Терапевт: Феникс – это, что ли, павлин такой особый?
Полина: Наверное. Я не представляю, как он выглядит. Думаю, как павлин, но только золотой.
Терапевт: Представляете, было бы у вас птичье тело, хвост как у змеи, а голова человеческая.
Полина: Недавно показывали мультфильм про курицу, которая из-за катаклизмов в холодильнике ожила. Вышла из холодильника, такая ощипанная, толстая, головы нет, а вместо головы шея торчит. Она пошла путешествовать, очень хотела на ферму прийти… (Изображает руками размеры курицы.) Но, к сожалению, что случилось на ферме, уже не показали… Курица получается… Феникс никак.
Она раньше говорила только потому, что очень надо, а теперь заговорила с удовольствием. И с восторгом описывает курицу с отрубленной головой. Я бы это интерпретировал так: «Я думала, что голова уже отрублена, а оказывается, можно возродиться».
Терапевт: Вы могли бы комбинировать. Голова бы думала. Причем неизвестно что: прошлого нет, будущего нет. У нее бы кипело в голове, а кипело бы именно потому, что все думает, а думать-то совершенно не о чем, потому что ни прошлого, ни будущего, но думает. Думать трудно, потому что приходится из этих двух поленцев, которые десять минут назад загорелись, а через десять минут потухнут, раздувать большое пламя. Тело птичье – ему много не надо. Оно распускает хвост, убирает хвост. Распустила хвост – большая стала, убрала хвост – маленькой стала. Очень удобно: настроение получше – распустила хвост, настроение похуже – собрала хвост. Лап нет, потому что лень двигаться.
Полина: Нет, есть. По три коготка на каждой. (Изображает руками лапы.)
Терапевт: А змейка внутри, чтобы ползать, плавать в огне.
Полина: Хвост и две лапки, ручек не надо – крылышки есть. (Задумалась, оперлась головой на руку.)
Терапевт: Да. Главное, чтобы было комбинировано…
Полина (перебивает): А голова пускай будет от царевны.
Терапевт: Во-первых, если ты не человек, то от тебя не ожидают ничего человеческого. Если ты не ящер, от тебя не ожидают ничего, что можно ждать от ящера, если ты весь птица, от тебя не ожидают ничего птичьего. Поэтому взять с тебя нечего.
Полина: Точно.
Терапевт: Как только к тебе приходят и говорят: «Сделай нам по щучьему велению, ящерица…» А ты говоришь: «А я не ящерица». Приходят и говорят: «Вот, царевна, сделай то-то и то-то…» А ты говоришь: «А я не царевна».
Полина: А никто не станет приходить, потому что…
Терапевт: Тем самым решена проблема с людьми. Тем самым голова – просто для красоты. Толку уже от нее никакого.
Полина: Хорошо. (Подперла рукой подбородок.)
Терапевт: Голова эта – от принцессы. По крайней мере, от царевны. Можно грустить о том, что не полностью царевна. Уже есть о чем поплакать. Во-первых, нет прошлого, куда делось – неизвестно. Во-вторых, нет будущего, у всех, говорят, есть, а у меня нет. В-третьих, можно поплакать о том, что нет человеческого тела. Осталось черт знает что.
Полина (говорит одновременно с терапевтом): Много предлогов, чтобы поплакать. Во всяком случае, можешь хоть объяснить…
Терапевт: Для того голова и оставлена – думать не о чем, оставлена, чтобы плакать. Подставка для слез. Фонтан.
Полина: Да.
Терапевт: Такая вот монументальная фигура: ящерица, красивая птица, а сверху – голова, и из нее брызжет фонтан.
Полина (все время кивает): Хорошо, мне нравится фонтан.
Терапевт: Свеженькие слезки такие текут…
Полина (взгляд устремлен вверх, руки сложены на груди): Ага…
Терапевт: Специально приводят детей целыми экскурсиями, показывают… Вот будете себя так плохо вести…
Полина: Мраморный фонтан, розы кругом цветут… Вдали Тадж-Махал стоит.
Терапевт: И вам никуда ездить не надо. Теперь уже к вам ездят.
Полина: Да, но фонтан должен быть достаточно большим, чтобы они не подошли, а то ведь трогать будут.
Терапевт: Монетки еще могут бросать…
Полина: Монетки пусть бросают. (Поправляет волосы.)
Терапевт: Хорошо, теперь вернемся к прошлому. У этой скульптуры может быть прошлое? Кто-то ее ведь делал… Откуда взялась из вашего личного прошлого эта ящерица, откуда взялась часть царевны, откуда взялась птица?
Полина (вытирает платком глаза): Царевна и птица, конечно, взялись из сказок. А ящеры – из книжки. Мне подарили книжку про летающих ящеров. Я ее любила смотреть. А всяких там бронтозавров я в энциклопедии смотрела. Я сейчас и названий-то не помню. У кого такой длинный хвост? У игуанодона, по-моему… Я их не видела в жизни. Книжки про ящеров я искала по личной инициативе. Сказки, конечно, раньше. Причем я себе птицу представляю не как в сказке, а как на северных досках они вырезаны. И царевна, скорее, деревянная. Не то что в детстве. В детстве царевны были с золотыми волосами. И хвост сейчас тоже стал деревянным, кольцами. (Пожимает плечами.)
Тема чудесного и тема частей – подготовлены. Она с этим согласилась. И для нее это интересно. Быть ящером, птицей и царевной одновременно как раз и значит то, что можно никем из них не быть. И ей это нравится. Это и способ уйти, когда хочется, и появиться обратно. Сейчас она в каком-то смысле начала играть, вспоминать какие-то эпизоды из детства. Это тоже способ подготовки к регрессии.
Терапевт: Ну что, сейчас будем транс делать?
Полина: Давайте.
Терапевт: Когда впадаешь в транс, наступает вечный сон. Надо сделать такой транс, чтобы он был хорош для каждой части. Один транс – для царевны, другой – для ящерицы, третий транс – для птицы. Чтобы она иногда распускала крылья, иногда собирала…
Полина: И чтобы у каждой был свой отпуск. Чтобы они иногда собирались все вместе, и всем было хорошо.
Полина приняла идею частей, она говорит, что время от времени части друг с другом встречаются. Возможно, если каждая из частей поняла, где у нее отпуск, там бы они все вместе и встретились. И это – положительная цель и желание чего-либо.
Терапевт: Но дело в том, что у каждой отпуск в свое время и каждой хочется своих обстоятельств для проведения этого отпуска. Ящерица хочет заползти под камень, чтобы там было влажно, сыро, капала вода… Иногда выползать на солнце погреться, потом заползать обратно.
Полина: Нет, ящер, он же из празверей, поэтому он любит в доисторическом море купаться. (Поболтала в воздухе рукой.)
Терапевт: А птица что любит?
Полина: А птица любит на горе сидеть и смотреть. Головой крутить. (Крутит головой.)
Терапевт: А что любит царевна?
Полина: Царевна любит плакать о бренности земной. Людей ей жалко.
Терапевт: Хорошо, будем тогда спать.
(Полина снимает очки и откладывает их. Берет другой стул, устраивается на нем поудобнее, откидывается на спинку стула, закрывает глаза и кладет руки на колени.)
Терапевт (после долгой паузы, во время которой он то и дело посматривает на Полину): Давайте мы вчувствуемся сейчас в наши веки… Почувствуем, как они двигаются… Представим себе, что когда нам беспокойно… все возможные движения тела собираются в голове… и поэтому в голове, временно, может чувствоваться… какая-то скованность… и если мы вдруг хотим от мышц лица и головы… куда-то перекачать это напряжение… и плавно шевелимся… трепетом век как будто гоним какую-то энергию вниз… в тело… через шею в плечи… и находим удобное положение головы… и дыхание… равномернее… и кажется, что голова уютно-уютно устраивается… как будто вырастает длинная шея… гибкая-гибкая… (Полина слегка качает головой вперед-назад, веки трепещут.) Голова складывается… и остается вообще без шеи… вкладывается в тело… и происходит ощущение тепла в губах… при каждом глотании… Манжетка вокруг губ… становится мягче… как будто бы расправляется клюв… и веки как будто состоят из трех слоев… и каждый из трех слоев… становится мягче и теплее… и расслабляется… Расслабляется… И кажется, что веки трепещут… и воспринимают токи свежего воздуха, откуда-то идущего… И каждый волосок на голове мягко укладывается… Вы помните, как водоросли в воде… шевелятся… плывут… Они взвешены… совершенно спокойны… взвешены… совершенно спокойны… И так же волосы на голове живут своей жизнью… Это удивительное ощущение, что разные части тела и лица лежат рядом друг с другом… очень плавно и спокойно… И постепенно хочется почувствовать, как все тело… как водоросль в теплой воде… распускается… И откуда-то доносящиеся… звуки… неожиданно превращаются в мелодию… И кажется, что вы… созерцаете звезды… И на всем теле… на животе, и груди… и на бедрах… открываются маленькие глаза… которые воспринимают свет… Открываются уши, которые воспринимают звук… И вдруг становится легко оттого, что все тело… каждой своей частью… может слышать и видеть, и осязать, может слышать и видеть, и осязать…
Здесь образ перехода от фигуры к фону, потому что кожа начинает принимать на себя функцию очень чувствующей, отбирающей, не жесткой стены, а скорее глаз, рук, ушей.
