаясь вытащить его из комы. Теперь она стояла рядом с ним, а он разглядывал дом. В руке его была трость, на голове бейсболка, одежда немного висела — он похудел за то время, что провел в больнице.
Ей хотелось запереть его в доме, уложить в кровать и кормить бульоном.
— Перестань глазеть на меня, Силл.
— Наверное, тебе лучше войти внутрь, а не стоять на солнце.
— Я уже насиделся внутри, без солнца. Здесь хорошо. Мне нравится амбар. Все амбары должны быть красными. Послушай, а куда это все подевались? Разгар дня, а тут ни машин, ни шума.
— Я сказала всем подрядчикам, что сегодня выходной. Подумала, что тебе захочется тишины и покоя.
— Господи, Силла, когда это я хотел тишины и покоя? Это ты этого хотела.
— Отлично. Я хотела тишины и покоя. Мы идем в дом. Ты неважно выглядишь.
— Это естественно. Я уже привык. — Он цыкнул на Силлу, когда она взялась за его свободную руку. Сам поднялся по ступенькам и пересек веранду.
Когда он вошел в дом и огляделся, его лицо просветлело.
— Штукатурка отлично выглядит. Избавилась от двери, расширила проем — это здорово. Больше пространства.
— Я думаю использовать эту зону как маленькую столовую при кухне. Здесь отличный свет. А потом, если не передумаю, добавлю сюда солярий, установлю ванну с горячей водой, пару тренажеров и красивые растения. Потом.
— Будет мило.
Услышав усталость в его голосе, она чуть было не начала уговаривать его лечь в постель. Но передумала и решила использовать другую тактику. Сначала нужно заманить его наверх.
— Мы многое успели на втором этаже. Хозяйская спальня почти закончена. Ты должен на нее взглянуть.
Эта лестница отняла больше времени. Силла видела, как ноги Стива, особенно более слабая левая, дрожали во время подъема.
— Нужно было принять предложение Форда. Там тебе было бы удобнее.
— Я в состоянии вскарабкаться на эту чертову лестницу. Просто болит голова. И это тоже в порядке вещей.
— Если хочешь прилечь… Здесь у меня есть таблетки.
— Я не хочу прилечь. Пока, — он оттолкнул протянутую руку. — На его лице вновь появилась легкая улыбка, когда он разглядывал новую спальню. — У тебя всегда были способности. Хорошие линии, хороший свет. Отличный гардероб, девочка.
— Лучший друг девушек. Вчера я соорудила отсек для мелочей, — она открыла дверцу, — в стиле Ванны Уайт.
— Отделка из кедра. Классная работа.
— Училась у лучших.
Он повернулся и, хромая, направился к ванной, но Силла заметила странное выражение его глаз.
— Что? Что случилось?
— Ничего. Сексуально. Классно, — сказал он, разглядывая ванну. — Стиль ар-деко. Стеклянная перегородка для душа? Когда тебе пришла в голову эта идея?
— В последнюю минуту. Мне понравился эффект полупрозрачности и ее сочетание с черно-белой плиткой, — она прислонилась лбом к его плечу. — Пожалуйста, скажи мне, что случилось?
— А что, если я больше не смогу этим заниматься? Не смогу держать в руках инструменты? Я плохо соображаю, а головная боль буквально валит с ног.
Ей хотелось обнять его, приласкать, успокоить. Но вместо этого она громко сказала:
— Стив, это твой первый день после больницы. А ты думал, что выйдешь оттуда и сразу же начнешь размахивать молотком?
— Что-то вроде этого.
— Ты ходишь. Ты разговариваешь со мной. Врач сказал, что на восстановление потребуется время. И еще он сказал, что ты удивительно быстро поправляешься, что есть все основания рассчитывать на полное выздоровление.
— Это может затянуться на месяцы. И даже годы. И я ничего не помню, — сквозь отчаяние в его голосе пробивалась нотка страха. — Черт возьми. Я не помню ничего, что было в тот вечер, после того как я уехал отсюда. Не помню, как приехал в бар, как уехал оттуда, как проводил домой Шанну — это она мне сказала. Все стерлось. Помню, как сел на мотоцикл. Помню, что хотел приударить за Шанной с ее большими карими глазами и потрясающей фигурой. А следующее, что я помню, — это ты кричишь на меня, и твое лицо, склонившееся ко мне. А между этим все пусто. Исчезло.
Силла пожала плечами, как будто это не имеет значения.
— Если тебе и нужно что-то забыть, так это ту ночь.
Он слабо улыбнулся.
— Спасибо. Я хочу немного поспать. Проглотить таблетки и поспать.
— Хорошая идея.
Он позволил Силле взять себя под руку и отвести в спальню для гостей. И замер на пороге. Стены комнаты были выкрашены в неброский, спокойный голубой цвет — как и стеновые панели. Оригинальные наличники из орехового дерева, собственноручно снятые и восстановленные Силлой, обрамляли окна. Пол матово светился, насыщенный, сочный, сияющий. Благородное олово железных спинок кровати удачно сочеталось с простым бело-синим одеялом и ковриком со звездами и синей окантовкой. На столике перед окном в кобальтовой вазе стояли белые ромашки.
