Как она сможет заботиться о нем на расстоянии в три тысячи миль?
Всего день, как он выписался из больницы, и уже собирается на другой конец страны. В автофургоне. Очень похоже на него, подумала она, переворачиваясь на спину. Всегда в пути, не может долго сидеть на одном месте. Вот откуда взялось это занятие, реставрация домов. Нельзя останавливаться на каком-то одном, нужно все время двигаться дальше.
Но на этот раз он должен внять голосу разума. Тот факт, что он еще не совсем здоров, не позволяет надрать ему задницу. И кто будет подходить к нему три раза за ночь, как она? Правда, с ним все было в порядке. А если нет?
Она снова перевернулась на живот и ткнула кулаком в подушку. И сдалась.
Все равно уже скоро рассвет. Она сходит еще раз проведать его, а потом сварит кофе. Спокойно посидит на улице, пока не приедут рабочие.
Не доходя до двери Стива, она услышала его храп и отправилась варить кофе. Через несколько месяцев, подумала она, у нее будет настоящая кухня. Отреставрированные старинные приборы, столешница, шкафчики. Настоящие тарелки. И будь она проклята, если не побалует себя крутой кофеваркой.
Может, она даже научится готовить. Она уверена, что Патти покажет ей, что к чему. Никаких изысканных блюд и деликатесов. На этом пути она уже однажды с треском провалилась. Нет, все будет проще: томатный соус, мясо, картофель. И она обязательно научится готовить куриную грудку.
После того как будет закончен дом, пообещала она себе. После того как она получит лицензию, наладит бизнес, войдет в рабочий ритм. Она научится готовить для себя, вместо того чтобы питаться сэндвичами, супом из банок и едой навынос.
Она вынесла кофе на улицу, вдыхая его аромат, когда первый, еще сонный луч солнца заглянул в ее новый сад, заиграв на вскопанной и пребывающей в ожидании земле.
Каждый день, подумала она. Она хотела делать это каждый день. Выходить из собственного дома в неярком первом свете солнца и видеть, что она уже сделала и что еще нужно сделать.
То, что она заплатила матери за дом, ничего не значит. В этом мягком, сонном свете она поняла, что все, что она может видеть и чувствовать, к чему может прикоснуться, — это дар бабушки, которой она никогда не знала.
Она будет брать кофе на утреннюю прогулку, подумала Силла, сходя со ступенек веранды. Ее всегда считали ранней пташкой, привыкшей подчиняться требованиям киносъемок. Нередко она вставала на рассвете.
Этим тихим утром Силла хотела бы оказаться в обществе Дженет, которая задолго до нее влюбилась в этот маленький кусочек Виргинии. Которая принесла домой дворняжку и посадила розы под окном.
Обходя дом, Силла улыбнулась большому красному амбару. Лента, оставленная полицейскими, исчезла, замок на месте. А Стив, подумала она, храпит наверху в красивой железной кровати, стоящей в красивой голубой комнате.
Ночной кошмар закончился. Запаниковавший бродяга, искавший, чем бы поживиться. Полиция была убеждена, что так оно и было, и кто она такая, чтобы спорить? Если ей хочется самой разгадать тайну, лучше заняться автором писем в «Гэтсби». Так она откроет еще одну сторону личности Дженет — для себя. Для своей истории.
Когда она подошла к фасаду дома, стало заметно светлее. Воздух наполнился пением птиц, ароматом роз и запахом свежевскопанной земли. Роса холодила босые ноги. Силлу охватывала невыразимая радость от того, что она, одетая в хлопковую пижаму, идет по своей земле, по росистой траве.
И никому до нее нет дела.
Она допила кофе на передней веранде, любуясь на лужайку.
Но вдруг улыбка медленно начала сползать с ее лица, когда ее взгляд упал на ограду перед домом.
Куда делись ее деревья? С веранды она должна была видеть склоненные верхушки плакучих вишен. Нахмурившись еще сильнее, она поставила кружку на перила и пошла к ограде по лужайке вдоль усыпанной гравием дорожки. А потом побежала. — Нет, черт возьми. Нет!
Молодые деревца лежали на узкой полоске травы между оградой и обочиной дороги. На их тонких стволах остались рубцы от топора. Это не заняло много времени, подумала она, присев на корточки и водя пальцами по листьям. Максимум три или четыре удара. И не для того, чтобы украсть. Чтобы выкопать их, потребовалось бы чуть больше времени и усилий. Уничтожить. Убить.
От жестокости этого поступка у нее сжалось сердце, и это ощущение смешивалось с яростью и болью. Не бродяга, подумала она. И не дети. Дети разбивают почтовые ящики вдоль дорог — ее предупреждали. Дети не будут тратить время, чтобы срубить пару декоративных деревьев.
Она выпрямилась, чтобы перевести дух, и ее взгляд упал на старую каменную ограду, на которой черной краской была выведена оскорбительная надпись:
УЕЗЖАЙ В ГОЛЛИВУД, СУКА! ЖИВИ КАК ШЛЮХА И УМРИ КАК ШЛЮХА
— Пошел ты, — тихо выругалась она. — Будь ты проклят, Хеннесси.
Вне себя от злости, она побежала к дому, чтобы вызвать полицию.
Грозным голосом Силла предупредила всех рабочих, что любой, кто расскажет Стиву о деревьях или стене, будет немедленно уволен. Никаких исключений или оправданий.
Она отправила Брайана в питомник. Она хотела посадить новые саженцы вместо срубленных, причем в этот же день.
К десяти, уже после приезда полиции, уверенная в том, что ее угроза подействовала и рабочие задержат Стива в доме, она вместе с каменщиком отправилась очищать стену.
Форд увидел, как она скребет камень, когда вышел на веранду с первой утренней чашкой кофе. Увидев надпись на стене, он точно так же, как это сделала она рано утром, поставил кофе на перила веранды и босиком бросился к ней.
— Силла.
— Не говори Стиву. Это главное. Я хочу, чтобы ты ни словом не обмолвился об этом Стиву.
— Ты звонила в полицию?
— Они уже были здесь. Да что толку. Я уверена, что это Хеннесси. Это он — сукин сын. Но если у него под ногтями не осталось краски и деревянных щепок, как они это докажут?
— Деревья… — он увидел пеньки и выругался. — Погоди минуту, дай мне подумать.
— У меня нет времени. Я должна это убрать. Не могу рисковать и использовать пескоструйный аппарат. Слишком грубо. Повредит и камень, и раствор — вреда будет не меньше, чем от этой дурацкой краски. Лучше растворитель. Может, придется еще раз замазать цементом швы. Но это все, что я могу сделать.
— Тереть камень щеткой?
— Точно, — она с яростью набросилась на «С» в слове «СУКА», как будто сражалась со злейшим врагом. — Ему это не сойдет с рук. Я не позволю безнаказанно пачкать и ломать то, что принадлежит мне. Я не сидела за рулем этой проклятой машины. Меня даже на свете не было, черт бы его побрал.
— Ему не меньше восьмидесяти. С трудом представляю, как посреди ночи он рубит деревья и разрисовывает каменную стену.
— А кто еще мог это сделать? — набросилась она на Форда. — Кто еще так ненавидит меня и этот дом?
— Не знаю. Но нам лучше это выяснить.
— Это моя проблема.
— Не выдумывай.
— Это моя проблема, моя стена и мои деревья. И это я сука.
Он спокойно выдержал ее яростный взгляд.
— Чушь. Ты не хочешь говорить Стиву? Прекрасно — я это понимаю. Но я не уезжаю. Ни в Лос-Анджелес, ни куда-то еще.
Он схватил ее за руку и заставил повернуться к себе лицом.
— Я остаюсь здесь. И займусь этим.
— Я хочу справиться с этим сама, а также с тем, что мой лучший друг уезжает, когда едва может пройти пять ярдов, не отдыхая. Я хочу сама построить свою жизнь, о которой несколько месяцев назад даже не подозревала.
— Подвинься, — он обхватил ладонями ее лицо и крепко поцеловал. — Вторая щетка у тебя найдется?
Глава 15
Этот долгий и утомительный процесс отнял у Силлы почти весь день — с перерывами на запланированные дела. В первую очередь она занялась ругательствами, потому что проезжающие машины замедляли ход или даже останавливались, а люди комментировали происходящее и задавали вопросы.
Иногда кипящая ярость уступала место отчаянию. Почему этот козел сделал такую длинную надпись?
