— Миссис Людвиг, — обратился папа к пожилой даме на первом ряду, — почему вы долго не могли простить своего сына, когда он угнал и разбил вашу машину прошлой зимой?
Миссис Людвиг слегка покраснела.
— Потому что он этого не заслуживал. Даже прощения не попросил. Но в Библии сказано, что надо прощать друг друга, — она похлопала свой экземпляр священной книги по выцветшей странице.
— Верно, — подтвердил отец. — Мы прощаем людей не потому, что они этого достойны, а потому, что они нуждаются в нашем прощении — как и мы сами. Я уверен, что вам стало намного легче, когда вы помирились с сыном.
Миссис Людвиг кивнула, поджав губы.
Моя шея пылала. Я ощущала на себе пристальный взгляд Дэниела.
— Но почему прощение дается с таким трудом? — спросила миссис Коннорс.
Дон нервно заморгал и испустил хриплый вздох.
— Виной тому гордыня, — ответил папа. — Чтобы простить ближнего, нужно проглотить обиду и поступиться своими интересами. В Священном Писании ясно говорится, что человек совершает тяжкий грех, упорствуя в своей гордыне и не желая простить виновного. В сущности, праведному сыну из нашей притчи грозит более серьезная опасность, чем его блудному брату.
— Выходит, блудного сына нужно любить, что бы он ни натворил? — спросил Дэниел из своего угла.
Я вскочила. Это уже слишком!
Папа устремил на меня вопросительный взгляд.
— Печенье, — объяснила я и вышла из комнаты под одобрительное «М-м-м!» собравшихся. Когда я вернулась с угощением, занятие преждевременно подошло к концу, но мне было все равно. Я хотела домой. Пока я собирала грязные салфетки и носила на кухню пустые кружки, гости толклись вокруг стола, оживленно беседуя о подарках и рождественских колядках. Закончив с уборкой, я подошла к отцу и попросила разрешения уйти.
— Что-то мне нехорошо. Лягу сегодня пораньше.
— Экзамены доконали? — усмехнулся папа. — Тебе надо хорошенько выспаться. — Он провел пальцем по моему лбу, начертив невидимый крест. — Я обещал подвезти дам в Оук-Парк, поэтому не могу отдать тебе машину. Но я не хочу, чтобы ты шла домой одна. Глянув в угол комнаты, отец позвал: — Дэниел!
— Нет, папа! Это глупо. — Я ощутила прилив гнева. Крест, нарисованный отцом, словно жег мою кожу. Почему он так жесток со мной? — Здесь недалеко.
— Я не отпущу тебя одну в такую темень. — Папа повернулся к Дэниелу, который тем временем подошел к нам. — Не мог бы ты отвести мою дочь домой?
— Конечно, пастор.
Спорить не имело смысла, поэтому я позволила Дэниелу последовать за мной в прихожую. Когда дверь комнаты закрылась, я отошла от него в сторону.
— Ну, вот и проводил. Дальше я пойду сама.
— Нам надо поговорить, — сказал Дэниел.
— Я больше не могу с тобой говорить. Как ты не понимаешь?
— Почему? Назови хоть одну причину, и я оставлю тебя в покое.
— Одну причину?! — Как будто вовсе не Дэниел признался мне, что он на самом деле оборотень! Как будто не он чуть не искалечил моего брата. — Как насчет Джуда? — Я решительно двинулась к вешалке.
— Джуда здесь нет, — сказал он, шагнув вслед за мной.
— Стоп, Дэниел. Остановись. — Я досадливо глянула на пуговицы пальто, которые никак не хотели проскальзывать в петли. — Я не хочу говорить с тобой, находиться с тобой рядом, помогать тебе потому, что ты меня пугаешь. Этого достаточно?
— Грейс? — Он коснулся моих дрожащих пальцев.
Я торопливо сунула обе руки в карманы.
— Пожалуйста, пусти меня.
— Хорошо, только сначала я скажу тебе кое-что. Ты должна об этом знать. — Крепко сжимая амулет, Дэниел выпалил: — Я люблю тебя, Грейс! — с таким видом, будто спас мир от неминуемой катастрофы.
Я отшатнулась прочь. Его признание вонзилось в мое сердце, как нож. Я так мечтала услышать эти слова из его уст, но в то же время страшилась их больше всего на свете. Ничего уже нельзя спасти. Я сделала еще один шаг назад и уперлась спиной в массивную дубовую дверь.
— Замолчи. Не смей этого говорить.
— Ты действительно боишься меня, — с горечью произнес Дэниел, безвольно уронив руки.
— А чего ты ждал?
Он повесил голову.
— Грейси, позволь мне все исправить. Я больше ни о чем не прошу. Мне нужна только ты.
Я всем сердцем хотела простить Дэниела, но у меня не получалось, несмотря на все, чему нас учил отец. Нельзя же, будто по мановению волшебной палочки, смириться с тем, как он обошелся с Джудом, или забыть, что его любовь для меня смертельно опасна. Только разлюбить Дэниела я тоже не могла. Мне по-прежнему страстно хотелось целовать его, быть рядом с ним.
Если мы и дальше будем видеться каждый день, рано или поздно я сдамся — и тогда потеряю все.
Я взялась за дверную задвижку.
— Если бы ты думал обо мне, то давно уехал бы прочь.
— Я обещал пастору проводить тебя до дома.
— Я не о том, Дэниел. Тебе лучше покинуть город навсегда.
— Я не отпущу тебя одну.
— Тогда я позвоню Эйприл или Питу Брэдшоу, — сказала я, хотя прекрасно знала, что оба смотрят хоккейный матч.
— Я пойду с вами! Мне нетрудно, — пророкотал Дон Муни, внезапно появившись в прихожей с печеньем, зажатым в кулаке. На его подбородке темнел застывший шоколад.
— Спасибо, Дон, вы очень любезны. — Я открыла дверь. — Прощай, Дэниел.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
АЛЬФА И ОМЕГА
По дороге домой.
Я ковыляла по улице, ничего не видя перед собой и цепляясь за могучую ручищу Дона. Мое дыхание вырывалось изо рта густыми белыми клубами пара, в голове нарастала пульсирующая боль, но не она заставила меня на время ослепнуть. «Прежде я ни за что бы не поверила, что обрадуюсь такому спутнику», — подумала я и про себя вознесла хвалу Богу за то, что Дон вызвался меня проводить.
Я догадывалась, что он хочет мне что-то сказать, судя по бормотанию и вздохам, но никак не может набраться храбрости. Мы уже дошли до веранды, когда он, наконец, решился:
— Вы придете завтра на раздачу подарков в приюте?
— Нет. — Я провела ладонью по щеке, пытаясь скрыть слезы. — Завтра вечером я иду на рождественский бал. Меня пригласили.
— Вот жалость, — Дон пнул ступеньку. — Я-то надеялся, что вы там будете.
— Почему?
— Хотел, чтобы вы увидели, — неохотно сказал он. — Я купил тридцать два рождественских окорока, чтобы пожертвовать их приходу.
— Тридцать два! — Слезы почему-то хлынули с удвоенной силой. — Наверное, они стоили целое состояние.
— Я отдал за них все деньги из своей копилки, — гордо заявил Дон. — В этом году я решил помочь беднякам, а не тратиться на подарки.
— Как благородно. — Я невольно улыбнулась — Дон и сам был почти что нищим.
— Для вас у меня тоже кое-что есть, — пропыхтел Дон, запустив руку в карман. — Пастор советовал подождать до Рождества, но я хочу отдать его вам прямо сейчас. Может, это хоть немного вас утешит. — Разжав огромный кулак, он протянул мне крохотную деревянную фигурку.
— Спасибо. — Вытерев остатки слез, я поглядела на подарок. На первый взгляд казалось, что статуэтку вырезал ребенок, но я сразу узнала в ней ангела в струящихся одеждах с перистыми крыльями.
— Какой красивый! — сказала я, ничуть не покривив душой.
— Это ангел небесный. Такой же, как вы.
Я вновь помрачнела. После разговора с Дэниелом я чувствовала себя кем угодно, только не ангелом.
— Вы тем самым ножом его вырезали? — спросила я. — Значит, вы так и не вернули его на место.
Дон огляделся по сторонам.
— Вы ведь никому не расскажете? Обещаете?
— Клянусь.
— Как есть ангел. — Дон обнял меня, чуть не задушив в своих объятьях. — Я бы для вас что угодно сделал.
— Вы хороший человек, Дон. — Я осторожно погладила его по руке, опасаясь нового проявления чувств. — Спасибо, что проводили меня домой. Не стоило так беспокоиться.
— Я не хотел, чтоб вы шли домой с тем парнем. — Дон скорчил гримасу. — Он злой. Дразнит меня, обзывает тупицей, когда никого рядом нет. — Лицо Дона пылало от гнева в свете фонаря. — Он для вас недостаточно хорош, мисс Грейс. — Склонившись ко мне, он доверительно прошептал, словно речь шла о большом секрете: — Иногда мне кажется, что он и есть монстр.
