– Ого, энергосберегающие лампады, однако. Молодец, бабуля. И потрясная живопись в натуральную величину. И все-таки мрачновато, по-моему.
Машка поежилась при взгляде на сине-зеленые стены.
Жуткое впечатление. Темный паркет. Почти черные стены и уродливые картины. Не хватало еще только хрустального шара. Как можно жить в такой обстановке?
Марья вцепилась в Илью.
Он осмотрел кухню, ванную и гостиную. Осторожно заглянул в следующую комнату и присвистнул.
– Маня, иди сюда, не бойся.
«Я и не боюсь, только мне как-то не по себе. Дышать нечем. Голова кружится, в висках стучит. Неужели вся эта история, наконец, закончится?»
Она вошла в спальню вслед за Ильей.
На двуспальной кровати, лицом в подушку, лежал полностью одетый человек. Илья включил свет, но человек не пошевелился. Марья зажала рот обеими руками.
Она узнала Григория.
– Ну, это и есть знаменитый Вольский? – недоуменно спросил Илья.
– Да, он, Гришка. Он живой?
Илья подошел к кровати и присел на краешек коричневого покрывала. Он прикоснулся двумя пальцами к шее Вольского и довольно кивнул.
– Живой, только сон у него неестественно крепкий, небось, Илларионушка постарался. Сейчас будем будить.
– А это не опасно? – всполошилась Марья.
– Не боись, Маруся, мы аккуратно, – бодро ответил Илья. – Ты иди в ванную, набери в стакан воды из-под крана, найди платок и бегом сюда.
Илья осторожно потряс Григория сначала за одно плечо, потом за другое. Вольский не реагировал. Илья аккуратно перевернул его на спину и вздохнул.
У Вольского было бледно-зеленое помятое лицо и синие круги под глазами. Веки казались склеенными. Обросший, небритый и замученный.
Зазвонил мобильный.
– Да-да, Толь, нашли. Жив вроде, но он под действием какой-то хреновины, разбудить не можем, но разбудим обязательно. Ты врежь там Илларионушке от души. А, уже? Молодец. Я приду, добавлю. Скотина редкая этот Игнатьев. Все. Отбой.
– Маш, я заждался, – кричал Илья.
Гришкины веки дрогнули.
– Маш, быстрей.
Она влетела в спальню.
– Бегу, там тараканов столько! – морщилась Марья, подавая стакан воды и собственный платок.
– А вот за воду спасибо, Машка, – тихо проговорил Григорий.
Спасатели вздрогнули и одновременно уставились на внезапно заговорившего больного.
– Господи, как я рада, – всхлипнула Марья. Илья деликатно помалкивал.
– А где Илларион? – поинтересовался Гриша, глотнув воды.
– У меня дома, в наручниках. Мы его арестовали. Ты сумеешь двигаться? – Машка оживала.
Вольский допил воду и попросил добавки.
– Да. Я встану, но вы мне должны помочь. Немного. – Он помолчал и спросил: – Мы – это кто?
– Мои новые друзья. Илья Петрович Андреев, – Машка жестом указала на своего спутника, – и Анатолий Михайлович Печкин, он ждет нас у меня. Кстати, и Илларион там же.
– Коротко и ясно, – задумчиво обронил Гриша.
– Гришка, я больше не могу выносить этого кошмара, расскажи мне немедленно всю правду. – Марья трясла Вольского за руку. – Немедленно.
– Не получится, – возразил Григорий. – Первым делом самолеты. Я так рад возможности покинуть этот негостеприимный дом, что хочу сделать это как можно быстрее.
Андреев помог Григорию подняться, Вольский захватил любимую трубку, и они направились к выходу.
На дворе лил дождь, гремел гром. Уличные фонари тускло светили. Вольский прерывисто дышал открытым ртом.
– Свобода! – заорал Гришка. – Свобода!
Через десять минут они ввалились в квартиру Сергеевой.
Машка распахнула окно и холодный воздух заполонил кухню.
– Гриш, я тебя покормлю, но если ты в состоянии говорить, то объясни нам хоть что-нибудь в этой жуткой истории.
Вольский прислонил голову к стенке и обвел всю компанию внимательным взглядом.
– Я думаю, что Илларион уже прояснил некоторые моменты. Собственно, объяснять больше нечего.
– Гриш, а ты в Малаховке, на даче, был? Ты мне дверь отпер?
– Сложный вопрос. Физически не был, Маруся, но некоторым образом все же присутствовал. И немного тебе помог.
– А в Ницце из моря кто меня вытащил?
– Видимо, местный житель, предположительно француз, – засмеялся Вольский.
– Я ведь серьезно тебя спрашиваю. Кто? – покраснела Машка.
– Сдаюсь. Та же занятная история. Похоже, что я тебя вытащил. Но не думаю, что данный вопрос относится к категории важных. Сейчас вы потребуете изложить причины и способы. А мне очень кушать хочется. Маш, покорми страдальца.
– Гриша, изложи, пожалуйста, причины и способы, – взмолилась Марья. – А я тебе котлетки разогрею.
Она включила газ под сковородой и бухнула пять котлет.
– Доступ через информационное поле был открыт. Явление редкое и уникальное. Как тебе это удалось, Маруся?
– Мне удалось открыть доступ? – изумилась Машка и перевернула котлеты.
«Ах, силы небесные, доступ я открыла! Когда? Где? Батюшки, так и в свои необыкновенные дарования поверить недолго». Сергеева задрала подбородок вверх.
– Именно тебе. С кем ты общалась перед поездкой на дачу в Малаховку? Где была?
– Я была на сеансе у экстрасенса, Лены Коршуновой, она почему-то называет себя посредником. И прошла через жуткую процедуру установления канала связи то ли с космосом, то ли с энергетическими полями информационного поля, то ли еще с чем-то. Я старалась особо не вникать. Не до того мне было.
Григорий вздернул брови.
– Вопрос исчерпан.
Машка покачалась из стороны в сторону.
– Ничего себе исчерпан. Где, спрашивается, нормальное объяснение? По какому праву ты молчишь? Я требую вразумительных, конкретных и доступных каждому комментариев. Почему я должна верить в каналы связи, информационные поля и прочие ужасы?
– Знаешь ли ты, Маруся, что такое электрический ток? – Гришка с урчанием проглотил первую котлетку.
– Знаю, электроны двигаются, – напряглась Машка. С физикой у нее были сложные и запутанные отношения.
«Подумаешь, сложность. Поток положительных и отрицательных электронов. Разноименные притягиваются, а одноименные отталкиваются».
Сергеева фыркнула.
– А что?
– Отлично. Электроны эти самые ты видела? Осязала, обоняла? Нет, потому что тебе еще в школе постановили, что есть электроны и есть движение электронов, из которого вытекает наличие электрического тока и всего, что к нему прилагается. Верно? – исчезла вторая котлетка. Вольский продолжал:
– Но из этих постановлений вовсе не следует, что лично тебе понятна природа возникновения электрического тока или природа электромагнитных полей. Больше того, непонятно данное явление не только тебе. В науке к данной теории существует гораздо больше вопросов, чем ответов. А ты желаешь и требуешь нормального объяснения каналов связи. Прими к сведению, что каналы существуют. А раз они существуют, то, следовательно, и функционируют. То есть существует нечто такое, что по этим каналам связи передается.
Вольский закончил трапезу и достал коричневую трубку. Из кармана вынул кисет, набил трубку табаком. Аккуратно раскурил ее и расслабился.
Вкусный, густой дым, свитый в колечки, медленно поплыл к потолку.
– Собственно, моя миссия окончена. И есть у меня подозрения, что Илларион вам уже расписал все в деталях. – Он помолчал и вдруг забеспокоился. – Теперь о главном, надеюсь, моя синяя папка в надежном месте? – встревоженно спросил Вольский у Печкина.
– Да, она у меня в сейфе, я вам сегодня же ее верну, – успокоил Гришу Анатолий Михайлович.
– Замечательно. Просматривали записи?
– Попытался, но, честно говоря, ничего не понял.
– Само собой, я все свои настоящие расчеты уже давно уничтожил. А в папке оставались черновые и по сути своей неверные работы.
– А для чего же тогда вся эта паника и плач Ярославны?
– Для Иллариона, чтобы он переключился на папку.
– Лихо.
Машку раздирало любопытство.
«Ну что они обсуждают. Ерунду всякую! Когда самый главный животрепещущий вопрос так и не задан». Терпение не входило в число добродетелей Марии.
Она потрясла Вольского за плечо, требуя предельного внимания, и, заглядывая ему в глаза, строго спросила:
– Подожди, так ты входишь в этот Союз Девяти или нет?
– Маш, конечно, я не вхожу в Союз. В Союз Девяти не входят люди из плоти и крови. Это определенные силы, контролирующие все события на Земле.
– Ну ты же кричал, что имеешь к Союзу отношение! – возмутилась Машка.
– Да, имел. Я выполнял роль их оператора, миссионера, посредника, исполнителя, назови, как хочешь, но с сегодняшнего дня я обыкновенный человек, как и вы все. Мой срок закончился. Финиш, дамы и господа. Финита ля комедия.
– Все, стоп, – простонал Печкин. – Пардон, конечно, но нельзя ли ближе к суровой действительности. Господин Вольский, имеете ли вы претензии к господину Игнатьеву?
– Нет, – твердо заявил Вольский.
– Я же говорил, он не будет со мной судиться, и вообще у меня скоро будет французское гражданство, – торжествовал Игнатьев.
