“В Малакке есть одна улица – улица Гармонии. Там стоят и мечеть, и индуистский храм, и китайская пагода”, – рассказывал мне Мартин, приводя пример разнообразия и веротерпимости малаккской традиции. Мы сидели в кафе на Хиринг-стрит и завтракали омлетом с ченкалуком и утренней зеленью, обжаренной на сковороде вок. Хиринг-стрит тянется между рядами двухэтажных деревянных домов-магазинов с портиками-колоннадами. От бывшего Голландского городка, который сохранили в неприкосновенности, даже с ветряной мельницей, своего рода памятником исторического наследия, увековечивающим те два столетия, когда эта часть Малайи подчинялась Амстердаму, Хиринг-стрит находится по другую сторону реки Малакки. Параллельно улице тянется Джонкер-Уок, которая по вечерам превращается в пешеходный проспект и служит типичным, предположительно аутентичным центром старого города, где расположилось множество кафе, ресторанов и сувенирных лавок.
Но, завершая свой обзор, Мартин отнюдь не выражает оптимизма. Он сомневается, что кристанги просуществуют еще несколько поколений, не говоря уж о столетиях. “Нам не очень-то счастливо живется, – сказал он во время нашей первой встречи. – Есть много сил, которые стремятся задавить нас”. Главная беда в том, считает он, что в Малайзии недостаточно людей, которые придавали бы значение выживанию малочисленной евразийской общины, и, по его мнению, такая недооценка является недальновидной, поскольку лишает Малакку одной из своих самых характерных и ярких черт.
Много лет назад мелиорационные проекты, финансировавшиеся местным правительством, отрезали кристангов от моря, и это нанесло серьезный ущерб их идентичности. Мартин показал мне дом своих предков, где он сейчас изготавливает “Домашние блюда от Мартина”, но где сам больше не живет. Раньше этот дом стоял прямо у воды. Там, где когда-то рыбаки привязывали свои лодки перед Португальским поселением, сейчас проходит дорога, а по другую сторону от нее тянется вереница безликих современных построек. Море, которое было раньше прямо здесь, так что шум прибоя убаюкивал по ночам прибрежных жителей, отступило от суши почти на километр.
Португальцы мало-помалу отселились в другие места, многие переехали в прибрежный поселок несколько южнее. Они рассеялись, а такой маленькой общине трудно сохранять единство, если у нее нет своего компактного места обитания.
“Отнять у нас море значит уничтожить нашу культуру, – говорил Мартин. – В прошлом почти все кристанги рыбачили. А теперь большинство занимаются чем-то другим, и все изменилось, атмосфера уже не та”. Если бы удалось возродить прежнюю атмосферу, считает Мартин, то Малакка вернула бы себе изрядную часть утраченного характера. Это оживило бы туризм, потому что путешественников непременно притягивал бы прибрежный поселок с его деловитой общиной, где рыбаки чинили бы сети и обменивали свежевыловленных креветок на мангровые трости, которые привозят сюда на лодках с Суматры, что по другую сторону пролива. Это понравилось бы туристам из Китая, Сингапура и Австралии, которые бродят сейчас по Джонкер-Уоку и старому Голландскому городку. Но пока что на береговой линии Малакки смотреть не на что.
“В 1998 году правительство провело мелиорацию на куске прибрежной земли возле нового Португальского поселения, чтобы построить там гостиницу, – сказал Мартин. – Власти уверяли, что эта гостиница станет расширением поселка кристангов, однако, когда строительство завершилось, правительство просто забрало гостиницу себе”.
Мы посетили ее, гостиницу “Лиссабон”. Она оказалась неким подобием Альгамбры, выросшим у Малаккского пролива, – бежевые оштукатуренные корпуса с красными черепичными крышами вокруг огромного внутреннего двора. Но, по словам Мартина, кристангов среди персонала там раз-два и обчелся – секретарь да охранник. Гостиницу используют в основном правительственные чиновники, собирающиеся на деловые переговоры, поэтому в соответствии с мусульманскими порядками там запрещено употреблять алкоголь. А что же может быть португальского в заведении, где нельзя выпить?
“Название “Лиссабон” с ней просто несовместимо”, – сказал Мартин. Эта гостиница только заслоняет кристангам вид на море. “Вам нужно побережье, чтобы строить отели? Сначала сделайте так, чтобы людям захотелось сюда приезжать, – продолжил он. – Будь это в моей власти, я бы перенес все поселение обратно к самому морю”.
Даже если это произойдет (что маловероятно), есть и иные обстоятельства, которые, похоже, помешают кристангам долго оставаться цельной общиной, – об этом Мартин говорил с печалью и смирением. Его нельзя назвать оптимистом, хотя он, насколько это в его силах, помогает своей культуре не угаснуть. Вместе с другом они записали на компакт-диск кристангскую музыку; он встречается с единомышленниками, и они говорят на кристанге и убеждают других людей говорить на этом языке с детьми. Но главное обстоятельство, которое угрожает кристангам вымиранием, – это просто подавляющее численное превосходство и культурное влияние окружающего их малайского населения, а также отсутствие сколько-нибудь явного желания со стороны правительства, где преобладают мусульмане, поддержать португальскую общину, не дать ей исчезнуть.
Самая большая проблема – это, пожалуй, браки между представителями разных религиозных групп. По малайзийским законам, если кто-либо вступает в брак с мусульманином или мусульманкой, то он или она обязаны принять ислам, иначе брак не будет признан действительным. И многие молодые кристанги, уезжающие из родных мест на учебу или работу (по словам Мартина, около половины из них), женятся на девушках из других этнических групп. А несколько лет назад, когда детей кристангов в государственном детском саду попросили что-нибудь нарисовать, многие изобразили полумесяц – мусульманский символ.
“В прошлом в Малакке всегда заключалось много смешанных браков, – сказал Мартин, – но тогда люди особенно не задумывались о том, кто какой веры или национальности. Теперь все сложнее. Здесь замешана политика. Политические партии соревнуются между собой, кто больше привержен исламу”. Это привело к ужесточению законов против тех, кто вступает в брак с немусульманами.
Так что вполне может оказаться, что мы являемся свидетелями последней фазы долгой культурной истории, начало которой положил пять веков назад Афонсу де Албукерки, и это очень печалит Мартина. Он повторял снова и снова: если ничего не предпринимать, то община рассеется, что приведет к ее исчезновению. Малаккские церкви в иберийском стиле опустеют, быть может, их превратят в музеи для туристов, повесят на них мемориальные таблички, увековечивающие построивших их членов евразийской общины. А может быть, появится какой-нибудь энергичный вожак и защитит кристангов от медленного исчезновения. Кто знает? Но шансы невелики хотя бы потому, что численность общины уже слишком мала.
Глава 8
Восточный парадокс
Министр образования Раджастана, одного из крупнейших штатов Индии, назвал эту идею “постыдной”. Она будет “развращать умы молодежи”, пояснил он. Другой государственный чиновник, уже из штата Мадхья-Прадеш, заявил, что, выдвигая такое предложение, центральное правительство Индии “принизило индийскую культуру и ее ценности”.
Столь резко негативные и консервативные комментарии явились реакцией на начатую в 2007 году во всех государственных школах Индии программу, нацеленную на то, чтобы преподать 15–17-летним индийским подросткам уроки “юношеского воспитания” – иными словами, дать знания о половом размножении человека. В стране, где проживает самое большое количество людей, зараженных вирусом СПИДа, – около 5,7 миллионов человек – такая программа, казалось бы, должна была не просто предоставить молодым людям немного информации о поведении при любовных отношениях, но и, быть может, спасти кому-нибудь из них жизнь. Однако к маю 2007 года местные власти шести из двадцати восьми штатов Индии запретили уроки сексуального просвещения ради сохранения того, что было многократно названо “индийской моралью”.
“Может быть, западным странам и нужно сексуальное образование, – заявил репортерам на новостной конференции Х. Д. Кумарасвами, премьер-министр штата Карнатака, – но только не в Индии, где имеется богатая культура. Если его ввести, оно может оказать неблагоприятное воздействие на юные умы”.
Это поразительно похоже на реакцию некоторых американцев-консерваторов на подобные инициативы в Соединенных Штатах, где предложения ввести уроки сексуальной грамоты и распространение презервативов среди старшеклассников были встречены воплями протеста против кощунственного покушения на так называемые американские ценности. В США примерно половина населения поддерживает сексуальную культуру, которая делает упор на понятия греха, вины и целомудрия (притом что вторая половина остается в лагере коммерческо-рекламной культуры, во многом основанной на сексуальной провокации и пропаганде желания), так что можно не удивляться существованию стойких представлений о том, что сексуальное образование в общественных школах противоречит американской морали и вообще морали как таковой.
