class="p1">Душу царапает злость, заставляя снова и снова вспоминать то унижение, что мне пришлось пережить.
Бегу по дороге, часто всхлипывая и вытирая слезы. Пыль улеглась по обочинам, все словно притихло в ожидании чего-то. Слышу, как в траве что-то шуршит. Присмотревшись, замечаю что-то похожее на тонкий лоскут ткани серебристо-черного цвета. Странно, он кажется мне очень знакомым, будто я когда-то держала такой в руках.
Лоскут начинает двигаться, и я понимаю, что это змея. Она поглядывает на меня злобными зелеными глазками, словно смеясь надо мной. Змейка шипит и вскоре скрывается в траве, а я продолжаю путь. Решаю дойти до деревни, погулять на ярмарке и немного развеяться.
Подходя к мосту, замечаю вдали что-то похожее на шатер. До деревни идти не меньше получаса. Кто же поставил свой шатер здесь?
Подхожу поближе, чтобы посмотреть. Цветастый красно-желтый шатер так и зазывает покупателей. Прилавок ломится от разнообразных тканей, тесьмы, бусин, цепочек, ниток. Надо же, какая удача! Ткани, одна прекраснее другой, сияют вышивкой и переливаются всеми цветами радуги, сверкая на солнце. Такое великолепие! Меня привлекает светло-голубая шелковая ткань с вышивкой. Прекрасная работа!
А рядом с ней черная, как уголь, расшитая золотом. Я осторожно переворачиваю отрез, чтобы лучше его рассмотреть.
Как из ниоткуда появляется торговка. Загорелая седовласая старуха в тюрбане на восточный манер. Лицо у ее сморщенное, словно земля пустыни, высохшая и выгоревшая под лучами палящего солнца. Массивные серьги из темного металла с камнями цвета ночи выглядывают из-под тюрбана. Она одета во все черное, шитое золотом и отделанное парчой.
— Что? Понравился тебе мой товар? — скрипит она.
— Да, все очень красивое!
— Ну, коль понравилось, так покупай!
Я стою, растерянно глядя на нее. Кошелек я с собой не взяла…
— Что смотришь? Понравилось, так покупай! — шипит старуха, прищурив свои зеленые глаза.
— У меня с собой нет денег. — опустив глаза, отвечаю ей.
— А что ж ты все руками-то хватаешь, если денег нет?!
— Кошелек забыла, к сожалению.
— Так и нечего тогда мой товар трогать! Вот! Ткань помяла, испачкала! Нищенка! Оборванка!
— Я не нищенка! — обида и злость вновь вспыхивают в душе, заставляя слезы выступить на глазах.
— Ты мне ткань попортила! Как я ее продам? Плати за то, что испачкала!
— У меня руки чистые, я ничего не пачкала!
— А откуда ж тогда это?!
На черно-золотом отрезе действительно грязь, но еще минуту назад он был чистым, и испачкать его я не могла.
— Не знаю. Может, вы сами его испачкали!
— Это все ты, нищая оборванка! Ты все испортила! Забирай теперь этот хлам себе! — торговка швыряет ткань мне в лицо.
— Да заберите вы свое сокровище, мне ничего от вас не надо! — горечь обиды и злость захлестывают меня.
В гневе кидаю ткань обратно на прилавок.
Сверток касается прилавка, раздается грохот, похожий на раскаты грома, и в небо поднимается огромное черное облако, которое тут же спускается вниз, накрыв мне с головой. Я пытаюсь закрыть лицо руками, защищаясь от него, но я не в силах. Тьма застилает все от неба до земли.
Громко смеясь, старуха подбегает ко мне и срывает с шеи кулон. В растерянности я опускаюсь на колени, все еще пытаясь закрыться от нависшей надо мной тьмы.
Поднимаю глаза и смотрю на старую торговку. Ее лицо меняется и будто молодеет. Я узнаю в нем знакомые черты.
Ее глаза. Злые змеиные глаза! Как я могла забыть их!
— Я ведь говорила тебе, фея! Ты ошибешься! Видишь, на этот раз моя взяла, я победила!
Мадам Ивонн! Еще мгновение, и она становится такой, какой я видела ее прежде.
Все мое тело пробивает дрожь. Совершенно без сил я сижу на дороге, глядя на ведьму. Она продолжает хохотать, и шатер вместе со всеми богатствами превращается в пыль.
— Твоя сила — то, что мне нужно! А тебе вовек не избавиться от заклятия! Теперь никто! Никто не услышит и не увидит тебя! Тебе ведь нравилось становиться невидимой? И к людям ты вернуться не сможешь, все дороги для тебя закрыты! — она злобно хохочет и, развернувшись, исчезает в черной дымке.
Я поднимаюсь и пытаюсь отряхнуть с себя пыль. Оглядываюсь по сторонам. Все как прежде, только мир будто потускнел. Иду по дороге, но не дойдя до моста, останавливаюсь. Передо мной стоит незримая преграда, и преодолеть ее у меня нет сил. К замку мне не пройти! Разворачиваюсь и иду в сторону деревни, где должна проходить ярмарка, но и туда попасть не могу. Мимо проезжает телега, и я понимаю, что извозчик меня не видит. Кричу, но все тщетно…
В отчаянии сворачиваю в лес, сажусь под деревом и горько плачу.
Крестная говорила мне, предупреждала! Я не должна была позволить гневу взять над собой верх! И мадам Сусанна говорила мне о том же. И теперь я жестоко наказана!
Я одинока и отрезана от всего мира, и никто не может мне помочь! Во всем виновата только я сама.
Не знаю, сколько времени проходит, но я засыпаю под деревом. Проснувшись, вижу, что солнце уже почти село и приближается ночь.
Вдруг за деревом что-то шуршит. Я испуганно прислушиваюсь.
— Кто там? — спрашиваю, хотя знаю, что меня не услышат.
Из-за дерева выглядывает маленькая девочка… Нет, это девушка, жительница маленькой деревни. Я знаю ее. Она похожа на цыганку.
— София! — зовет она.
— Как? Ты слышишь и видишь меня?
— Да, тебя не видят только люди. А мы видим.
— Друзья, я всегда вам помогала! Помогите мне! — уже не пытаюсь сдержать слезы.
— София, мы тебя никогда не бросим, иди за мной. В нашей деревне тебе всегда рады, что бы ни случилось!
Глава 27
Над лесом сгущаются сумерки, небо темнеет, и вот-вот на землю опустится ночь. Небо затянуто плотным покрывалом облаков, луна прячется в тумане, а звезды так и не появляются. Лес затих, птицы уснули, и только сова зловеще ухает у реки.
— София, не отставай! — кричит мне Зарина, освещая перед собой дорогу маленьким фонарем. Внутри стеклянной чаши теплится крошечный огонек, который едва может осветить лесную тропинку.
Черноволосая девушка без остановок бежит по дорожке, а я следую за ней, постоянно цепляясь за кусты. Подол платья уже порван в клочья, я падаю на землю, поскользнувшись на мокрой траве, но встаю и продолжаю путь.
Наконец мы добираемся до поляны.
Издалека замечаю огоньки в окнах. Фонарь в руках Зарины, свет в окошках домов — все это напоминает мне о Даниэле, о том вечере, когда он показал мне
