В кладовке отыскался хороший и ни разу не использованный польский набор инструментов, из которого я реквизировал пилу по металлу и отправился вместе со всем награбленным в кабинет.
Звуки шагов поглощал мягчайший ковёр. Огромный деревянный стол со столешницей, накрытой оргстеклом, скрывал в себе невероятное количество всяких ящиков, ящичков и потайных ячеек, в которых лежала целая куча вещей — канцелярия, электродетали, инструменты, свёрнутый в несколько раз флаг СССР, кипы квитанций и исписанных черновиков.
Терминал на столе был включен: внутри моноблока размером с ламповый телевизор что-то поскрипывало и жужжало, но нужно было знать пароль, чёрт бы его побрал.
Я сел (верней, провалился) в удобное кресло, скрипнувшее дорогой кожей, и размял пальцы. Ввод команд с консоли делал попытку восстановления пароля похожей на взлом какого-нибудь банка в старом кино. Несколько минут — и передо мной главный вопрос, ответ на который означал успех или провал моей миссии.
«Введите в поле ниже девичью фамилию Вашей матери».
Пришлось вызвать дело убитого и покопаться в досье родственников: к счастью, информация из базы Конторы была загружена в полном объёме, поэтому вскоре я уже исследовал содержимое депутатского компьютера, одновременно отпиливая кусок ружейного ствола. Этот процесс был достаточно медитативным, и я поймал себя на том, что тихонько напеваю: «Возьмите моё зо-олото, возьмите моё зо-олото и улетайте обратно».
Директория с документами оказалась пуста: всякая ерунда типа поручений проголосовать за то или иное решение Партии, выступить с такой-то инициативой, фотографии фронтовых времён, где Золотарёв заснят возле железобетонной стены окопа, по уши измазанный в грязи. Ещё фото: рядом с артиллерийской батареей, танком, снова с танком — сидит на башне, вернее, оседлал ствол орудия и недвусмысленно обхватил его руками.
Весело.
Интерес вызвал разве что файл с проектом бюджета на следующий год с правками: наш депутат предложил увеличить траты на армию за счёт лёгкой промышленности и товаров народного потребления. В почтовой программе тоже было довольно-таки скучно. Личная переписка с родственниками, всякий спам вроде: «Увеличение продуктового пайка до двух раз! Легально и прямо сейчас! Гарантии!». Рабочая переписка тоже, разумеется, велась, но в большинстве случаев сводилась к оповещениям о заседаниях и их повестке дня. В исходящих — поручения секретарям и помощникам о подготовке тех или иных документов.
Пустота. В столе также не нашлось ничего полезного. Ерунда, полная ерунда. Мой стол в Конторе прямо-таки ломился от различного барахла, свидетельствовавшего о том, что я не баклуши бью, а тут из рабочих вещей — одна канцелярия, да и та в заводской упаковке… Ствол ружья с громким металлическим лязгом рухнул на пол, заставив меня чертыхнуться. Надеюсь, хотя бы в таком жилом комплексе звукоизоляция на высоте — и соседи не переполошатся.
Ещё какое-то время я сидел, отпиливая приклад, и думал, где бы поискать ещё улики. Мысль пришла ровно через минуту, когда деревяшка была перепилена напополам. В Айсберг я перешёл без особого труда, правда, снова пришлось восстановить пароль. В этот раз процесс шёл куда дольше, потому как информации о первом домашнем питомце депутата непосредственно в досье не было, и пришлось порыться в школьных сочинениях.
Прочитав одно из них, я чуть было не прослезился: оказывается, первым любимцем будущего нардепа была крыса Лариска, которая жила в подвале их барака и изредка заглядывала через дырку в полу. Лариска (а возможно, и Ларис) угощалась хлебными крошками и прочими объедками, которых у голодающих родителей оставалось не так много. И на первый взгляд все были довольны: крыс получал еду, ребёнок — опыт обращения с живыми существами, но, в конце концов, идиллия кончилась. Родители заметили, что чадо кормит огромного пасюка, после чего вся семья просидела в карантине две недели, опасаясь неведомых болезней, которые крыс мог подцепить в подвалах и старой канализации.
Имя «Лариска» подошло, и я, чувствуя нарастающий зуд в ладонях, увидел комплект сохранённых ссылок нардепа. Изучение истории поиска и журнала посещённых сайтов дали мне своеобразный слепок личности. Во-первых, депутат был лучшим другом пионеров. В том смысле, что обожал фильмы с ними. Во-вторых, любил стимулировать своё сознание различными веществами, применение которых было одобрено только для армии. В-третьих, являлся частью цепочки по несправедливому распределению материальных благ — одним из верхних звеньев, а в-четвёртых… Я вытер вспотевшие ладони о штаны. На них со времени покупки осталась кошачья шерсть, которую я так и не сумел отчистить.
…А в-четвёртых, Золотарёв увяз в махинациях с заводом имени Лебедева по самые уши.
Я читал его переписку с директором и не верил своим глазам. Почти полчаса беспрерывного восторга. Загорск-9 был связан с «Лебедями» самым что ни на есть рабочим образом: поставлял имплантаты для «пробирочной» армии Союза. Но мало кто знал, что существовал ещё и Загорск-12, расположенный близ Коврова. Там находился крупнейший НИИ Робототехники, новая разработка которого могла поставить крест на использовании клонов. Это, разумеется, директору «Лебедей» не нравилось, поскольку сулило урезание оборонного заказа процентов эдак на девяносто пять, а вместе с тем означало потерю денег и, что было куда более важно в стране советов, — статуса и влияния. Выпускать протезы и запчасти для милиции и КГБ было, конечно, почётно, но явно не так престижно, выступать в роли единственного поставщика «железа» для всех силовых структур и армии.
Главный конструктор тоже была в доле: теперь понятно, почему она странно вела себя при встрече.
Вот так рука и мыла руку: заводчане помогали депутату, а депутат, в свою очередь, подключал (цитирую) «старых друзей с большими звёздами», которые за определённый гешефт организовали провал испытаний продукции НИИ Робототехники, а вскоре, по словам депутата, готовился «большой концерт», в ходе которого эти «выскочки» будут обставлены раз и навсегда…
По моим прикидкам, в деле участвовало до десяти крупных чинов из генерального штаба. Но причём тут Унгерн?.. А Унгерн был у этих зубров мальчиком на побегушках.
Прочитав всё, что только можно, включая черновики и удалённые письма, я крепко задумался. Что-то стало понятно, а что-то наоборот, ушло в туман. Казалось бы, коррупционный скандал — простой, как две копейки. Переслать эту переписку в Контору и забыть, но во всей этой истории оставался один большой и важный вопрос. Разум. Я до сих пор не мог понять очень многих вещей. Во-первых, кто это (то, что это Унгерн, было всего лишь предположением)? Во-вторых, зачем убивать депутатов и сдавать практически всех своих людей в КГБ, чтобы выиграть время? И в-третьих, зачем нужно было освобождать меня и велеть обстреливать Контору?
Я потёр виски, прошёл на кухню и заварил себе питья: в одной кружке — универсальный порошок от простуды и гриппа, во второй — крепкий и сладкий кофе. Вернувшись на рабочее место, я зарядил обрез, так и не отпилив до конца приклад, выпил лекарство и заполировал его невероятно вкусным молотым кофе под бутербродик с икрой, жаль, правда, что батон зачерствел.
От крепкого и потрясающе ароматного напитка в голове прояснилось, но разобраться в ситуации это не помогло.
Единственное, что мне стало понятно: готовился какой-то «Большой концерт», от которого не следовало ждать ничего хорошего.
20
Я уже собирался уходить, когда с ужасом услышал, как на кухне донеслись чьи-то голоса. Если учесть, что универсальные пароли знали только сотрудники Конторы, было понятно, чьи именно. Я мысленно взвыл от отчаяния: «Только этого не хватало!»
Накинув на плечо рюкзак и подобрав так и не допиленный обрез, я выключил экран, скользнул к двери и прислушался. Два голоса.
— Откуда начнём?
— Давай из спальни, там ткань, загорится — только в путь.
Что-то булькало, неуместно громко брякнул металл.
— Тише! — зашипел первый голос.
— Прости, табуретка.
Приглушённые ковром звуки шагов. Запахло отвратительным табачным дымом. Сотрудники прошли мимо меня, переговариваясь:
— А если он тут уже побывал?
— Не мог, — уверенно ответил второй голос. — Просто не додумался бы. Я бы лично такую связь не провёл.
— Так может, ты просто тупой?
— Повтори ещё раз, и я тебя тут запру.
Нужно было действовать. Воспользоваться заминкой и сбежать, пока они будут заливать тут всё бензином. Бульканье и шаги сместились вправо.
«Всего лишь немного подождать, пока они уйдут на кухню», — успокаивал я сам себя. — «Дверь из кабинета просматривается. Только бы они пошли туда сначала!»
В ином случае я мог бы спрятаться либо под столом, либо за занавесками — одинаково опереточные варианты, особенно принимая во внимание, что моя температурящая тушка в тепловизоре сейчас светилась, как новогодняя ёлка.
