Кто бы мог быть этот важный господин, которого так величали? Его спутники разговаривали с ним с явной почтительностью. Ромэна Мирмо прервала свои наблюдения. Она привлекла внимание «его светлости», и тот принялся ее рассматривать, тогда как его спутники занялись сидевшей рядом с ними молодой женщиной. Дерзкая настойчивость, с которой смотрел этот незнакомец, была Ромэне неприятна. Видя, что она завтракает в ресторане одна, он, должно быть, решил, что она едва ли так уж неприступна. Из озорства, она закурила еще папиросу, но испытывала все-таки какое-то раздражение. Если мужчины смотрят на женщин с такой уверенной победоносностью, то или они считают себя совершенно неодолимыми, или те слишком уж податливы! Иначе откуда бы у них мог взяться этот самодовольный вид, будто они располагают вами заранее? Притязания мужчин всегда раздражали Ромэну Мирмо. В них она видела какое-то косвенное посягательство на свою свободу, какое-то скрытое умаление своей независимости. У самых деликатных, даже у самых робких, ей всегда чувствовалась эта заносчивость, против которой она инстинктивно возмущалась. Даже у Пьера де Клерси, у сдержанного Пьера, бывал иногда этот взгляд который, охватывая тебя, словно овладевает всей твоей особой.
Она кивнула метрдотелю, чтобы ей подали счет. Давая ей сдачу, метрдотель искоса поглядывал на соседний столик. Вдруг он наклонился с конфиденциальным видом:
— Вы изволите видеть этого господина за тем столиком?
Ромэна Мирмо недоверчиво нахмурила брови. Уж не любовное ли это поручение? У метрдотеля вырвался укоризненный жест.
— Я только позволю себе доложить, что этот господин — его светлость принц Лерэнский.
Ромэна Мирмо улыбнулась, встала и направилась к выходу, сопровождаемая прощальным взглядом его светлости.
* * *
Выйдя на воздух, Ромэна Мирмо почувствовала себя как-то особенно легко и хорошо. Погода стояла чудесная, небо синело воздушно и нежно, в воздухе была разлита мягкая и тонкая теплота. Это было еще лето, но какая-то особенная сладость ощущалась во всем. Несмотря на ясный день, на Кателанском лугу было мало народу. Дети группами играли на лужайке, по которой вились поливные трубы. По аллеям, там и сям, разгуливали досужие люди. Ромэна Мирмо шла медленно. Так она дошла до садового театра. Здесь почти никого не было. На зеленой сцене две девочки прыгали через скакалку. Это позабавило Ромэну; девочки заменяли блестящих золотых танцовщиц Тимолоорского султана. И ей вспомнился тот июньский вечер, когда она здесь встретила Андрэ и Пьера де Клерси в обществе месье Клаврэ.
Месье Клаврэ! Да это он сидит на откосе, в плантаторской панаме! Он, должно быть, тоже думает о далеких маленьких танцовщицах. Мадам Мирмо незаметно подошла к нему.
— А, вот я вас и поймала, месье Клаврэ; уж не свидание ли у вас с некоей маленькой желтой султаншей, если только вы не поджидаете какую-нибудь хорошенькую парижанку?
Она, смеясь, подала ему руку и помогла ему встать с его травяного сиденья.
— Как? Это вы, дорогое дитя? О нет, я никого не поджидаю; а потом, знаете, в моем возрасте, те, кого бы мы стали поджидать, могли бы нас долго заставить себя ждать… Любовь любит молодость. Я просто пришел погулять и подышать воздухом. Пришел также поразмыслить кое о чем…
Ромэна Мирмо весело прервала его, погрозив пальцем:
— А, вы размышляете, дорогой месье Клаврэ; но ваши размышления, по крайней мере, философские? Может быть, воспоминание о маленьких танцовщицах, которых мы здесь видели, представляется вам образом наших иллюзий? Разве не такими возникают они перед нами, легкие, блестящие, украшенные странной мишурой? Они нас очаровывают, мы простираем к ним руки; но ими владеет злой султан, который их увозит на свой далекий остров. И, может быть, так лучше; потому что, если бы мы подошли к ним ближе и прижали их к сердцу, мы бы увидели, что это всего-навсего обманчивые куклы, жалкие желтые штучки, странные и смешные.
Месье Клаврэ слушал Ромэну Мирмо. Стоя перед ней, он смотрел на нее с легкой иронией.
— Вы очень мудры для ваших лет, моя милая Ромэна, и, право, вы кажетесь ужасно разочарованной! Так вот, раз вы в таком умонастроении, я решаюсь поговорить с вами на одну тему, которая меня волнует, но которую мне немного трудно обсуждать с вами. Да, я не смел, но, так как случай представляется сам собой, я набираюсь храбрости. Вы обещаете, что не будете на меня сердиться?
Мадам Мирмо пожала плечами и посмотрела месье Клаврэ прямо в лицо.
— Сердиться на вас, дорогой месье Клаврэ? Да я горжусь тем, что вы говорите со мной откровенно. Давайте продолжим тот разговор, который у нас был в Зоологическом саду, когда мы ходили смотреть маленького гиппопотама, помните?
Она села на один из стоявших поблизости стульев. Месье Клаврэ поступил так же и некоторое время молчал.
— Вот именно, дорогая Ромэна, этот самый разговор я и хотел возобновить. Речь, между прочим, шла, если вы помните, о Пьере де Клерси. О нем-то я и хочу с вами поговорить.
Месье Клаврэ посматривал на Ромэну украдкой, из-под своей большой шляпы. Та не выказала никакого удивления при этих словах. Месье Клаврэ продолжал:
— Да, моя дорогая Ромэна, Пьер меня беспокоит. С ним происходит что-то серьезное. Я наблюдаю за ним с тех пор, как он вернулся из Аржимона. Он стал другим. Он нервен, сумрачен, тревожен, молчалив. У него очень плохой вид; он побледнел и похудел. Скажите, Ромэна, между нами, вы ничего не заметили? Я обращаюсь к вашей откровенности и к вашей проницательности.
Ромэна Мирмо отвечала нерешительным жестом. Месье Клаврэ настаивал:
— Значит, вы не заметили в нем ничего необычного?
Ромэна Мирмо по-прежнему молчала. Месье Клаврэ продолжал:
— Дорогое мое дитя, позвольте мне вам сказать, в чем, по-моему, причина этой перемены, которая меня озабочивает. Пьер влюблен.
Это заявление месье Клаврэ Ромэна Мирмо встретила немного деланным смехом.
— Влюблен? Что же, это вполне возможно; в его годы молодые люди всегда влюблены. Здесь не о чем тревожиться, дорогой месье Клаврэ.
Месье Клаврэ покачал головой.
— Вы ошибаетесь, Ромэна, потому что если Пьер влюблен, то он влюблен в вас. И он не только влюблен в вас, он вас любит, и любит безумно.
Месье Клаврэ подчеркнул эти последние слова. Ромэна Мирмо стала возражать:
— Ах, месье Клаврэ, как вы преувеличиваете! Да, я готова допустить, что месье Пьер немного неравнодушен ко мне. Он даже мне признался в этом однажды в Аржимоне; но я отнеслась к этому как к шутке, и уверяю вас, что и не вспоминаю об этом больше.
Месье Клаврэ поднял руки.
