– Эй, погоди! – крикнул Красавчик. – А это не хочешь забрать? – он держал в руках «пушку» Шурика.
Феликс остановился.
– Она не моя. Она чужая.
– Ну разумеется, – рассмеялся Красавчик.
– Где твоя машина? – обреченно спросил художник.
На даче Шурик и Катя чистили картошку. Чистили молча и наперегонки.
Шурик считал вслух:
– Семь-пять, семь-шесть. Стоп!
По команде они положили ножи.
– Я проиграл тебе только одну. Но учти! Я не привык проигрывать!
– Обязательно учту. Неси воду!
– Твоя очередь!
– Эх ты! Я же девушка, а ты мужчина.
– Да ладно, я пошутил, – замялся Шурик и, прихватив ведро, пошел к выходу. – Интересно знать, а Глеба своего ты погнала бы за водой?
– Глеба? Нет, – честно сказала она. – Глеба не погнала бы. Я бы сама пошла! Я же люблю его.
– Ну и дура! Вот оттого он у тебя на шее и сидит! Паразит! Натуральный паразит! И сидеть будет всю жизнь! Хитро парень устроился, а?
– Возьми свои слова обратно! – обиделась Катя.
– Не возьму! Глеб подонок, дармоед!
Она схватила мальчишку и из всех сил тряхнула его.
– Замолчи!
– А ты просто провинциальная дура! Ты даже не понимаешь, во что вляпалась! И мне тебя не жалко, потому что жизнь дураков учит!
Катя размахнулась, влепила ему звонкую пощечину и заплакала. Она плакала в голос так жутко, что он забыл о пощечине.
– Кать, а Кать, – заныл Шурик, – ну ладно тебе. Ну сорвалось с языка. Ну маленький я еще!
– Нет, ты не маленький, ты слишком взрослый и жестокий.
– Ну хватит, а? Он сейчас придет – а мы тут это… И картошка не сварена. Он ругаться будет. В тир со мной не пойдет. Он восточный деспот, порядок любит.
– Для тебя тир – главное в жизни.
– Да, – согласился мальчик, – как для тебя Глеб.
– Зачем? Зачем тебе стрелять? Киллером хочешь стать? Денег много платят, выгодно, да? А все, что выгодно – правильно. Так?
– Потом скажу, – пообещал Шурик, – может, скажу… Это серьезно. Я за водой, а ты подметаешь! Наверху и здесь. На время – пошли!
– Пошли! – согласилась Катя.
Мальчик взглянул на часы.
Феликс тоже глядел на часы. Но в салоне красивой машины, за рулем которой сидел Красавчик.
– Куда везешь?
– Москву посмотреть. Она тебе не досталась, на дачах прячешься – регистрации нет. Я все знаю. А домой не едешь – там ты не свой. И здесь не свой. Стрелять умеешь, а вояка плохой. Дома этого не понимают, да? Непонятно, как это парень с ружьем малюет картинки. Короче, ты – маргинал.
– Много слов новых знаешь, – усмехнулся Феликс, – а раньше учился плохо.
– Я не просто слова выучил. Я и жить по-другому стал. Машину купил, квартиру. Стал нормальным человеком.
– У вас одна норма – у нас другая. Каждому свое.
– Умный ты, даром что нищий.
– Господь всегда дает что-то одно. Или ум, или деньги.
– Я тебя с человеком познакомлю, которому Господь дал и то, и другое. Не понравится – уедешь, не бойся.
– Я вообще боюсь только темноты и щекотки.
Шахматные фигурки выстроились на доске в сложную композицию. В квартире Красавчика на кухне Лысый, голый по пояс, склонился над шахматной доской. Ничто не могло отвлечь его. По бокам – два амбала потягивали пиво.
Красавчик кашлянул, пропуская Феликса вперед, но Лысый не поднял головы, спросил только:
– Водки хочешь?
– Нет желания, – отрезал Феликс.
– У кого нет желания, тот ждет смерти, – изрек Лысый, сосредоточенно изучая доску. – Это не я, а Пьер Буаст, французский философ. Комбинация сложная. Никак не разберусь, как ходить.
– Я ходов не знаю, – усмехнулся художник.
Лысый, глядя на фигурки, объяснил:
– Пешка ходит прямо по клеткам, мелкими шажками. Слоны, – он похлопал по плечам амбалов, – тупо по диагонали. А это я, – он погладил ферзя по гладкой голове, – я хожу как хочу и куда хочу. Вот так-то!
Феликс молча, но решительно сделал ход. Лысый поднял на него свои большие глаза:
– Правил, говоришь, не знаешь? А ход-то конем! И ход хороший.
– У меня было счастливое детство, непьющие родители и большая библиотека.
Пораженные отвагой Феликса амбалы перестали пить пиво и уставились на художника.
– Значит, мы похожи, – улыбнулся Лысый. – Образование создает разницу между людьми. Это опять не я, а Джон Локк, английский философ, основатель эмпиризма. Красавчик, свари кофе.
– Я и кофе не пью, – сказал Феликс.
– Может, есть хочешь, не стесняйся. Покормим и с собой дадим. Хочешь, шашлыков заделаем? – завелся вдруг Лысый радостно.
– Шашлыки в зубах застревают. Я пойду!
– Не передумаешь? – усмехнулся Лысый.
– Нет!
Амбалы двинулись было к Феликсу, но Лысый остановил их движением руки.
– А зря, мнения своего не меняют только дураки и покойники.
На даче Катя и Шурик сидели у круглого стола. Катя раскладывала пасьянс. Шурик следил за ее движениями.
– Если откроется, он придет домой с победой и с деньгами. Если нет – то без денег.
– В чем же тогда будет заключаться победа? – поинтересовался мальчик.
– А разве победа – это только деньги?
– Ну ты даешь! – воскликнул мальчик и засвистел.
– Не свисти, денег не будет!
– Вот видишь! Победа – это много денег, которые так нужны нашему Глебу.
На слове «Глеб» одна из карт упала на пол.
– Я сам, – сказал Шурик и полез под стол. – Чего-то никак не найду…
Но он давно уже нашел карту и полез глубже, чтобы разглядеть Катины ноги. И ему, надо сказать, это удалось. На его хитром личике отразился почти что восторг.
Она все поняла.
– Ну и как?
Шурик вылез и покраснел.
– Мне нравятся люди, которые ценят женщину только за стройность ее ног, – мирно сказала Катя. – И не важно сколько лет этим людям. Встань! Посмотри мне в глаза!
Он стоял перед ней, не оробевший, а жаждущий понять – что она ему объясняет. Стоял и смотрел ей в глаза.
– Что ты видишь?
– Что ты одинока. Что ты умна. Что ты – раб своего чувства.
– Такое со всеми случается и этого не надо стыдиться. Поверь! – Катя поцеловала мальчика в лоб, точно брата, и смела карты со стола.
И в этот миг вошел художник.
И снова они в тире.
Художник целится – попал!
Мальчик целится – мимо. Он закусил губу.
Они стреляют попеременно. Точные выстрелы старшего. Промахи младшего.
Мальчик не выдержал, бросил пистолет, заревел.
Феликс обнял его.
– Неужели это так важно?
– Да, – кивнул тот. – Важнее всего на свете.
– Хорошо, – сказал художник, – мы не уйдем, пока ты не добьешься своего.
Он выстрелил. В точку! Стреляет младший – мимо.
Старший – в точку. Младший – мимо. Старший – в точку. Младший… Ну же, ну… Попал!!! Мишень повержена.
