14 октября. Эрнст спит «в три порции»: по часу или по два, так как ему часто нужно вставать для работы на радиостанции…
15 ноября. Эрнст после обеда лёг отдыхать. У него есть замечательная особенность: спать в любое время и в любом положении. Теодорыч никогда не страдает бессонницей и в состоянии, как мне кажется, проспать 20 часов без перерыва. Но у нас это невозможно: четыре раза в сутки – через каждые шесть часов – ему надо работать по радио с островом Рудольфа, и Теодорычу приходится отсыпаться только урывками.
Хорошо отдохнув, Эрнст становится весел: острит, рассказывает забавные истории, почёрпнутые в неоднократных путешествиях по Арктике. Он, между прочим, переделал слова популярной песни, и мы теперь поём её так: «Дрейфовать в далёком море посылает нас страна». На лаборатории Ширшова, напоминающей продуктовый ларёк, появилась надпись: «Пива нет». Сделал её Женя, но, вероятно, по совету Эрнста…
27 ноября. Теодорыч поставил всех на ноги весёлым криком:
– Браточки, вставайте, чай готов! Быстрее, орлы!
Всю ночь на своей вахте он чутко бережёт наш сон. Коченеющими пальцами Теодорыч делает карандашные записи в журнале, после того, как он на ветру сменил самописец в метеорологической будке. Приятно в палатке! А вокруг бушует пурга.
1 декабря. Эрнст долго не мог заснуть, жаловался на боль в сердце. По совету Ширшова он принял какие-то капли, но они ему не помогли. Эрнст так и не заснул, а беспокойно ворочался с боку на бок. Не знаю, чем ему можно помочь.
20 декабря. На жестяной коробке из-под продовольствия уложен мягким свёртком запасной спальный мешок. Строго вытянувшись, помещается на нём длинная фигура Кренкеля. Перед его неподвижным и бесстрастным лицом развёрнуты страницы журнала. Нажимая ключ, он буква за буквой перегоняет очередную тысячу слов на Рудольф. Монотонно гудит моторчик. Видно, как буквы выскакивают в мировой эфир, – в антенном проводе мигает лампочка. Неожиданно раздаётся лёгкий треск и пахнет гарью. Величавое спокойствие Эрнста мигом нарушено, он рычит. Левой рукой резко выключает передатчик.
– Минуточку, Теодорыч, – Иван Дмитриевич быстро вытаскивает из-под себя длинный грязный шерстяной чулок и, протянув руку через Петину голову, обматывает им провод. Авария исправлена, и вновь жужжит моторчик.
22 января 1938 г. Во время ночного дежурства Эрнст очищал тамбур от снега. Каждый раз ему приходилось пробивать в снегу нору, чтобы выйти из палатки. Свежий человек, увидев его, подумал бы, что это медведь, вылезающий из берлоги.
7 февраля. Опять свирепствует пурга… Я думаю, что радиостанцию надо погрузить на нарты, пусть Кренкель работает у нарт, а то во время сильного сжатия ему не успеть собрать и уложить радиостанцию, и она может утонуть. Радиостанцию мы берегли больше, чем самих себя…
Согнувшись в три погибели, сквозь маленькую дверцу ползёт длинный Эрнст. Долгополая его малица подвязана куском верёвки. Войдя в палатку, он прежде всего приближает к примусу руки, чтобы согреть озябшие пальцы. Бедняга Эрнст больше всего страдает от мороза: ему приходится работать на ключе голой рукой…
19 февраля. Последние сутки на станции «Северный полюс»… Лагерь прекращает своё существование. Эрнст сидит в своём снежном домике и передаёт наш рапорт правительству об окончании работы станции…
Эрнст вышел из снежного домика своей радиостанции. Только, что он передал: «Всем, всем, всем…» о том, что радиостанция «UPOL» закончила свою работу в Центральной полярном бассейне…». (Папанин, 1938, Фёдоров, 1979).
Рабочая нагрузка Кренкеля на дрейфующей станции была чрезвычайно велика. Б.А.Кремер, воспитанник Кренкеля, писал:
«Четыре раза в сутки передавал он по радио через полярную станцию Остров Рудольфа очередные сводки погоды, регулярно через ту же станцию посылал в Арктический институт обширные донесения, содержащие предварительные отчёты о всех научных наблюдениях и исследованиях Фёдорова и Ширшова, корреспонденцию в центральные и местные газеты – советские люди проявляли огромный интерес к жизни и работе полярников на первой дрейфующей станции. Много радиограмм шло с Большой Земли в адрес самой дрейфующей станции, и на них надо было отвечать.
Помимо этой текущей работы, Кренкель занимался наблюдениями за прохождением коротких радиоволн в арктических условиях и ещё успевал поддерживать радиосвязь с любителями – коротковолновиками Советского Союза, Европы, Америки, Новой Зеландии, причём делалось это во время ночных дежурств Кренкеля – а он дежурил каждую ночь, до шести утра. И, наконец, вместе с Папаниным и Фёдоровым помогал Ширшову в очень трудоёмких глубоководных гидрологических наблюдениях, выполнявшихся тогда с помощью ручной лебёдки». («Наш Кренкель», 1975).
В конце января 1938 года над станцией, находившейся в южной части Гренландского моря, разразился страшный шторм. Льдина начала разрушаться и вскоре распалась на несколько кусков, разделённых трещинами и разводьями. Одна из трещин прошла под жилой палаткой, пришлось переселиться в снежный домик. Радиостанцию закрепили на нартах, чтобы в любой момент её можно было перетащить на другое место. Работать телеграфным ключом на открытом воздухе, в мороз и ветер, было мучительно тяжело. Но именно теперь бесперебойная работа радиостанции приобрела жизненно важное значение. И Кренкель, как всегда, оставался на посту.
…По возвращении папанинцев в Москву Эрнста Теодоровича назначили начальником Управления полярных станций Главсевморпути. И это не было просто данью уважения. Более подходящей кандидатуры трудно себе представить. В 35 лет Кренкель имел за плечами четыре зимовки на стационарных и одну – на дрейфующей станциях, участие в двух знаковых воздушных и трёх морских экспедициях. Его однозначно называли полярным радистом номер 1.
Вспоминает В.С. Сидоров, вице-президент Ассоциации полярников, Герой Социалистического Труда:
«Когда вся страна ликовала по случаю благополучного возвращения героев-папанинцев на Большую Землю, нам, троим ребятам из города Меленки Владимирской области, удалось пробраться в Москву и встретиться с Эрнстом Теодоровичем.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
