Арланд не был потомком Маггорта, да и быть не мог, так как в нашей семье уже был маг – мой отец. Это значит, что Арланд не может видеть и чувствовать высшие материи. Оставалось только одно – бедный ребенок тронулся умом после смерти родителей. Я пытался ему все объяснить, пытался вернуть в нормальное состояние, без всяких летающих розовых котов и говорящих синих птиц… Но это было невозможно. Арланд уже слишком давно жил не с нами, а с ними, – Лорен замолчал, он снова взял чашку, она затряслась в его руках, а чай чуть не вылился. Чем дальше шел рассказ, тем хуже становилось графу. – Я поступил так, как должен был поступить… – почти прошептал он. – Как поступил бы любой любящий опекун. Я увез мальчика в лечебницу, где ему должны были помочь. Но семье я ничего не сказал про это: даже Меви не знает о том, где Арланд провел свое детство. Я соврал, что мальчик у родственников моей невесты, которая его очень любит. Сказал, что, поскольку я собирался стать Арланду отцом, моя жена должна была заменить ему мать, и я якобы счел, что пусть он к ней привыкает. Никакой невесты на самом деле не существовало. Это вранье… позже из-за него было очень много проблем.
– Арланд был в сумасшедшем доме? – уточнил я.
– Да. Он провел там все детство, целых семь лет. Я приезжал к нему на неделю каждый месяц, тайно таскал сладости и игрушки, книги, учил его читать по возможности… Я один, наверное, не заметил, как сильно мальчик изменился. Его светлые волосы потемнели, а глаза, наоборот, посветлели. Странно, но что поделать? Это заметили в семье, когда я привез его, почти здорового, обратно. Они даже не поверили, что это Арланд!
– Ааах!… – зеваю. – Чудесно, это все так трогательно… Но как это относится к нашей проблеме!?
– Рыжик, – напомнил Лорен. – Арланд все время, даже после лечебницы, говорил мне о большой серой собаке, чья шерсть пахнет цветами. Эта самая собака понюхала его родителей, после чего те умерли. Не знаю, почему Арланд звал ее Рыжиком и почему дружил с убийцей своих родных. Я не придавал этому особого значения, как и другим его «друзьям», хотя каждый раз внимательно выслушивал бредни больного мальчика и многое помню из того, что он говорил… – Лорен остановился на полуслове и вновь отпил из чашки, потом продолжил, говоря уже о другом. – Я виню себя за то, что отлучил ребенка от семьи, и всю жизнь был уверен, что иного выхода спасти его рассудок не было! А теперь профессиональный охотник за нечистью приходит и говорит мне что-то про большую собаку из подвалов! Вдруг Арланд правда видел их? Вдруг я совершил большую ошибку и сделал мальчика несчастным?… Ведь такое не может пройти даром.
– Я псину не видел и не знаю, как она выглядит и какого она цвета, – напомнил я. – То, что это собака, я понял по лаю. Лаять могут и другие чудовища. А что до Арланда… плохо, что он уехал. Он бы здорово помог в этом деле.
– Больше я ничего о той собаке не знаю, – продолжил Лорен. – И все же, если ты вдруг выяснишь что-то, расскажи мне. Вдруг тварь откликается на имя «Рыжик»?… Я должен знать.
– Ха-ха-ха! При встрече обязательно проверю. Если она не сожрет меня прежде, чем я скажу «дай лапу»!
– Нет ничего смешного. Тут все очень серьезно, – нахмурился Лорен. – Если вдруг окажется, что Арланд не шизофреник, то вопрос наследства разрешится сам собой! Тогда мальчик станет главным графом и оставит свою глупую идею инквизиторства, а меня не вышвырнут из родного дома на улицу.
– Почему же Вереника должна тебя вышвырнуть? Что у вас с ней?
– В нашем роду, как ты понял, земли никогда не делятся между детьми, и живем мы все в одном доме, никто не остается нищим. Но главным графом, распоряжающимся землями и доходами, всегда становится старший сын или его ребенок. Веренике путь к наследству был отрезан с самого рождения, а из-за сложившейся сейчас ситуации у нее появился шанс. Я всегда мешал ей на пути к праву наследия, потому сестрица меня с детства не любит. У нее эта жилка жажды власти перекрывает все остальное.
Леопольд, сидящий все это время у меня в кармане в виде крысы, заерзал и вылез.
– О, Леопольд! – воскликнул Лорен, увидев серого крысенка.
Грызун перебрался с моей руки на стол, а потом полез к графу.
– Леопольд? – переспросил я.
– Я его так назвал, – кивнул Лорен. – На редкость смышленый звереныш, ты не заметил? В его глазах больше ума, чем у некоторых моих знакомых… А ты, видимо, ему понравился. Он не очень-то любит людей, стоит кому-то появиться, тут же убегает. Как ты с ним подружился?
– Он… Он вообще подружился с Бэйр, а когда она уехала, и подкармливать его стало некому, начал приставать ко мне.
– С Бэйр? Ну да, очень хорошая девочка, – кивнул Лорен, почесывая крысенка за ушами. – Она всем в нашей семье нравится…
– Она уехала, – напоминаю.
– Разве? – удивленно спросил Лорен. – А я думал, уже вернулась.
– Она сказала, что вернется? – я насторожился. Этот знакомый тон… граф знает что-то об ее отъезде!
Я пытался расспросить его, но все внимание Лорена полностью занял Леопольд.
– Ладно, не буду вам больше мешать. Я узнал все, что мне было нужно.
Я вышел из комнаты и вернулся к себе.
Надо было обдумать услышанное, и желательно сделать это лежа в тепле. Камин топлю только, стоит выйти в коридор, от холода тут же начинается насморк.
Подкинув в огонь немного дров и укутавшись в плед, я устроился в кресле и принялся размышлять, глядя в огонь.
Это дурацкое дело похоже на мозаику, и все части вот-вот сложатся в одну понятную, но безумную картину. Нужно только немного разобраться с некоторыми вопросами.
Итак, семнадцать лет назад собака впервые вышла из подвалов и напала на родителей Арланда. Убив их, она искалечила ребенка, повредив ему глаза и психику. Мальчик рос замкнутым, вечно пропадал в старой мрачной башне и создавал впечатление больного на голову. Но сейчас он выглядит вполне нормальным, при этом, говорит сам с собой, когда никто не видит… Он до сих пор общается со своими «друзьями», скрывая это ото всех – если верить Леопольду. Нет, Арланд не шизофреник, он действительно видит духов, а, значит, знает про собаку. А собака – та самая проблема, которая, по словам графини Меви, страшнее и
