что случилось после того, как Несс вырубил меня урной, но надеюсь, что Брайтон, Пруденция и Чароходы в порядке. При мысли о том, что будет дальше, меня трясет, но лучше уж я, чем брат. Я хреново спасаю жизни, но пожертвовать собой тоже героический поступок.
Входят Луна и Несс.
– Как низко ты пал, мое маленькое чудо, – говорит Луна, вертя в руках нож конца, которым она надеется навсегда погасить пламя феникса. – Кеон был гением, первым из многих призраков. И хотя Батиста предал меня, попав под влияние худшего предателя, все же он сумел создать армию, которая много крови мне попортила. А что сделал ты? Сил-то у тебя много, а вот огня нет.
– Может, моя следующая жизнь впечатлит тебя сильнее?
– Ты не должен был переродиться, но это хороший урок для меня. Когда я убила Батисту ножом конца, это оказалось не смертельно. Я не придала этому значения, потому что фениксы умирают от прикосновения ножа, даже если их просто ткнуть в живот. Поскольку тело призрака остается человеческим, он истек кровью, но я не прервала цепь перерождений. Несс рассказал мне, что ты не помнишь прошлые жизни Кеона или Батисты, и, я уверена, именно я лишила тебя этих способностей.
Значит, дело не в экспериментах Батисты с подавляющими силу зельями. Значит, я могу умереть навеки, если она заколет меня ножом конца.
– Ты послужил моей цели, – говорит Луна. – Ты показал предел силы, которого может достичь призрак. Как приятно, должно быть, летать на огромных крыльях и жить вечно. – Она протягивает руку с ножом, и Несс хватает костяную рукоять. – К счастью для тебя, моему клиенту ты нужен живым, хоть мне очень хочется уничтожить тебя раз и навсегда. Но чем ты слабее, тем лучше для всех.
Ко мне подходит Несс.
В руках вспыхивает пламя, но у меня не получается бросить огненную стрелу. Если Луне не хватает эффектности, я покажу ей человека, который не сдается без боя. Я взлетаю как можно выше, почти бьюсь головой об потолок. Цепи не дают мне улететь, но теперь я могу опустить руки и залить комнату огненным дождем. Послушники бросаются врассыпную; я почти достаю до Луны, но Несс подпрыгивает и рассекает голую кожу у меня на щиколотке. Жгучая боль поднимается по ноге, ее охватывает металлический серебряный свет, заметный даже сквозь плотные джинсы. Крылья тают в воздухе. Я падаю и больно ударяюсь порезанной ногой, цепь выдергивает левую руку из плеча.
– Вставай, – говорит Несс.
– Убей меня, – отвечаю я. Если у него есть хоть толика совести, он быстро меня прикончит и спишет все на несчастный случай. Если я смогу возродиться в человека, у которого останутся воспоминания Кеона, то он продолжит его работу, а все, чего я хочу, это чтобы война умерла вместе с Луной, когда Чароходы ее убьют.
– Вставай, – повторяет Несс.
– Не могу. – Нога болит так, будто ее раз за разом режут ножом.
Луна приказывает послушнику помочь мне, но Несс его отгоняет. Бросает кинжал на пол и грубо дергает меня наверх, припечатывая к стене. Глаза у него красные. Хотелось бы думать, что в его взгляде есть доля сожаления, но однажды я ему доверился – и попал сюда. Он прикусывает губу, и я съеживаюсь. Он проводит ножом мне по груди, я кричу ему в лицо, плачу и плююсь. Внутри все горит, как будто я плавлюсь. Он режет и с другой стороны. Две раны жжет так, что я вырубился бы от боли, но она накатывает каждые несколько секунд, заставляя оставаться в сознании.
– Великолепно, мое настоящее чудо. – Луна забирает у Несса кинжал. – Я очень тобой горжусь, как и всегда.
Она приказывает послушникам заковать мне ноги, хотя и не ждет, что моя сила восстановится так скоро.
Спустя пару минут я остаюсь один.
Каждый раз, когда мне начинает казаться, что я исцеляюсь, боль усиливается вдвое, втрое, и я кусаю губу до крови. Я истекаю по́том, как будто пламя ест меня заживо, и молюсь ночным небесам о быстрой смерти. Кровь пропитывает рукава и низ рубашки, стекает по ногам и капает на пол. Я кричу, прошу о помощи, но знаю, что всем на меня плевать. Я напоминаю себе, что с Брайтоном все в порядке, потому что у меня хватило храбрости его спасти, но теперь из-за этого я обречен на вечные страдания. Время идет, а боль никуда не девается.
Слабенькая песня феникса просит меня выжить, но я устал от музыки и хочу, чтобы мой огонь погасили навеки.
Тридцать четыре. Многоликий. Несс
Я дрожу, глядя в зеркало, и сжимаю край раковины окровавленными руками.
Меня заливает серый свет, и я становлюсь тринадцатилетним Питером Маккаллом. Карие глаза, которые пугали меня при каждой встрече, тонкие губы, которые дрожали всякий раз, когда я зажимал его в углу. Он был такой низенький, что в зеркале я вижу только половину лица. Это был первый небожитель, которого я стал травить после убийства матери; его перевели в другую школу, когда родители застали его за попыткой суицида. Серый свет. Четырнадцатилетний Гарри Гарднер. Фингал под глазом, дырка вместо переднего зуба – спасибо моему кулаку. Первый небожитель, на которого я напал. Я уехал домой злой, потому что он не использовал на мне свою силу – за это его бы арестовали. Серый свет. Пятнадцатилетний Рис Стоун. Голубые глаза, белоснежная улыбка, большое будущее. Мы не были знакомы, но нельзя забыть того, кого убили после моей речи. После слов, написанных для меня сенатором. Слов, в которые я когда-то верил.
Серый свет, снова и снова, лица людей, которых я мучил. Своими руками или чужими. Живых и мертвых. Некоторых я убил лично.
Но одно лицо делает больнее всех.
Серый свет. Повыше меня, кареглазый, кудрявый, лицо, на котором я никогда не видел улыбки, но так хотел увидеть. Эмиль Рэй. Светлячок. Но я все испортил. Он слишком чистый, слишком хороший. Сегодня его уничтожили. Я и уничтожил.
Я не хочу этого делать, но добавляю шрамов к своему облику и смотрю на себя.
Я никогда не забуду слезы в карих глазах, слюну на губах, то, как вспыхнули его щеки, то, как он просил о смерти. Его кровь на моих руках.
Серый свет.
Я снова становлюсь собой. Я этого не хочу.
Тридцать пять. Праздник. Эмиль
В комнате без окон я потерял счет времени. Спать в цепях оказалось почти невозможным, но порой я вырубаюсь, и послушники будят меня, когда приносят грязную воду из-под крана и печенье. Когда я попросил стул, послушник заржал. Может, это снова был Несс в чужом обличье – опять кайфует от своих манипуляций. Правда, мне забинтовали раны, но вряд ли Луна хочет, чтобы я истек кровью.
Я опять вырубаюсь, когда входит Стэнтон и отпускает с потолка цепь, заставляя меня упасть. Стэнтон тянет меня по бетонному полу. Бинты сползают. Затаскивает по лестнице на погрузочную платформу и впихивает в фургон. Все плывет, я то и дело теряю сознание, но среди послушников вижу целого и невредимого Несса. Жезлы направлены на меня, несмотря на то что я не могу вызывать огонь. У Несса в руках нож конца – он даже не удосужился вытереть клинок. А зачем, во мне ведь еще текут литры крови.
Дорога разбитая, но у меня так затекли ноги, что я рад возможности их вытянуть. Я ужасно хочу спать. Я всегда гордился своей способностью спать в шумном классе или в поезде, но теперь страх не дает мне заснуть. И дело даже не в оружии, которым меня убьют при любом неверном движении. Просто я не знаю, куда меня везут и почему Луне я нужнее живой, чем мертвый.
Фургон останавливается, я вдыхаю
