– Чайник ставь, добрая женщина, холодно, однако. Картошечка нынче не подгорела? Замечательно. Насколько мне известно, у тебя тоже день рождения скоро?
– Ага. Только восторга я не испытываю. Старею, наверное, – пробурчала Тонька. – Прекрасно выглядишь.
Машка всегда отличалась удивительной красотой. Но сейчас буквально сияла. В каждой черточке сквозили здоровье и счастье.
– Ну извини, я уж и забыла, сколько тебе стукнет. Сорок четыре?
– Маш, на такие ошибки некоторые впечатлительные дамы реагируют остро. Ты что, какие сорок четыре, сорок два мне стукнет. А выгляжу я, скорее всего, моложе. Ты поосторожней с прогнозами для подруг.
Подруги втиснулись в крохотную кухню Александровой.
– На соленое тебя не тянет? Не тошнит? – ехидно поинтересовалась Тонька.
– Не тошнит вообще. И на огурцы соленые не тянет. Я вот хожу и спрашиваю себя, что бы это значило. Здоровье богатырское? Ты что думаешь по этому поводу?
– Меня тоже не тошнило первые четыре месяца. Повезло в этом смысле. – Тонька значительно помолчала и спросила: – А планы какие?
– Планы грандиозные. На Новый год собираемся с Ильей в Эмираты. Погоды там в это время года замечательные, – гордо ответила Машка. – Воздух – тридцать пять. Тепло, солнце, воздух, бассейн. Тонька, прекращай булки трескать. От них только вред да прибавка в весе значительная. Куда ты вторую лупишь? – возмущалась Марья.
– Ну что у тебя за характер? Любишь ты людей воспитывать.
– Чем тебе мой характер не угодил, вздорное сокровище? – полюбопытствовала Машка.
– Я – вздорное? Да я что? Я – ничего, а вот Илюше, наверное, достается по первое число! Скажешь, не так?
– Мне можно. Я, между прочим, первый год замужем. Происходит притирка друг к другу. А это процесс непростой.
– А ребенка планируете?
– Поживем – увидим, но Андреев говорит: непременно надо планировать. Вот веселье-то будет!
– Маш, творог хочешь? У меня свежий творог, вся семья его обожает, кроме меня. Будешь?
– Ладно, давай и творог, и чай, а вот булочку необязательно. Меня на булочки тоже тянет, но я терплю. Исключительно утром употребляю. А больше ни-ни. Смешно, правда?
Машка аккуратно примостилась на стул.
– Не очень, ты сколько в весе прибавила? – задумчиво съязвила Тонька.
– Нисколько, – бесшабашно ответила Машка. – Я зарядку делаю. И ем по расписанию. Конечно, не всегда удается, но я стараюсь.
Александрова заварила чай и выставила творог.
– А как знаменитый Гришка поживает?
– Давно я его не видела, но в последний раз вроде все наладилось у него. – Машка с удовольствием отпила чай. – Работает, процветает и любовь на горизонте маячит. Ты лучше мне про себя расскажи. Как работа?
– Тьфу-тьфу. У меня столько расплодилось волшебных витаминов, что даже удивительно. Могу поделиться и отсыпать. Процветаем. Скоро, наверное, всей семьей ПМЖ поменяем. Вовчику я присмотрела грандиозный подарок. Проснулся он как-то раз утречком, а под окнами Nissan Patrol, весь в ленточках и цветочках. Презент от всей души. Очень получилось симпатично и трогательно. А если говорить серьезно, то надо взяться за языки, предварительно поборов свою патологическую лень. И тогда исполнится хрустальная мечта моего детства. Европа – дом родной. Однако страну пока не выбрала, поэтому и с языком неясно. – Тонька повздыхала. – Что ты сказала о Вольском, я уже забыла?
– Гришка все-таки влюбился, есть у Андреева такое мнение.
– Здорово. В блондинку с синими очами? – Тонька пошевелила бровями. – Я рада за тебя, за Андреева и за Вольского, и за его предполагаемую любовь тоже. А главный злодей, Илларионушка? Процветает?
– Это вопрос непростой. Сложный. Смотря, с какой стороны оценивать.
– Оцени, пожалуйста, всесторонне, любопытно – страсть. – Глаза у Тоньки загорелись.
– Я, конечно, многих деталей не знаю, но живет он попеременно то во Франции, то в России. И поговаривают, что женился.
– Кто поговаривает?
– Ольга с Толиком, кто ж еще.
– Ох и достанется бедной женщине, связавшей свою судьбу с Игнатьевым. Не повезло ей. Значит, сам Илларион Егорович процветает по всем статьям.
– Не сказала бы, – мрачно отозвалась Машка.
– Почему?
– Гришка сказал, что… – Марья прислушалась к шороху. – Кто это?
– Не отвлекайся, ты продолжай, так что сказал Гришка? Наверное, соседи газету читают, стены у нас тонкие, все слышно.
– Я могу передать только приблизительный смысл его высказывания, потому что дословно мне это не под силу.
– Знаешь, Маш, если бы не наша давняя дружба, я бы уже потребовала извинений, ближе к тексту, не тормози.
– Не подгоняй, дай сосредоточиться. Вобщем, когда мы организовали все с распиской у нотариуса, все досконально обговорили, Илларион повеселел, ожил, распетушился. А Вольский на него всю дорогу с жалостью посматривал. Когда мы расстались с Илларионом окончательно, то я пристала к Гришке с расспросами. А он сначала отмахивался, а затем все-таки растолковал мне очередную теорию.
По его словам выходит, что в недалеком будущем Игнатьева ждут большие проблемы, он даже сказал о непомерно высокой цене расплаты.
– Требую уточнений. В чем заключается расплата? – выпалила Тонька.
– Не знаю, отстань. Какая тебе разница.
– Ничего себе заявление, – обиделась Александрова.
– Не знаю, какая расплата, и меня сия проблема уже не волнует. Может, он жить вечно будет и всех переживет или попадет в крутую секту, – распалилась Машка. – Я еще кое-что не рассказала. Главное. Я поняла, что мы все живем неправильно, не с тем посылом. Мы часто злимся, ругаемся, ссоримся, лжем. А потом удивляемся тому, что мир несправедлив. А мир справедлив. Он откликается. Резонирует.
Каждый человек выплескивает во внешний мир свои эмоции, чувства, мысли, слова. И соответственно этому выплеску внешний мир адекватно реагирует на каждую отдельно взятую особь. Из чего, грубо говоря, вытекает, что ежели ты нахамила кому-нибудь, то в обязательном порядке получишь порцию яда обратно из внешнего мира.
– Ну, это известная теория, по-моему, в каждой религии есть похожие постулаты. Даже в буддизме. Да и в Библии прописано: не укради, не завидуй и так далее. Все об этом знают.
– Прописано, не спорю. И знать народ знает, но не соблюдает. А стремиться надо к идеалу. Хотя бы стремиться. А мы?
– Маш, не огорчайся. Все образуется. Меня знаешь, что волнует? Ограбление у Городницкой Василисы Аркадьевны. С какой стати Игнатьев забрал щетку, тапочки, лампочки?
Машка удовлетворенно улыбнулась.
– А ты не догадываешься?
– Ни в одном глазу.
– Илларион попросил свою секретаршу, Валерию Огурцову, о помощи, сказал, что, дескать, его близкая старая родственница переезжает в другой район и надо помочь ей собрать вещи. Он не мог допустить, чтобы Валерия поняла, что он имитирует ограбление. Поверила ли ему Валерия, я не знаю, но вещи собрать помогла и начала с хозяйственных мелочей типа тапочек, зубных щеток, моющих средств и прочих личных атрибутов. Все мелочи она сложила в пакет и передала Игнатьеву. А крупные вещи они сложили у дворника. Причем Илларион объяснил, что за ними приедет машина, только чуть позже. Это был первый заход. А во второй заход он все вещи один выносил и брал, что под руки попадется.
– Действительно, воображение у него работает в режиме нон-стоп, – констатировала Тонька. – Какое счастье, что все закончилось без трагических последствий.
В дверь позвонили.
– Кто это? – удивилась Тонька и поплелась в прихожую. – Я никого не жду. Странно.
– В глазок посмотри, прежде чем открывать. – Машка подскочила к Александровой и тяжело задышала Тоньке в спину.
– Не пыхти, а то у меня внимание рассеивается, – прошипела Тонька.
– Это Гришка! – с облегчением выдохнула Александрова, обернувшись к Машке.
Подруги распахнули дверь, и Григорий Вольский вступил в дом.
– Сюрприз. Надеюсь, приятный. – Он галантно поцеловал ручку Машке, а затем и Тоньке. – Разрешите ворваться?
– Конечно, заходи. Какими судьбами? – щебетала Мария.
– Не пугайтесь, дамы, я буквально на минутку. Решил попрощаться с вами. Не угостите ли меня кофе?
– Только не разувайтесь, не надо, – волновалась Тонька.
Как его величать-то? На «вы» или на «ты»? Машкиного друга можно на «ты», но представителя Союза Девяти и вообще человека незаурядного нельзя. Только на «вы» и с придыханием.
Вольский просочился на кухню, занял самый неудобный стул и радостно воззрился на дам.
– Я прошу прощения, но в данный момент я чрезвычайно тороплюсь, поэтому позволил нарушить ваше уединение. Я попрощаться пришел, Маш, – печально сообщил Григорий Вольский.
Тонька засуетилась, уронила сначала ложку, потом нож и сахарницу.
«Как снег на голову! Или Машка знала о предполагаемом визите и просто забыла предупредить? А у меня беспорядок кругом. И пол протирала аж вчера утром, и подоконники пыльные, и вся плита заставлена кастрюлями. На голове – кошмарная косыночка в голубенький цветочек. Снять ее немедленно».
