не видите, ваше благородіе, какіе звѣри по рѣкѣ разгуливаютъ? отвѣтилъ атаманъ.
— А бываютъ несчастные случаи? спросилъ князь.
— Какъ не бываютъ!
— Ну, и что-жь, можетъ случиться?
— Мало ли что, — всяко случается! Этакъ тебя толкнетъ — ну, и паромъ пополамъ. Все бываетъ, ваше благородіе!
— Я не переправлюсь, рѣшительно объявилъ князь.
— Въ такомъ случаѣ, здорово оставаться, князь!
— Неужели вы рѣшаетесь подвергнуться такой опасности?
— Какъ видите.
— Неужели вы не боитесь?
— Нимало.
— Почему же?
— Потому что опасность является большею частью тамъ, гдѣ наименьше ее ожидаешь. Тутъ мы ее ожидаемъ, слѣдовательно она не явится.
— Съ вашей теоріей я не согласенъ.
— На войнѣ вы бывали, князь?
— Это другое дѣло, тамъ необходимость заставляетъ: не показать же себя трусомъ!
— Ружья и пистолеты иногда взрываются, а между тѣмъ вы стрѣляете же безъ боязни?
— Къ этому я привыкъ.
— Такъ вы струсили, князь? спросилъ я моего спутника не безъ ироніи.
Онъ прошелся по песчаному берегу раза два, и остановился возлѣ меня.
— Переправляюсь съ вами, объявилъ онъ мнѣ, стараясь улыбнуться, но ему это удалось только въ половину.
— Очень радъ.
— Но знаете, почему я измѣнилъ свое намѣреніе?
— Нѣтъ, не знаю.
— Я вспомнилъ, что я вашъ должникъ.
— Пустяки, я въ Е. остаюсь нѣсколько дней. Успѣете еще поквитаться.
— У меня гроша денегъ нѣтъ; какъ тутъ оставаться?
— Я вамъ оставлю денегъ. Сколько вамъ нужно?
Князь опять прошелся нѣсколько разъ по берегу, и опятъ остановился возлѣ меня.
— Переправляюсь съ вами! рѣшилъ онъ.
Паромъ нашъ двинулся на лоцманскимъ баграхъ. Сначала все шло хорошо, но въ серединѣ рѣки, гдѣ теченіе было самое бѣшеное, начали налетать на насъ громадныя льдины, угощавшія нашъ ковчегъ такими неистовыми толчками, что паромъ дрожалъ, скрипѣлъ и стоналъ самымъ роковымъ образомъ. Лоцманы суетились и крестились. Наконецъ, насъ затерло льдинами. Паромъ, увлекаемый силою теченія и окруженный цѣлыми горами льда, устремился внизъ по теченію съ ужасной быстротою. Въ довершеніе бѣды, въ догонку за нами налетала новая ледяная гора, которая должна была неминуемо настичь насъ и обрушиться на нашъ паромъ всей своей тяжестью. Лоцмана опустили руки, и съ явнымъ ужасомъ на лицѣ ожидали крушенія. Я самъ въ этомъ не сомнѣвался. Я быстро сбросилъ съ себя тяжелую шубу и мѣховые сапоги и ухватился за канатъ, имѣя въ виду не пойти сразу во дну, и держаться на поверхности до послѣдней возможности.
— Князь, послѣдуйте моему примѣру! крикнулъ я, несмотря въ ту сторону, гдѣ находился князь.
Отвѣта не послѣдовало. Я оглянулся. Мой храбрый князь, съ лицомъ, искаженнымъ ужасомъ, блѣдный какъ мертвецъ, ломалъ себѣ руки отъ отчаянія, а крупныя слезы катились по лицу.
— Князь, крикнулъ я еще громче — сбросьте шубу, идите ко мнѣ, и сильно держитесь за канатъ. Ручаюсь вамъ, что во всякомъ случаѣ, ко дну не пойдемъ. Если паромъ разобьетъ, то будемъ плавать на одной изъ его частей, пока подадутъ намъ помощь съ другого берега. Идите же, не пугайтесь и не теряйте времени.
Но князь меня не слышалъ. Обезумѣвшій отъ страха, онѣ скачала молчалъ, но какъ только гора льда, гнавшаяся за нами, была отъ насъ на нѣсколько шаговъ и заслонила собою одну сторону горизонта и виднѣвшагося города, онъ окончательно помѣшался.
— Назадъ! назадъ! караулъ! спасайте! закричалъ онъ какимъ-то дикимъ, нечеловѣческимъ голосомъ.
Вся тревога оказалась напрасною. Гора обрушилась, паромъ нашъ дрогнулъ, нагнулся на бокъ, зачерпнулъ воды, но уцѣлѣлъ. Толчокъ былъ сильный. Всѣ находившіеся на паромѣ устояли, однакожъ, на ногахъ; упалъ одинъ только князь. Главная опасность миновалась. Лоцмана ободрились, принялись энергично за дѣло, и чрезъ четверть часа мы достигли другого берега. Князя, лежавшаго безъ сознанія, мы общими силами привели въ чувство. Пріѣхавъ въ гостиницу, я напоилъ трусливаго спутника моего чаемъ, и когда онъ пришелъ совсѣмъ въ нормальное состояніе, я послалъ за дрожками, чтобы отправить его къ роднымъ, ожидавшимъ его въ городѣ.
— Большое спасибо вамъ, любезный спутникъ, за дружескую заботу вашу обо мнѣ. Я никогда вамъ этого не забуду.
— Вы, какъ видно, очень боитесь воды, князь?
— Да, отъ непривычки.
— Всякая трусость вытекаетъ отъ непривычки, князь.
Отъ слова «трусость», произнесеннаго мною съ особеннымъ удареніемъ, его покоробило. Онъ покраснѣлъ.
— Я удивлялся вашей твердости, сказалъ онъ мнѣ.
— Моя твердость есть слѣдствіе той теоріи, съ которой вы не соглашались, князь: ожидаемая опасность менѣе опасна, чѣмъ внезапная. По крайней мѣрѣ, приготовляешься къ отраженію ея.
— А все-таки рискуешь жженью.
— Жизнь такая штука, надъ которой дрожать не стоитъ. Во всякомъ случаѣ, или она уже потеряна, или ее скоро потеряешь.
Князь съ недоумѣніемъ посмотрѣлъ на меня. Нумерной доложилъ, что извощикъ ждетъ. Князь собралъ свои вещи и уѣхалъ, обѣщаясь заѣхать ко мнѣ на другое утро для окончанія разсчетовъ.
Я собрался уже лечь и запереть дверь, какъ ко мнѣ въ нумеръ торопливо и сильно постучались. Я отворилъ. Вбѣжалъ князь, сконфуженный и блѣдный.
— Что съ вами, князь?
— Ну, фатальна же моя поѣздка!
— Что такое?
— Представьте вы себѣ, отецъ и мать ожидали меня здѣсь до вчерашняго дня. Видя, что я не пріѣзжаю и не телеграфирую, когда пріѣду, они возвратились въ имѣніе.
— Ну, что за бѣда, поѣзжайте туда одни.
— Да вѣдь я съ вами не разсчитался, и доѣхать-то до имѣнія, какъ вамъ извѣстно, нечѣмъ.
— Какъ вы, однакожъ, озабочены такой мелочью!
— Что за мелочь? Безъ денегъ просто погибать приходится.
— Сколько мнѣ причтется, вы мнѣ пришлете по адресу, а для дороги берите сколько нужно.
Я подалъ ему свой бумажникъ…
— Мнѣ, право, совѣстно.
— Пожалуйста, не стѣсняйтесь такими пустяками.
Онъ взялъ.
— Позволите мнѣ вашъ адресъ.
Я написалъ ему карандашомъ на клочкѣ бумаги свое имя, отчество, фамилію и городъ, гдѣ я постоянно живу. Онъ долго вертѣлъ въ рукѣ бумажку, желая, но не рѣшаясь, меня о чемъ-то спросить. Наконецъ, онъ обратился ко мнѣ.
— Я всегда сохраню о васъ самое пріятное воспоминаніе, но я имѣю до васъ еще просьбу, которую, надѣюсь, вы не найдете нескромною.
— Какую просьбу, князь?
— Въ адресѣ вашецъ не обозначенъ чинъ; званіе, или титулъ если хотите. Мнѣ хотѣлось бы имѣть вашъ цѣльный адресъ безъ недомолвокъ.
— Съ особеннымъ удовольствіемъ, князь. Мой чинъ — стотысячный.
— Вы шутите…
— Позвольте, князь, не перебивайте меня. Мой чинъ — стотысячный… мое званіе — купецъ или шахеръ-махеръ… Мой титулъ — жидъ!
Князь покраснѣлъ до ушей.
— Я, право, не нахожу выраженій, какъ извиниться предъ вами за мою глупѣйшую болтовню. Даю вамъ честное слово, что отнынѣ я измѣняю свое мнѣніе.,
— О жидахъ, князь?
— О евреяхъ.
Онъ обнялъ меня, пожалъ мою руку и ушелъ. Чрезъ нѣкоторое время я получилъ отъ него самое
