— Продолжайте, продолжайте.
— Я увидѣлъ, что онъ ждетъ меня и хочетъ мнѣ что-то сказать. Вотъ онъ и говоритъ мнѣ: «Рогъ [8] Райдергудъ»… (меня обыкновенно такъ величаютъ, не потому, чтобъ это что-нибудь значило, а просто потому, что похоже на Роджеръ)…
— Это все равно, не стоитъ распространяться.
— Просимъ прощенія, законникъ Ляйтвудъ: это частичка правды, а такъ какъ это частичка правды, то я и говорю, и долженъ говорить объ этомъ. «Рогъ Райдергудъ», говорилъ онъ, «мы нынче ночью повздорили съ тобой на рѣкѣ». И точно, повздорили, — спросите у его дочери. «Я пригрозился», говоритъ, «что отшибу тебѣ пальцы или хвачу багромъ по головѣ. Я это сказалъ потому, что ты очень ужъ пристально глядѣлъ на хвостъ моей лодки». А я ему: «Гафферъ», говорю, «я знаю». А онъ и говоритъ: «Рогъ Райдергудъ, такого человѣка, какъ ты, и въ дюжинѣ не сыщешь». Мнѣ даже кажется, что онъ сказалъ: «въ двухъ десяткахъ», но въ этомъ не могу присягнуть, а потому берите лучше меньшее число: мы знаемъ, что значить Альфредъ-Давидъ… Да, такъ вотъ онъ и говоритъ: «Что бы тамъ ни дѣлали люди, у тебя ничего мимо глазъ не проскользнетъ. Ты что-нибудь смекнулъ?» Я говорю: «Смекнулъ, Гафферъ, и теперь, говорю, смекаю». Онъ затрясся весь и говоритъ: «Что же ты смекаешь?» Я говорю: «Смекаю, что дѣло нечисто». Тутъ онъ еще пуще затрясся. «Правду сказать — нечисто», говоритъ. «Я это сдѣлалъ изъ корысти. Не выдавай меня». Вотъ его доподлинныя слова. Самъ мнѣ сказалъ.
Наступила тишина, нарушавшаяся только паденіемъ золы съ рѣшетки камина. Пользуясь этимъ моментомъ, Райдергудъ обтеръ себѣ голову, лицо и шею своей общипанной шапкой, что, впрочемъ, нисколько не прибавило ему красоты.
— Что же дальше? — спросилъ Ляйтвудъ.
— Да чего же вамъ еще? О чемъ прикажете, законникъ Ляйтвудъ?
— О чемъ хотите, только къ дѣлу.
— Убейте меня, если я васъ понимаю, почтеннѣйшіе, — сказалъ доносчикъ льстивымъ тономъ, заискивая передъ обоими слушателями, хотя говорилъ только одинъ изъ нихъ. — Какъ?! Неужто вамъ и этого мало?
— Спросили ли вы его, какъ онъ это сдѣлалъ, гдѣ и когда?
— Помилуйте, законникъ Ляйтвудъ! У меня тогда умъ совсѣмъ помутился: гдѣ ужъ мнѣ было пускаться въ разспросы! Хоть бы мнѣ вдвое давали противъ того, что я надѣюсь теперь заработать въ потѣ лица, я и то не сталъ бы разспрашивать. Я тотчасъ же покончилъ мою дружбу съ нимъ. И знаться съ нимъ пересталъ. Онъ просилъ меня, говорилъ: «Старый товарищъ, на колѣняхъ прошу, не погуби меня!» А я только отвѣтилъ: «Никогда ты больше не заговаривай съ Роджеромъ Райдергудомъ и въ лицо ему смотрѣть не смѣй!» Понятно, я и знаться не хотѣлъ съ такимъ человѣкомъ.
Придавъ тономъ голоса широкій размахъ этимъ словамъ, дабы они поднялись какъ можно выше и разошлись какъ можно дальше, Рогъ Райдергудъ налилъ себѣ еще рюмку вина, уже безъ приглашенія, и началъ, если можно такъ выразиться, жевать его, держа пустую рюмку въ рукѣ и уставившись на свѣчи.
Мортимеръ взглянулъ на Юджина, но тотъ сидѣлъ, нахмурившись надъ своей бумагой, и не отвѣтилъ ему взглядомъ. Тогда Мортимеръ опять повернулся къ доносчику и сказалъ ему:
— И долго умъ-то у васъ такимъ манеромъ мутился, пріятель?
Доносчикъ, прожевавъ вино, проглотилъ его и отвѣтилъ однимъ словомъ:
— Долго.
— Даже и тогда, когда происходилъ такой переполохъ, когда правительство предлагало награду за поимку преступника, когда полиція выбивалась изъ силъ, разыскивая его, когда кругомъ только и говорили что объ этомъ убійствѣ? — проговорилъ нетерпѣливо Мортимеръ.
— Ухъ! — прохрипѣлъ мистеръ Райдергудъ, вскинувъ голову. — Очень ужъ у меня мутился умъ въ тѣ поры.
— Когда было столько догадокъ, когда въ народѣ ходили самые неправдоподобные слухи, когда пять-шесть человѣкъ совершенно невинныхъ могли ежеминутно попасть въ кандалы? — сказалъ Мортимеръ, почти разгорячившись.
— Ухъ! Очень у меня тогда умъ мутился! — промычалъ попрежнему мистеръ Райдергудъ.
— У него, видишь ли, не было еще тогда случая заработать столько денегъ въ потѣ лица, — вставилъ Юджинъ, рисуя на своей бумагѣ женскую головку и старательно оттушевывая ее.
— Другой почтеннѣйшій попалъ въ самую точку, законникъ Ляйтвудъ. Я всѣми силами старался въ себя придти, да не могъ. Разъ какъ-то чуть-чуть не выложилъ всего передъ миссъ Аббе Поттерсонъ, — вотъ что Шестерыхъ Веселыхъ Товарищей содержитъ. Домъ ея теперь стоитъ на томъ же мѣстѣ и никуда не сбѣжитъ. Тамъ хозяйка эта живетъ и теперь и, надо полагать, не помретъ къ тому времени, какъ вы побываете у нея. Вотъ и спросите ее. Я однако ничего ей не сказалъ… Наконецъ появилось новое объявленіе, и на немъ было напечатано ваше имя, законникъ Ляйтвудъ. Тутъ я и задалъ себѣ вопросъ: «Неужго мнѣ весь вѣкъ такъ-то маяться съ помутившимся умомъ? Неужто мнѣ никогда не отдѣлаться отъ этой тяготы? И почему мнѣ больше думать о Гафферѣ, чѣмъ о самомъ себѣ? Если у него дочь, такъ развѣ нѣтъ дочери и у меня?»
— И эхо отвѣчало [9]…- вставилъ Юджинъ.
— Есть! — отвѣтилъ мистеръ Райдергудъ твердымъ голосомъ.
— А который ей годъ, мимоходомъ сказать? — освѣдомился Юджинъ.
— Минуло двадцать два въ прошломъ октябрѣ… Потомъ спросилъ я себя насчетъ денегъ; развѣ не кладъ такая награда? Оно вѣдь и въ самомъ дѣлѣ кладъ, — пояснилъ мистеръ Райдергудъ съ трогательною откровенностью: — такъ отчего же прямо этого не сказать?
— «Слушайте, слушайте!» (со стороны Юджина, продолжающаго оттушевывать свой рисунокъ).
— Деньги — кладъ; такъ неужто грѣшно рабочему человѣку, который каждую заработанную имъ корку хлѣба смачиваетъ слезами своими, — неужто такому человѣку грѣшно найти кладъ? Скажите: что тутъ худого — пожелать найти кладь? Этотъ вопросъ я, по долгу совѣсти, много обдумывалъ. И я рѣшилъ, что тутъ нѣтъ грѣха. Противъ этого ничего нельзя возразить, а то пришлось бы осудить законника Ляйтвуда за то, что онъ самъ же далъ случай найти этотъ кладь. А смѣю ли я осуждать законника Ляйтвуда? — Нѣтъ!
— Нѣтъ! — повторилъ Юджинъ.
— Нѣтъ, почтеннѣйшій, — подтвердилъ и мистеръ Райдергудъ. — Такимъ манеромъ я и рѣшился наконецъ избавиться отъ умопомраченія, чтобы заработать въ потѣ лица свое счастье. Да что тутъ толковать! — прибавилъ онъ вдругъ, рѣзко переходя отъ смиреннаго къ дерзкому тону. — Такъ я рѣшилъ, и шабашъ. И теперь скажу вамъ разъ навсегда, законникъ Ляйтвудъ, что рука Джесса Гексама, по прозвищу Гаффера, сдѣлала это дѣло, — его рука и ничья больше. Онъ самъ мнѣ въ этомъ сознался. Я вамъ его выдаю и требую, чтобы его взяли. Теперь же, сейчасъ!
Послѣ нѣсколькихъ секундъ вторично наступившаго молчанія, прерывавшагося лишь сыпавшеюся изъ камина золой, какъ-то странно привлекавшею вниманіе доносчика, точно ему слышался тамъ звонъ денегъ, Мортимеръ наклонился къ своему другу и шепнулъ ему:
— Я полагаю, что мнѣ слѣдуетъ отправиться съ этимъ молодчикомъ къ нашему невозмутимому пріятелю въ полицейскую контору.
— Я то же полагаю, — сказалъ Юджинъ. — Ничего другого не придумаешь.
— Вѣришь ты ему?
— Вѣрю, что онъ прожженая шельма. Но все-таки онъ можетъ говорить правду и изъ личныхъ видовъ.
— Что-то непохожее на правду.
— Конечно, трудно допустить, чтобъ онъ могъ сказать правду. Да и бывшій-то его товарищъ, котораго онъ выдаетъ, повидимому, непривлекательный господинъ… Постой-ка, я спрошу его еще кой о чемъ.
Предметъ этого совѣщанія сидѣлъ межъ тѣмъ, не отрывая глазъ отъ осыпавшейся золы и стараясь подслушать, что говорилось.
— Вы упомянули раза два о дочери Гексама, — обратился къ нему Юджинъ. — Не хотѣли ли вы этимъ сказать, что она знала объ этомъ злодѣяніи?
Честный человѣкъ, немного подумавъ и, вѣроятно, сообразивъ насколько отвѣть ею можетъ коснуться плодовъ пота его лица, отвѣтилъ категорически:
— Нѣтъ, этого я не говорю.
— Такъ вы никого больше на впутываете?
— Я никого не впутывалъ, а впутываетъ самъ Гафферъ, — отвѣтилъ Райдергудъ сурово и рѣшительно. — Я ничего не знаю. Я знаю только, что самъ онъ мнѣ сказалъ: «Я это сдѣлалъ». Это его подлинныя слова.
— Необходимо это изслѣдовать. Мортимеръ, — шепнулъ Юджинъ, вставая. — Какъ мы отправимся?
— Пойдемъ пѣшкомъ, — сказалъ тоже шепотомъ Ляйтвудъ. — Дадимъ этому мошеннику срокъ одуматься.
Обмѣнявшись этимъ вопросомъ и отвѣтомъ, они стали собираться въ путь. Райдергудъ всталъ. Ляйтвудъ, гася свѣчи, взялъ рюмку, изъ которой пилъ честный человѣкъ, и, точно такъ оно и слѣдовало, преспокойно швырнулъ ее подъ рѣшетку камина, гдѣ она разбилась вдребезги.
— Ну, теперь ведите насъ, — сказалъ онъ. — Мы оба пойдемъ съ вами. Надѣюсь, вы знаете, куда идти?
— Надѣюсь, что знаю, законникъ Ляйтвудъ.
— Такъ идите впередъ.
Честный человѣкъ надвинулъ себѣ на уши обѣими руками свою общипанную шапку и, какъ-то неестественно опустивъ плечи, сошелъ съ лѣстницы и направился мимо Темпльской церкви черезъ весь Темпль въ Вайтфрайерсъ, и такъ далѣе, къ рѣкѣ.