– Ну, пожалуйста, – взмолилась Оля, – я без чтива там умру! Мне же чем-то заняться надо будет!
Это она думала, что схватки часов восемь будут длиться.
– Ха-ха-ха, – медсестра залилась смехом. – Ну, бери книжечку, бери. Я посмотрю, как она тебе пригодится.
В предродовой подготовленная к процессу Оля первым делом включила в мобильнике секундомер – засечь продолжительность схваток. Перерыв между ними составлял (уже!) минуту. Зашла ее врач – Вера Васильевна. От души посмеялась над Олиной подкованностью и велела медсестрам нести капельницу.
– Минуточку! – сдвинув брови, возразила Оля. – А что это вы мне тут ставить собираетесь? Стимуляция крайне нежелательна для безопасных родов...
– Умные все стали, вам не угодишь, – заулыбалась врач. – Дорогая моя! А знаешь ли ты, что для тебя остановка родовой деятельности – смерти подобна. Воды-то уже отошли! Так что давай, не кочевряжься и подставляй руку.
Капельница с окситоцином сделала свое дело: очень быстро отдых между схватками у Оли сократился до 30 секунд. Боль становилась невыносимой. Какой там Мураками? Не до него сейчас! Выжить бы!
– Эй, кто-нибудь! – робко пискнула Оля.
Надежды на то, что кто-то за пределами палаты услышит ее, не было никакой. Но – о, чудо! – вошла врач.
– Чего это ты пищишь? Что случилось?
– Вколите мне что-нибудь или расстреляйте, – простонала Оля.
– Ничего, ничего. Все идет по плану. Потерпи еще немножечко. Но только не ори. Кричать во время родов нельзя, а то испугаешь ребенка. Представь себе, он и так испытывает там жесточайший стресс, а если заботливая мамочка еще и своими децибелами оглушит, у ребенка точно нервный срыв случится. Так что давай тихонечко, пожалей малыша.
Да Оля и не думала орать: как-никак книжек начиталась, а там все то же самое говорится. Но какое-нибудь слабенькое обезболивание ей в тот момент не помешало бы. Хотя до родов подруга была настроена категорически против анестезии, потому как ее минусов (влияния на ребенка и все такое) боялась гораздо больше, чем хотела ощутить плюсов. Оля решила, что справится сама, к тому же, хотела проверить свои силы. Но жизнь внесла свои коррективы в ее стройную философию. Когда ты готова лезть на стенку от боли, про возможные «минусы» анестезии как-то разом забываешь и вспоминаешь одни сплошные плюсы.
Но обезболивание Оле делать было некогда. Роды быстро продвигались к логическому завершению и очень скоро – где-то после десяти утра – показалась головка ребенка.
– Ну, все, пошли в родзал, – сказала врач.
– Как? – не поняла Оля. – Что, ПЕШКОМ?
До нее никак не доходило, что можно САМОЙ передвигаться вот так – с головкой ребенка между ног.
– Я ж ему шею сверну!
– Пошли-пошли. Тут недалеко. Соседняя дверь, – спокойно уговаривала ее Вера Васильевна.
В элегантной позе сумоиста перед боем – на полусогнутых, широко расставленных ногах – Оля преодолела несколько метров до родзала. Когда перед ней открылась заветная дверь, первое, что увидела Оля, было залитое лучами летнего солнца родильное кресло. Оно показалось невероятно, просто неимоверно высоким. Как же на него забраться, подумалось Оле. Может, подъемник какой специальный здесь есть? Естественно, никакого подъемника не предусматривалось. И лифта тоже. Даже приступочка не было.
Увидев Олино замешательство, врач посоветовала:
– А ты бочком-бочком. Давай только быстрее.
Ни на секунду не выходя из образа сумоиста, Оля кое-как вскарабкалась. И приняла неожиданную, но, по всей видимости, удобную для нее позу – на четвереньках.
Медики засмеялись.
– Перевернись, родная! На спину ложись.
Во время потуг Оля поняла, что жизнь на самом деле прекрасна. Болезненные схватки остались в прошлом. Лежать ей было очень удобно. Тужиться тоже. Боли не было. И даже отсутствовало ощущение, что ее сейчас разорвет. Вот счастье-то!
Когда показалась головка, в родзале повисла странная тишина. Все уставились на малыша. Оле стало плохо – что случилось? Я уже писала об этом: у Максика случилось двойное обвитие, и акушерка, быстро сориентировавшись, освободила хрупкую шейку от пут. Еще мгновение – и мальчик выскользнул из утробы.
Слезы брызнули фонтаном из Олиных глаз. Ура! Наконец-то свершилось!
Часы показывали одиннадцать утра. Значит, после излития вод прошло всего шесть часов. И почему в книжках пугают длинными первыми родами? А Мураками, действительно, не пригодился!
Когда перерезали пуповину, Оля не забыла деловито поинтересоваться:
– А пульсация остановилась?
Вера Васильевна снисходительно улыбнулась:
– Все-то ты знаешь! Не боись – остановилась.
Настало время извлечения последа. Его Оля запомнила как самый кайфовый момент. Вера Васильевна осторожно потянула за пуповину, и Оля почувствовала, как из нее выскользнуло что-то очень мягкое, доброе, невероятно приятной температуры. Было ощущение, что многострадальное детородное место полили святой водой.
– Ой, как хорошо, – заулыбалась Ольга. – А можно еще раз?
Медперсонал захихикал.
– Ну, ей-богу, первый раз у нас рожает такая выдумщица. Мы тебе, что, его обратно запихивать будем, чтобы снова вытащить?
Тем, как прошло рождение Максима Олеговича, Оля оказалась очень довольна.
– Такое ощущение, что роды прошли на одной ноте, – сказала она мне некоторое время спустя.
В итоге, Оля получила именно такие роды, какие хотела – максимально естественные: без анестезии и эпизиотомии. Акушерка долго боролась за ее промежность, но, увы! Разрывов (как внешних, так и внутренних) избежать не удалось. Пришлось накладывать швы. За это ответственное дело взялась сменившая Веру Васильевну другая врач.
Обезболивающий укол помог Оле пережить процесс зашивания большого внутреннего разрыва. Но она умудрилась получить еще много внешних. Когда врач приступила к ним, Оля с ужасом поняла, что никакого дополнительного обезболивания она не сделала! Зашивала ВЖИВУЮ!
– Ничего-ничего. Родить смогла и это переживешь, – убеждала она испуганную Олю. – Я тебе дольше обезболивающее колоть буду. Тут делов-то!
Во время процедуры Оля плакала от боли. На этого врача я, честное слово, удивляюсь! Неужели трудно было хоть немного чем-то притупить боль? У нас же не гестаповские пытки, в конце концов! Мало того, что эта чудо-доктор не позаботилась об Олиных ощущениях, так в итоге, и зашила как-то «не так». Когда, все было закончено, и Оля успела вытереть слезы, в родзал вошла еще не ушедшая домой Вера Васильевна. Мельком взглянув на результаты труда своей коллеги, она покачала головой. У них состоялся прелюбопытный диалог:
– Ты зачем так-то сделала?
– Да, нормально. Сойдет!
– Очень сурово. Ей вообще-то еще с мужем жить. Надо перешить.
У Оли чуть не остановилось сердце. Пришлось пережить все заново!!! Да после таких экзекуций даже самые благополучные роды покажутся адскими муками. Ну, разве можно так издеваться над беззащитными родильницами? Вы можете представить себе степень черствости, бездушия и пофигизма этого врача, если она позволила себе нагородить ТАКОЕ, что «под давлением общественности» пришлось переделывать? А если бы Вера Васильевна не вернулась в родзал? Во что превратилась бы интимная жизнь Оли? И каким словом она потом вспоминала бы эту садистку в белом халате? У меня просто нет слов.
Но, видимо, правду пишут в книжках про гормоны, которые «помогают» женщине забыть про боль и страдания во время родов. У Оли, наверное, этих гормонов выделилось несметное количество. Потому что ничего плохого моя подруга не помнит, а вспоминает только смешные моменты рождения сынишки, о которых мне с удовольствием и рассказала.
А если рожать бесплатно?
За Женю, мужественно решившую родить ребенка без мужа, все решила судьба. Уйдя в декрет, Женька стала думать, куда пойти рожать. Долго размышляла, стоит ли заключать контракт или искать по знакомым врача. Но потом все же решила сэкономить, в конце концов, эти 500-700 долларов еще пригодятся в «следующей жизни» (ведь никто ей в клювике матпомощь не принесет!).
В 38 недель после планового осмотра в ЖК Женя обнаружила кровь. Что делать? Первый звонок – маме. Второй – по совету мамы в «родовую» скорую, которая привезла белую от страха Женю в 14-й роддом (ближайший роддом при 7-ой горбольнице оказался закрыт, а жаль – он один из лучших в Москве).
14-ый роддом встретил подругу неприветливо. Здание старое, условия дореволюционные, большинство медперсонала работало, наверное, еще при Сталине.
Женю подняли сразу в родблок. Осмотрели, сделали электромониторинг, ничего не обнаружили. Она хотела было уже отправиться домой, но тут врач ее огорошил:
– Дорогая моя, вам сколько лет? Тридцать? А, даже тридцать один! Тем более! И ребенок у вас первый. Так что никуда вас мы не отпустим! Будете дохаживать свой срок здесь, под нашим неусыпным контролем.
