— Могу я спросить, сэр, — начал он, — предполагая, что вы имеете очень неблагоприятное мнение о мисс Гуильт, вы, кажется, совершенно убеждены…
— Милый мой, — перебил Педгифт-старший, — зачем вам сомневаться в этом? Вы стояли под открытым окном мистера Армадэля всё время, пока я с ним говорил, и я полагаю, что ваши уши были не совсем закрыты.
Бэшуд не прерывал стряпчего. Жало сарказма стряпчего было притуплено более благородной болью, возбуждённой в нём раной, нанесённой мисс Гуильт.
— Вы, кажется, совершенно убеждены, сэр, — продолжал он, — что в прошлой жизни этой дамы есть обстоятельства, которые опозорили бы её, если бы были обнаружены в настоящее время?
— Окно было отперто в большом доме, Бэшуд, и ваши уши были, я полагаю, не совсем закрыты.
Все ещё не чувствуя жала, Бэшуд настаивал больше прежнего.
— Или я очень ошибаюсь, — сказал он, — или ваша большая опытность в подобных вещах подсказала вам, сэр, что, может быть, мисс Гуильт даже известна полиции?
Терпение Педгифта-старшего истощилось.
— Вы в этой комнате уже десять минут, — сказал он, — можете вы или не можете сказать мне простыми словами, что вам от меня нужно?
Простыми словами, со страстью, преобразившей его, со страстью, сделавшей из него мужчину (по собственным словам мисс Гуильт), с румянцем, горевшим на его впалых щеках, Бэшуд отвечал на вызов стряпчего:
— Я хочу сказать, что я в этом вопросе придерживаюсь одного мнения с вами. Я думаю, что в прошлой жизни мисс Гуильт есть нечто нехорошее, что она скрывает от всех, и я желаю это узнать.
Педгифт-старший использовал представившийся случай и тотчас задал вопрос, который он откладывал.
— Зачем? — спросил он во второй раз.
Во второй раз Бэшуд заколебался. Мог ли он признаться, что безрассудно влюбился в неё и ради любви решился на такую низость, как стать её шпионом? Мог ли он сказать: «Она обманывала меня с самого начала, а теперь бросила, когда цель её достигнута. Лишив меня моего счастья, лишив меня моей чести, лишив меня моей последней надежды в жизни, она бросила меня и не оставила мне ничего, кроме тайного и тихого, сильного и неизменного желания мести; мести, которую я могу осуществить, если удастся отравить её жизнь, выставив погрешности мисс Гуильт публично; мести, которую я куплю (что значит для меня золото или жизнь?) на последний фартинг накопленных денег и последней каплей моей стынущей крови». Мог ли он сказать это человеку, который ожидал его ответа? Нет, он мог только молчать.
Лицо стряпчего опять приняло суровое выражение.
— Один из нас должен говорить, — сказал он, — и так как вы, очевидно, не хотите, то заговорю я. Думаю, что могу только объяснить ваше необыкновенное желание узнать секреты мисс Гуильт двумя способами. Причина, побуждающая вас, или чрезвычайно низкая — не обижайтесь Бэшуд, я только предполагаю, — или чрезвычайно благородная. Так как мне известен ваш честный характер и ваше благородное поведение, я тотчас обязан оправдать вас в низости. Я полагаю, что вы также неспособны, как и я, извлечь денежные выгоды из того, что вы узнаете из прошлой жизни мисс Гуильт. Продолжать мне далее, или вы предпочтёте сами откровенно открыть мне свои мысли?
— Я предпочёл бы не прерывать вас, сэр, — сказал Бэшуд.
— Как хотите. Оправдав вас от низкой причины, я перехожу к благородной. Очень может быть, что вы необыкновенно признательны, а мистер Армадэль был замечательно добр к вам. Дав вам место помощника Мидуинтера, он почувствовал такое доверие к вашей честности и способности, что теперь, когда его друг оставил его, он все дела передал в ваши руки. Моя опытность разбираться в человеческой натуре не позволяет считать вероятным, — хотя всё-таки это возможно, — чтоб вы были так признательны за это доверие и такое принимали участие в судьбе вашего хозяина, что не можете видеть, как мистер Армадэль в своём одиноком положении стремится прямо к своей гибели, не сделав усилия, чтобы спасти его. Скажу в двух словах: вы думаете, что мистеру Армадэлю можно помешать жениться на мисс Гуильт, если его можно предупредить вовремя о её действительной репутации? И вы желаете быть тем человеком, который откроет ему глаза? Если это так…
Он остановился с изумлением. Действуя по какому-то непреодолимому побуждению, Бэшуд вскочил. Он стоял, а его дряблое лицо вдруг осветилось каким-то внутренним светом, который сделал его на вид моложе двадцатью годами; он стоял, силясь заговорить, и обеими руками махал стряпчему с умоляющим видом.
— Повторите ещё, сэр, — сказал он с жаром, прежде чем Педгифт-старший успел опомниться от удивления. — Вопрос о мистере Армадэле, сэр! Ещё только один раз, только один раз! Пожалуйста, мистер Педгифт!
Рассматривая лицо Бэшуда с присущей ему наблюдательностью и недоверчивостью, Педгифт-старший сделал ему знак сесть и во второй раз задал вопрос.
— Думаю ли я, — сказал Бэшуд, повторяя смысл, но не слова вопроса, — что мистера Армадэля можно разлучить с мисс Гуильт, если ему показать, какова она на самом деле? Да, сэр! И желаю ли я быть тем человеком, который это сделает? Да, сэр! Да, сэр! Да, сэр!
— Это довольно странно, — заметил стряпчий, все ещё недоверчиво смотря на Бэшуда, — что вы так сильно разволновались от того, что мой вопрос попал в цель!
Вопрос попал так точно в цель, о чём Педгифт и не подозревал. Он в одно мгновение освободил душу Бэшуда от тягостного гнёта его одной господствующей идеи — мести и указал ему цель, которой он сможет достигнуть, открыв тайны мисс Гуильт. Эта мысль ни разу не пришла ему в голову до данной минуты. Брак, который он бесспорно считал неизбежным, можно было расстроить не на пользу Аллэна, а для его собственной, а женщину, которую он считал потерянной для себя, можно было ещё завоевать, несмотря на сложившиеся обстоятельства. Голова Бэшуда закружилась при мысли об этом. Его собственная решимость почти устрашила своим ужасным несоответствием с обычным складом его ума и со всеми обычными поступками в жизни.
Не получая ответа на свой последний вопрос, Педгифт-старший задумался, прежде чем опять заговорил.
«Одно ясно, — рассуждал стряпчий сам с собой. — В настоящей причине, побуждающей его действовать, он боится признаться. Мой вопрос, очевидно, дал ему возможность сбить меня с толку, и он тотчас ухватился за него. Этого достаточно для меня. Если б я был стряпчим мистера Армадэля, эту тайну стоило бы разузнать; теперь же мне нет никакой нужды гонять Бэшуд от одной лжи к другой, пока я добьюсь от него правды. Мне нет никакого дела до этого, и я предоставлю ему свободу собирать информацию окольным путём его собственными способами».
Сделав это заключение, Педгифт-старший отодвинул своё кресло и встал, чтоб закончить встречу.
— Не бойтесь, Бэшуд, — начал он. — Предмет нашего разговора истощился, по крайней мере с моей стороны. Мне остаётся сказать только несколько слов, и вы знаете, что у меня привычка говорить последние слова, когда я встаю со своего места. Многое другое остаётся для меня неизвестным, но я сделал одно открытие, по крайней мере: я узнал, что вам нужно от меня наконец, вам нужно, чтобы я вам помог.
— Если вы будете так добры, сэр… — пролепетал Бэшуд. — Если вы удостоите высказать мне ваше мнение и подать совет…
— Постой, Бэшуд! Мы разделим эти два вопроса. Стряпчий может высказать своё мнение, как всякий другой человек, но когда стряпчий подаёт совет — это касается его профессии. Охотно выскажу вам своё мнение, я не скрывал его ни от кого. Я думаю, что в жизни мисс Гуильт были события, которые, если бы их узнать, заставили бы даже мистера Армадэля, как он ни ослеплён, побояться жениться на ней, предполагая, разумеется, что он точно намерен на ней жениться, потому что, хотя некоторые моменты и указывают на это, всё-таки женитьба — пока одно предположение. Что же касается способа, посредством которого пятна на репутации этой женщины могли бы обнаружиться, она может обвенчаться через две недели по особому разрешению, если захочет — в этот вопрос я определённо отказываюсь вмешиваться. Это значило бы выступить в качестве стряпчего и дать вам юридический совет, а в этом я решительно отказываю вам.
— О сэр! Не говорите этого, — умолял Бэшуд. — Не отказывайте мне в величайшей милости — в вашем драгоценном совете! У меня такая больная голова, мистер Педгифт! Я так стар и так слаб, сэр, я так страшно пугаюсь и теряюсь, когда дело выходит за грань моих обычных привычек! Это очень естественно, что вы гневаетесь на меня за то, что я отнимаю ваше время. Я знаю, что время — деньги для такого умного человека, как вы. Извините меня, пожалуйста, извините меня, если я осмелюсь сказать, что скопил кое-что, несколько фунтов, сэр. Я одинок, никто от меня не зависит, я, конечно, могу истратить накопленные мною деньги, как хочу.
Бессознательно, не испытывая ничего, кроме желания задобрить Педгифта, он вынул грязный старый изорванный бумажник и старался дрожащими пальцами раскрыть его на столе.
